Но не просто так, не тупо. А как будто с каким-то двойным дном…
Да только поди тут разберись! Личико подленькое, глазки ух какие хитренькие – но ведь это же не настоящее его лицо! Всего лишь то, как художники нарисовали для него аватару. Все эти ужимки, все эти искорки в глазах – все это может быть всего лишь настройками его аватары. Может.
А может – и мимикой его самого, наложенной на нарисованного сатира… И так, и так может быть. Как угодно. Ни черта не понять!
– С системой бороться бесполезно, рогатый, – покачал головой сатир. – Либо ты под нее прогибаешься, либо она размазывает тебя по стенке. Третьего не дано. Поспеваешь, рогатенький? Вляпался – все, терпи и не выеживайся, а то будет еще хуже.
– Посмотрим, – сказал Леха.
– Да тут и смотреть нечего! Или думаешь, на таких умников, как ты, у фирмы методов нет? За целый год-то? Ха!
– Я отсюда выберусь.
– Что? – Сатир повернулся к Лехе боком, картинно приложил руку к уху. – Что-что?
Издевается, гад…
– Я. Отсюда. Выберусь, – медленно и четко повторил Леха.
– Правда? – Сатир старательно задрал кустистые брови. – И как же это ты отсюда выберешься?
Как…
Да, хотелось бы еще знать как…
Леха тряхнул мордой и упрямо повторил:
– Выберусь!
Должен выбраться! Иначе…
Какое-то время от тех двоих можно бегать – но что потом? Рано или поздно финты кончатся, и…
…Раскаленные плоскогубцы, танцующие в животе, выкручивая все внутри…
Леху передернуло. А ведь это всего лишь миниган. А огнемет…
К черту, к черту!
К дьяволу такие мысли. Должен выбраться отсюда. Должен!
– Ну-ну… – Сатир поджал губы. Процедил сквозь зубы, как выплюнул: – Уп-пертый…
И вдруг брови у него поползли вверх, а челюсть отвалилась, Сатир пораженно присвистнул – и смотрел он…
Неужели Пупсик притащил вместе с Красоткой еще кого-то?!
Леха дернулся влево, разворачиваясь, но не успел. Слишком поздно. Игроки уже загрузились, и время на подготовку истекло. Пространство вздрогнуло волной, каменные блоки метнулись навстречу, хватая, и швырнули наружу, в лощину…
Но еще успел услышать брошенное вдогонку:
– Легкой смерти!
И на этот раз в голосе сатира не было и тени издевки.
Часть вторая
САБОТАЖНИК
Какое же все-таки прелестное личико у Красотки… Эх, встретить бы такую в реале…
Леха вздохнул, подцепил труп Красотки на рог и поволок к холму. Мимо двух огромных тел, еще чадящих жирным дымом, – Пупсика и Крысенка. Почти близнецы: по два с лишним метра ростом, по два центнера накачанных мышц, по центнеру бронежилетов, по минигану… Даже лица почти одинаковые. Только у Пупсика ежик волос стального цвета, а у Крысенка – светло-светло-русый. И еще на плечевом щитке бронежилета надпись, выведенная красным распылителем: «Bite me». С юмором, гаденыш…
Этот порядочно кровушки попортил. Посообразительнее и Красотки и Пупсика. И сильно посообразительнее…
Обожженный бок ныл, левая задняя нога никак не желала шагать, лишь волочилась сзади. Пуля вошла куда-то между броневыми наростами и порвала сухожилие – чертов Крысенок!
Леха затащил труп Красотки на склон холма, сбросил с рога. Здесь, на склоне, было множество таких трупов. За два дня накопилось несколько десятков: и Пупсики, и Крысята, но больше всего Красоток.
Свеженькие, едва-едва начали разлагаться, почти целые. Ну, если не считать кроваво-черных ран от рогов, опалин от огнемета и развороченных ран от крупнокалиберных пуль минигана. Карапузы частенько попадали друг в друга.
Леха уложил Красотку, как она должна была лежать среди этих трупов. Вблизи сразу и не сообразить, а издали сразу видно, что лежат в строгом порядке.
Огляделся – нет ли туманных облачков, предупреждающих о загрузке игроков? – но все чисто. Пяти выносов подряд карапузам хватило, чтобы они рассорились вдрызг и ушли в чат выяснять, кто же из них виноватее.
Можно и к капищу…
Сатир ждал у самого входа. Последние полчаса он так и стоял, привалившись плечом к гранитному блоку. Ручки на груди, глазки с прищуром разглядывают Лехины подвиги. Как тот методично, раз за разом выносил трех карапузов. То протыкал рогами, то затаптывал, но чаще просто заставлял ошибаться и расстреливать друг дружку из миниганов или сжигать из огнемета.
– Значит, на блокпосту отсиделся, говоришь… – пробурчал сатир.
Леха с самым невинным видом кивнул, чуть пожав плечами, – ну да, отсиделся, откуда вообще взялись какие-то сомнения? – и тоже оглянулся на лощину.
От изумрудного и идеально ровного газона, травинка к травинке, ныне почти ничего не осталось.
Всю лощину перепахали очереди от миниганов – цепочки маленьких черных кратеров от разрывных пуль. Пропалины от струй огнемета, почти слившиеся в одно сплошное черное пятно, между которыми почти не осталось травы. Последние трупы Пупсика и Крысенка еще чадили.
Вокруг холма – это уже сам Леха постарался, орудуя огромными копытами, – чернели ямы и кучи вывороченной земли.
Целая сеть крошечных окопчиков. Перед каждым бруствер из трупа Пупсика или Крысенка – теперь уже и не узнать, кто где был, все сильно обгоревшие. Для того и нужны, чтобы принимать на себя очереди минигана и струи огня. Эти ребята и большие, и в тяжелых бронежилетах.
Красоткины трупы на такое не годились – маленькие и недолговечные. Очереди миниганов рвали их в клочья за один проход, а огнемет превращал в крошечную горсть обугленных черепков. Зато они годились для другого…
Самое главное оружие было выше, за этой полосой земляных укреплений. На склоне холма.
Отсюда, почти с двухсот метров, трупы складывались в буквы: «ЛОХИ». Это из трупов Крысенка и Пупсика. Повыше еще одно слово, на этот раз только из трупов Красоток. Подлиннее и еще недостроенное: «МАЛЕНЬК». Дальше начатое «И», пока только вертикальная спинка из двух трупов Красотки.
Эти простые буквы выводили из себя куланутую малышню, и выводили здорово, до поросячьего визга. Между делом они пытались раскидать эти буквы – и ошибались грубее и чаще.
Пупсик налегал на «лохов». Крысенок – этот явно посообразительнее, и его куда сильнее бесило недостроенное слово.
– И не стыдно тебе? – спросил сатир.
Леха покосился на него, но ничего не сказал.
– Они же дети! Тебе что, никогда не говорили, что глумиться над детьми нехорошо? Маленьких обижать – низзя!
Сейчас он говорил без тени иронии, но за два дня, проведенных здесь, Леха уже привык к этим постоянным подколкам.
– Дети – цветы жизни, – невозмутимо отозвался Леха. – Их либо в воду, либо в землю.
Сатир хмыкнул, а Леха вздохнул. Сатира-то можно провести на невозмутимом голосе. Вот если бы еще внутри был хоть след этой невозмутимости…
Ночью толком выспаться не удалось. Едва закроешь глаза – и тут же кажется, что именно сейчас на лугу взбухли туманные шары, пронзаемые желтыми вспышками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Да только поди тут разберись! Личико подленькое, глазки ух какие хитренькие – но ведь это же не настоящее его лицо! Всего лишь то, как художники нарисовали для него аватару. Все эти ужимки, все эти искорки в глазах – все это может быть всего лишь настройками его аватары. Может.
А может – и мимикой его самого, наложенной на нарисованного сатира… И так, и так может быть. Как угодно. Ни черта не понять!
– С системой бороться бесполезно, рогатый, – покачал головой сатир. – Либо ты под нее прогибаешься, либо она размазывает тебя по стенке. Третьего не дано. Поспеваешь, рогатенький? Вляпался – все, терпи и не выеживайся, а то будет еще хуже.
– Посмотрим, – сказал Леха.
– Да тут и смотреть нечего! Или думаешь, на таких умников, как ты, у фирмы методов нет? За целый год-то? Ха!
– Я отсюда выберусь.
– Что? – Сатир повернулся к Лехе боком, картинно приложил руку к уху. – Что-что?
Издевается, гад…
– Я. Отсюда. Выберусь, – медленно и четко повторил Леха.
– Правда? – Сатир старательно задрал кустистые брови. – И как же это ты отсюда выберешься?
Как…
Да, хотелось бы еще знать как…
Леха тряхнул мордой и упрямо повторил:
– Выберусь!
Должен выбраться! Иначе…
Какое-то время от тех двоих можно бегать – но что потом? Рано или поздно финты кончатся, и…
…Раскаленные плоскогубцы, танцующие в животе, выкручивая все внутри…
Леху передернуло. А ведь это всего лишь миниган. А огнемет…
К черту, к черту!
К дьяволу такие мысли. Должен выбраться отсюда. Должен!
– Ну-ну… – Сатир поджал губы. Процедил сквозь зубы, как выплюнул: – Уп-пертый…
И вдруг брови у него поползли вверх, а челюсть отвалилась, Сатир пораженно присвистнул – и смотрел он…
Неужели Пупсик притащил вместе с Красоткой еще кого-то?!
Леха дернулся влево, разворачиваясь, но не успел. Слишком поздно. Игроки уже загрузились, и время на подготовку истекло. Пространство вздрогнуло волной, каменные блоки метнулись навстречу, хватая, и швырнули наружу, в лощину…
Но еще успел услышать брошенное вдогонку:
– Легкой смерти!
И на этот раз в голосе сатира не было и тени издевки.
Часть вторая
САБОТАЖНИК
Какое же все-таки прелестное личико у Красотки… Эх, встретить бы такую в реале…
Леха вздохнул, подцепил труп Красотки на рог и поволок к холму. Мимо двух огромных тел, еще чадящих жирным дымом, – Пупсика и Крысенка. Почти близнецы: по два с лишним метра ростом, по два центнера накачанных мышц, по центнеру бронежилетов, по минигану… Даже лица почти одинаковые. Только у Пупсика ежик волос стального цвета, а у Крысенка – светло-светло-русый. И еще на плечевом щитке бронежилета надпись, выведенная красным распылителем: «Bite me». С юмором, гаденыш…
Этот порядочно кровушки попортил. Посообразительнее и Красотки и Пупсика. И сильно посообразительнее…
Обожженный бок ныл, левая задняя нога никак не желала шагать, лишь волочилась сзади. Пуля вошла куда-то между броневыми наростами и порвала сухожилие – чертов Крысенок!
Леха затащил труп Красотки на склон холма, сбросил с рога. Здесь, на склоне, было множество таких трупов. За два дня накопилось несколько десятков: и Пупсики, и Крысята, но больше всего Красоток.
Свеженькие, едва-едва начали разлагаться, почти целые. Ну, если не считать кроваво-черных ран от рогов, опалин от огнемета и развороченных ран от крупнокалиберных пуль минигана. Карапузы частенько попадали друг в друга.
Леха уложил Красотку, как она должна была лежать среди этих трупов. Вблизи сразу и не сообразить, а издали сразу видно, что лежат в строгом порядке.
Огляделся – нет ли туманных облачков, предупреждающих о загрузке игроков? – но все чисто. Пяти выносов подряд карапузам хватило, чтобы они рассорились вдрызг и ушли в чат выяснять, кто же из них виноватее.
Можно и к капищу…
Сатир ждал у самого входа. Последние полчаса он так и стоял, привалившись плечом к гранитному блоку. Ручки на груди, глазки с прищуром разглядывают Лехины подвиги. Как тот методично, раз за разом выносил трех карапузов. То протыкал рогами, то затаптывал, но чаще просто заставлял ошибаться и расстреливать друг дружку из миниганов или сжигать из огнемета.
– Значит, на блокпосту отсиделся, говоришь… – пробурчал сатир.
Леха с самым невинным видом кивнул, чуть пожав плечами, – ну да, отсиделся, откуда вообще взялись какие-то сомнения? – и тоже оглянулся на лощину.
От изумрудного и идеально ровного газона, травинка к травинке, ныне почти ничего не осталось.
Всю лощину перепахали очереди от миниганов – цепочки маленьких черных кратеров от разрывных пуль. Пропалины от струй огнемета, почти слившиеся в одно сплошное черное пятно, между которыми почти не осталось травы. Последние трупы Пупсика и Крысенка еще чадили.
Вокруг холма – это уже сам Леха постарался, орудуя огромными копытами, – чернели ямы и кучи вывороченной земли.
Целая сеть крошечных окопчиков. Перед каждым бруствер из трупа Пупсика или Крысенка – теперь уже и не узнать, кто где был, все сильно обгоревшие. Для того и нужны, чтобы принимать на себя очереди минигана и струи огня. Эти ребята и большие, и в тяжелых бронежилетах.
Красоткины трупы на такое не годились – маленькие и недолговечные. Очереди миниганов рвали их в клочья за один проход, а огнемет превращал в крошечную горсть обугленных черепков. Зато они годились для другого…
Самое главное оружие было выше, за этой полосой земляных укреплений. На склоне холма.
Отсюда, почти с двухсот метров, трупы складывались в буквы: «ЛОХИ». Это из трупов Крысенка и Пупсика. Повыше еще одно слово, на этот раз только из трупов Красоток. Подлиннее и еще недостроенное: «МАЛЕНЬК». Дальше начатое «И», пока только вертикальная спинка из двух трупов Красотки.
Эти простые буквы выводили из себя куланутую малышню, и выводили здорово, до поросячьего визга. Между делом они пытались раскидать эти буквы – и ошибались грубее и чаще.
Пупсик налегал на «лохов». Крысенок – этот явно посообразительнее, и его куда сильнее бесило недостроенное слово.
– И не стыдно тебе? – спросил сатир.
Леха покосился на него, но ничего не сказал.
– Они же дети! Тебе что, никогда не говорили, что глумиться над детьми нехорошо? Маленьких обижать – низзя!
Сейчас он говорил без тени иронии, но за два дня, проведенных здесь, Леха уже привык к этим постоянным подколкам.
– Дети – цветы жизни, – невозмутимо отозвался Леха. – Их либо в воду, либо в землю.
Сатир хмыкнул, а Леха вздохнул. Сатира-то можно провести на невозмутимом голосе. Вот если бы еще внутри был хоть след этой невозмутимости…
Ночью толком выспаться не удалось. Едва закроешь глаза – и тут же кажется, что именно сейчас на лугу взбухли туманные шары, пронзаемые желтыми вспышками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124