Однако услыхав про палочки, мигом потеряли к рассказчику всякое доверие и принялись укорять его за слишком буйное воображение. Но воевода, не обращая внимания на перемену настроений аудитории, продолжал говорить о тамошнем кодексе чести «Путь воина», о забавных видах рукопашного боя «Пустая рука», «Мягкий путь» и «Искусство ловкости», которые, однако, в подметки не годятся рысскому способу «Собор». Под конец же сказал задушевно:
- А еще у них очень интересная поэзия. Называется танк, что значит «короткая песня». Это такие стихи из пяти строчек. Без рифмы, что нам непривычно, но зато с глубокими мыслями. Одна беда - чтобы правильно понять, о чем говорится в стихе, нужно хорошо знать обычаи Яматераску, ихний образ жизни, историю, ну и так далее.
- Интересно, что тут говорить, - задумчиво сказал Борис, который сам не чужд был изящного искусства. - Послушать бы в хорошем переводе.
- Переводил я, - погрустнел Златогор. - Только не мне судить, удачно ли вышло.
- Не скромничай, знаем мы твои способности, - сделав свирепое лицо, сказал Сумук. - Читай.
Златогор признался, что помнит далеко не все свои переводы, но все-таки прочитает две танки поэта-самурая Будокана Коно. Воин сей жил не в Киото, столице Яматераску, а где-то в захолустье, а потому в его стихах из цикла «Времена года» проскальзывают лишь запоздалые отголоски бурных событий, потрясавших центр империи.
- Что, все стихи только про политику? - обрадовался Пушок.
- Нет-нет, лирика тоже есть. Потом почитаю, а пока вот послушайте, называется «Середина осени». - И Златогор продекламировал:
Вновь навестил нас октябрь, освежая дождями.
В древней столице Киото
Боевые слоны растоптали Народное Вече.
Но почему ж в октябре?
Ведь в августе дождь был теплее.
Стихи понравились, хотя не все поняли, чем август мог быть лучше октября. Вышел даже небольшой спор. Одни восторгались: как, мол, тонко подметил автор, что осень прохладнее конца лета. Другие подозревали, что в августе был день рождения какого-то важного в тех краях святого духа. Чтобы прекратить пустопорожние разговоры, потребовали читать любовную лирику. Воевода с готовностью продекламировал танку «Апрель»:
Полно грустить, самурай,
Если гейша тебе изменила,
О харакири не думай!
Вспомни, дружище:
Кривы были ноги неверной.
- Глубоко! Здорово! Молодчина! - восторженно завопили князья, приняв услышанное близко к сердцу.
- Действительно, чего страдать по стерве, особливо ежели она кривоногая, - подытожил Микола Старицкий. - Хотя иной раз - прямо жить не хочется, когда хорошая девка такой фортель выкинет.
С ним согласились, выпили за женщин и немного поговорили о них же. На Сумукдиара накатила вдруг острая тоска, и он решительно встал.
- Поброжу, - сказал гирканец. - Заодно посты проверю.
- Шел бы лучше спать, - посоветовал Леня Кудряш. - Ты ж зеленый, аки дракон ползучий.
- Я, когда перепью, не могу заснуть, - объяснил Су-мук. - Надо малость освежиться.
Хлебнув прохладного огуречного рассола, гирканец вышел из шатра. Несмотря на бриз, было жарко, и он неторопливо шел, перекинув через плечо свернутый кафтан. Ночь стояла чудная: ярко светили звезды, благоухали травы, самозабвенно стрекотала мелкая степная живность, где-то вдалеке ржали кони, трубили мамонты и рычали драконы. Лагерь спал, лишь кое-где бряцало оружие, да изредка перекрикивались часовые. Люди как бы слились в единое целое с природой, растворившись в прелести мироздания. Как обычно, сами собой улетучились всякие мысли о грядущих сражениях, о смерти, о жестокости. Нет, не могло, не смело торжествовать Зло в этаком восхитительно совершенном мире!
Он медленно прошел вдоль цепочки сторожевых застав. Часовые исправно окликали его, требовали назвать условное слово, придирчиво светили в лицо факелами, желая убедиться - свой ли это. Но смутное беспокойство все-таки не отступало, а, напротив, усиливалось, чем ближе подходил он к сектору, охраняемому сарматскими воинами. Словно бы сверхъестественное чутье подгоняло гирканца в этом направлении.
Вроде бы не происходило ничего тревожного. Горели костры, да и караульные отнюдь не все дремали. Где-то в глубине лагеря тянули заунывную песню под удары бубнов, слабый ветерок шевелил знамя, на котором была вышита желтая гиена. Тем не менее Сумук не сомневался: вот-вот случится что-то ужасное. Сжимая эфес сабли, он прибавил шагу, огибая шатры сарматов.
Он взбежал на курган, чтобы оглядеть степь. Здесь стоял сарматский пост - трое дремали, четвертый лениво покуривал анашу. А в сотне шагов от них торопливо удалялась фигурка, закутанная в плащ.
- Куда смотрите? - злобно прошипел Сумук. - Лазутчики шастают, словно у себя дома!
Лениво отмахнувшись, обкурившийся часовой расслабленно пробормотал:
- Слушай, зачем шумишь, какой такой лазутчик… Это женщина, к сотнику Надиру приходил… Такой любовь был - чуть шатер не сломался.
И действительно, магическое зрение подтвердило, что от лагеря удаляется женщина, окруженная облаком восторгов, какие рождаются после бурной страсти.
Даже самые сильные из волшебников не лишены маленьких чисто человеческих слабостей, и Сумуком овладело неодолимое желание посмотреть, на что похожа эта бабенка. Он привычно пустил в ход магическое зрение, но, к превеликому своему изумлению, ничего не добился - девка была защищена очень сильными чарами. К тому же хварно ее оказалось невероятно - что называется, до боли! - знакомым…
Поняв, что узнана, Динамия не сбавила шага, а, напротив, поспешила скрыться в темноте.
Глава 19
БИТВА
Накануне в небесах над Пустынным Перекрестком разразилось грандиозное сражение. Утром рыссы бросили на подходившие с востока колонны сюэней три четверти своих летающих драконов, истребили пламенем, хищными птицами и выстрелами арбалетов несколько сот гадовранов, проутюжили огнем передовые полки Орды. Поневоле врагу пришлось поднять в воздух своих драконов, две огромные стаи крылатых чудовищ сцепились в беспорядочной схватке. К середине дня, когда бой закончился, выяснилось, что Орда потеряла вдвое больше летучих огнедышащих зверей. Ближе к ужину рыссы повторили налет, но низко не спускались, а только имитировали атаки, вынуждая сюэней выпускать гадовранов на верную смерть в потоках пламени.
Вечером того же дня стороны завершили сосредоточение своих сил, и теперь Сумук, стоя на холме, видел два войска, изготовившихся к решающей схватке. Выставив в первую линию пехотные отряды и расположив позади них кавалерию, боевых зверей, метательные механизмы и прочие творения ратной науки, обе армии ждали сигнала о начале неминуемого побоища.
- Агабек, вас ждут, - с низким поклоном обратился к нему посыльный. - Их величество просили передать…
- Иду-иду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
- А еще у них очень интересная поэзия. Называется танк, что значит «короткая песня». Это такие стихи из пяти строчек. Без рифмы, что нам непривычно, но зато с глубокими мыслями. Одна беда - чтобы правильно понять, о чем говорится в стихе, нужно хорошо знать обычаи Яматераску, ихний образ жизни, историю, ну и так далее.
- Интересно, что тут говорить, - задумчиво сказал Борис, который сам не чужд был изящного искусства. - Послушать бы в хорошем переводе.
- Переводил я, - погрустнел Златогор. - Только не мне судить, удачно ли вышло.
- Не скромничай, знаем мы твои способности, - сделав свирепое лицо, сказал Сумук. - Читай.
Златогор признался, что помнит далеко не все свои переводы, но все-таки прочитает две танки поэта-самурая Будокана Коно. Воин сей жил не в Киото, столице Яматераску, а где-то в захолустье, а потому в его стихах из цикла «Времена года» проскальзывают лишь запоздалые отголоски бурных событий, потрясавших центр империи.
- Что, все стихи только про политику? - обрадовался Пушок.
- Нет-нет, лирика тоже есть. Потом почитаю, а пока вот послушайте, называется «Середина осени». - И Златогор продекламировал:
Вновь навестил нас октябрь, освежая дождями.
В древней столице Киото
Боевые слоны растоптали Народное Вече.
Но почему ж в октябре?
Ведь в августе дождь был теплее.
Стихи понравились, хотя не все поняли, чем август мог быть лучше октября. Вышел даже небольшой спор. Одни восторгались: как, мол, тонко подметил автор, что осень прохладнее конца лета. Другие подозревали, что в августе был день рождения какого-то важного в тех краях святого духа. Чтобы прекратить пустопорожние разговоры, потребовали читать любовную лирику. Воевода с готовностью продекламировал танку «Апрель»:
Полно грустить, самурай,
Если гейша тебе изменила,
О харакири не думай!
Вспомни, дружище:
Кривы были ноги неверной.
- Глубоко! Здорово! Молодчина! - восторженно завопили князья, приняв услышанное близко к сердцу.
- Действительно, чего страдать по стерве, особливо ежели она кривоногая, - подытожил Микола Старицкий. - Хотя иной раз - прямо жить не хочется, когда хорошая девка такой фортель выкинет.
С ним согласились, выпили за женщин и немного поговорили о них же. На Сумукдиара накатила вдруг острая тоска, и он решительно встал.
- Поброжу, - сказал гирканец. - Заодно посты проверю.
- Шел бы лучше спать, - посоветовал Леня Кудряш. - Ты ж зеленый, аки дракон ползучий.
- Я, когда перепью, не могу заснуть, - объяснил Су-мук. - Надо малость освежиться.
Хлебнув прохладного огуречного рассола, гирканец вышел из шатра. Несмотря на бриз, было жарко, и он неторопливо шел, перекинув через плечо свернутый кафтан. Ночь стояла чудная: ярко светили звезды, благоухали травы, самозабвенно стрекотала мелкая степная живность, где-то вдалеке ржали кони, трубили мамонты и рычали драконы. Лагерь спал, лишь кое-где бряцало оружие, да изредка перекрикивались часовые. Люди как бы слились в единое целое с природой, растворившись в прелести мироздания. Как обычно, сами собой улетучились всякие мысли о грядущих сражениях, о смерти, о жестокости. Нет, не могло, не смело торжествовать Зло в этаком восхитительно совершенном мире!
Он медленно прошел вдоль цепочки сторожевых застав. Часовые исправно окликали его, требовали назвать условное слово, придирчиво светили в лицо факелами, желая убедиться - свой ли это. Но смутное беспокойство все-таки не отступало, а, напротив, усиливалось, чем ближе подходил он к сектору, охраняемому сарматскими воинами. Словно бы сверхъестественное чутье подгоняло гирканца в этом направлении.
Вроде бы не происходило ничего тревожного. Горели костры, да и караульные отнюдь не все дремали. Где-то в глубине лагеря тянули заунывную песню под удары бубнов, слабый ветерок шевелил знамя, на котором была вышита желтая гиена. Тем не менее Сумук не сомневался: вот-вот случится что-то ужасное. Сжимая эфес сабли, он прибавил шагу, огибая шатры сарматов.
Он взбежал на курган, чтобы оглядеть степь. Здесь стоял сарматский пост - трое дремали, четвертый лениво покуривал анашу. А в сотне шагов от них торопливо удалялась фигурка, закутанная в плащ.
- Куда смотрите? - злобно прошипел Сумук. - Лазутчики шастают, словно у себя дома!
Лениво отмахнувшись, обкурившийся часовой расслабленно пробормотал:
- Слушай, зачем шумишь, какой такой лазутчик… Это женщина, к сотнику Надиру приходил… Такой любовь был - чуть шатер не сломался.
И действительно, магическое зрение подтвердило, что от лагеря удаляется женщина, окруженная облаком восторгов, какие рождаются после бурной страсти.
Даже самые сильные из волшебников не лишены маленьких чисто человеческих слабостей, и Сумуком овладело неодолимое желание посмотреть, на что похожа эта бабенка. Он привычно пустил в ход магическое зрение, но, к превеликому своему изумлению, ничего не добился - девка была защищена очень сильными чарами. К тому же хварно ее оказалось невероятно - что называется, до боли! - знакомым…
Поняв, что узнана, Динамия не сбавила шага, а, напротив, поспешила скрыться в темноте.
Глава 19
БИТВА
Накануне в небесах над Пустынным Перекрестком разразилось грандиозное сражение. Утром рыссы бросили на подходившие с востока колонны сюэней три четверти своих летающих драконов, истребили пламенем, хищными птицами и выстрелами арбалетов несколько сот гадовранов, проутюжили огнем передовые полки Орды. Поневоле врагу пришлось поднять в воздух своих драконов, две огромные стаи крылатых чудовищ сцепились в беспорядочной схватке. К середине дня, когда бой закончился, выяснилось, что Орда потеряла вдвое больше летучих огнедышащих зверей. Ближе к ужину рыссы повторили налет, но низко не спускались, а только имитировали атаки, вынуждая сюэней выпускать гадовранов на верную смерть в потоках пламени.
Вечером того же дня стороны завершили сосредоточение своих сил, и теперь Сумук, стоя на холме, видел два войска, изготовившихся к решающей схватке. Выставив в первую линию пехотные отряды и расположив позади них кавалерию, боевых зверей, метательные механизмы и прочие творения ратной науки, обе армии ждали сигнала о начале неминуемого побоища.
- Агабек, вас ждут, - с низким поклоном обратился к нему посыльный. - Их величество просили передать…
- Иду-иду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123