По-видимому, он был направлен вниз на асфальт прямо перед воротами. Кронштейн крепления поблескивал, но лампочка не светилась.
– Может, просто перегорела, – предположил Брейс, когда они подошли поближе к воротам.
– Готова поручиться, что он вскарабкался по ограде и слегка ее открутил.
– Что ж, может, оно и к лучшему. Во всяком случае, мне не очень хотелось бы тут рисоваться в ослепительном свете.
Джейн надеялась, что хотя бы через ворота ей удастся заглянуть на огороженную территорию, но теперь увидела, что и они были обтянуты брезентом.
– Кому-то явно не хочется, чтобы туда заглядывали, – пробормотала она.
– Наверное, чтобы не искушать студентов.
Брейс приблизился к цепи, висевшей вокруг центральных столбцов ворот, наклонился и приподнял соединявший ее амбарный замок. Затем стал рассматривать цепь.
– Наверное, администрация опасается, как бы кто-нибудь не увел газонокосилку, или несколько унитазов, или... вот! Все в порядке!
Он потянул, и цепь лопнула.
– Как...
– Кто-то подпилил одно звено.
– Нетрудно догадаться кто.
Разматывая цепь, Брейс сказал:
– Решил, должно быть, что ты выйдешь из игры, если понадобится лезть через забор.
– Он был прав.
Когда цепь с замком с грохотом свалились на землю, Брейс потянул на себя правую половину ворот, и она приоткрылась.
– Входи, – прошептал он.
Джейн застыла в нерешительности.
– Нас не отправят за это в тюрьму?
– Только если поймают.
– Я этого и опасаюсь.
– Не переживай. Во-первых, цепь подпиливали не мы. А во-вторых, я здесь работаю. Просто придется кое-что объяснить. Вот и все. Вероятно.
– Не хотелось бы, чтобы тебя из-за меня уволили.
– Угу. Проходи, проходи.
Джейн боком протиснулась в узкий проход. То же сделал и Брейс, после чего быстро прикрыл за собой ворота.
Из-за ограждения и высоких деревьев, растущих вокруг, лунный свет почти не проникал сюда, и Джейн различала лишь неясные очертания – совсем черные в тени и сероватые там, где было чуть посветлее. Темная масса прямо впереди, по-видимому, представляла собой газонокосилку, о которой упоминал Брейс. Поодаль правее – что-то похожее на тележку, в которой возят клюшки для гольфа. И поилка для птиц. И полдюжины писсуаров, выстроившихся в ряд вдоль забора. Когда Джейн заметила человека, сердце у нее екнуло. Он стоял совершенно неподвижно перед ближайшим писсуаром. Хотя очертания его были расплывчатыми, он казался голым.
– Брейс! – Она ткнула пальцем в мужчину.
Брейс оглянулся.
– Не волнуйся, – прошептал он. – Я его знаю.
– Знаешь?
– Это Дэйв.
– Какой Дэйв? Что он здесь делает? И почему голый?
– Дэйв – статуя. «Давид» Микеланджело. Уменьшенная копия. Его перенесли сюда в прошлом году после жалобы одной студентки. Та утверждала, что всякий раз, проходя мимо на занятия, она чувствует себя оскорбленной и испытывает нервный стресс.
– Фу. А я испугалась. Подумала, что это... он.
– Не думаю, чтобы он находился внутри. Отсюда ему не удалось бы так обработать цепь. Разве что потом перелез через ограду...
– Я бы не исключала такой возможности.
– На всякий случай давай не будем терять бдительности.
Джейн стала осматриваться.
– Что это за хлам?
– Всего понемногу. Что-то вроде свалки для всякой всячины.
– Я не вижу Безумного Коня.
– Он там, – сказал Брейс, показывая на дальний левый угол. – За всем тем хламом, надеюсь.
И повел ее в ту сторону.
Вскоре Джейн и сама поняла, что статуя действительно могла там находиться. Там, за горой хлама, можно было бы спрятать даже тяжелый танк.
Мог там скрываться и МИР, Мастер Игровых Развлечений. Или где-нибудь по пути.
Большая часть очертаний были слишком сложной формы, чтобы их можно было распознать. Но, как показалось Джейн, там была груда парковых скамеек, поставленных стоя, около дюжины различного размера клеток, сваленных в кучу, словно брошенных передвижным зверинцем, фанерные деревья, должно быть, часть театрального реквизита – на память почему-то пришла пьеса «Сон в летнюю ночь», – и небольшой частокол из дорических колонн высотой в два ее роста, которые выглядели грязно-серыми в темноте.
Пришлось развернуться боком, чтобы пройти вслед за Брейсом в дебри колоннады. Протискиваясь между колоннами, она слегка задевала одни и терлась о другие. Они были прохладными и шероховатыми, как бетон.
Она чуть было не поинтересовалась у Брейса об их предназначении, но решила, что совсем не хочет этого знать. По крайней мере не особенно. Не настолько, чтобы нарушать тишину.
Потому что он мог быть где угодно.
Даже так близко, что мог услышать ее шепот, или еще ближе, так, что мог прикоснуться к ней.
Джейн потянулась за рукой Брейса, но тот, не подозревая о ее намерениях, не останавливаясь шел вперед, и рука нашла только воздух.
Не отходи от меня так далеко!
И она пошла быстрее. Мягкая росистая трава почти полностью поглощала звуки шагов.
«Это хорошо, – убеждала она себя, – шуметь нам совершенно ни к чему».
Но дыхание казалось таким громким. А джинсовая юбка и вовсе издавала такой резкий скрежещущий звук всякий раз, когда терлась о грубую шершавую поверхность. Протискиваясь между очередных колонн, она задела за колонну грудью. И хотя было совсем не больно и ткань блузки лишь слегка зашуршала в тишине, от рывка расстегнулась верхняя пуговица. Когда она подняла руку и стала ощупывать блузку, чтобы застегнуть пуговицу, лабиринт колонн закончился.
Джейн остановилась, опустила руки и мельком взглянула на Брейса. Его голова была повернута в ее сторону, а рука – протянута к ней. Она схватилась за нее как за спасательный круг.
Они стояли перед статуей Безумного Коня.
Почти вдвое выше настоящей лошади с наездником, она возвышалась над ними, отливая чернотой в ярком свете луны.
Черная и величественная.
Холеный жеребец скакал во весь опор, с пышной, развевающейся гривой и приподнятым хвостом, только одним задним копытом касаясь пьедестала – остальные три зависли в воздухе, словно он несся в вечность.
И на нем без седла сидел Безумный Конь – воинственный вождь сиу. В одной набедренной повязке, стройный и мускулистый, он пригнулся, стиснув бока лошади коленями. Одна рука, сжатая в кулак, была приподнята, в другой – копье. Рот широко раскрыт в боевом кличе. Длинные волосы и полу набедренной повязки высоко вздыбил тот же стремительный воздушный поток, который развевал гриву и хвост жеребца.
– Ну, что скажешь? – спросил Брейс.
– Высший класс!
– Да.
Джейн прислонилась к нему, и он обнял ее за плечи.
– Кто был тем выпускником, Фредерик Ремингтон?
– Парня звали Пэт Клэнси, выпуск 1939 года. Это было единственное его монументальное произведение, законченное до войны. В сорок третьем его самолет упал где-то в Гималаях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Может, просто перегорела, – предположил Брейс, когда они подошли поближе к воротам.
– Готова поручиться, что он вскарабкался по ограде и слегка ее открутил.
– Что ж, может, оно и к лучшему. Во всяком случае, мне не очень хотелось бы тут рисоваться в ослепительном свете.
Джейн надеялась, что хотя бы через ворота ей удастся заглянуть на огороженную территорию, но теперь увидела, что и они были обтянуты брезентом.
– Кому-то явно не хочется, чтобы туда заглядывали, – пробормотала она.
– Наверное, чтобы не искушать студентов.
Брейс приблизился к цепи, висевшей вокруг центральных столбцов ворот, наклонился и приподнял соединявший ее амбарный замок. Затем стал рассматривать цепь.
– Наверное, администрация опасается, как бы кто-нибудь не увел газонокосилку, или несколько унитазов, или... вот! Все в порядке!
Он потянул, и цепь лопнула.
– Как...
– Кто-то подпилил одно звено.
– Нетрудно догадаться кто.
Разматывая цепь, Брейс сказал:
– Решил, должно быть, что ты выйдешь из игры, если понадобится лезть через забор.
– Он был прав.
Когда цепь с замком с грохотом свалились на землю, Брейс потянул на себя правую половину ворот, и она приоткрылась.
– Входи, – прошептал он.
Джейн застыла в нерешительности.
– Нас не отправят за это в тюрьму?
– Только если поймают.
– Я этого и опасаюсь.
– Не переживай. Во-первых, цепь подпиливали не мы. А во-вторых, я здесь работаю. Просто придется кое-что объяснить. Вот и все. Вероятно.
– Не хотелось бы, чтобы тебя из-за меня уволили.
– Угу. Проходи, проходи.
Джейн боком протиснулась в узкий проход. То же сделал и Брейс, после чего быстро прикрыл за собой ворота.
Из-за ограждения и высоких деревьев, растущих вокруг, лунный свет почти не проникал сюда, и Джейн различала лишь неясные очертания – совсем черные в тени и сероватые там, где было чуть посветлее. Темная масса прямо впереди, по-видимому, представляла собой газонокосилку, о которой упоминал Брейс. Поодаль правее – что-то похожее на тележку, в которой возят клюшки для гольфа. И поилка для птиц. И полдюжины писсуаров, выстроившихся в ряд вдоль забора. Когда Джейн заметила человека, сердце у нее екнуло. Он стоял совершенно неподвижно перед ближайшим писсуаром. Хотя очертания его были расплывчатыми, он казался голым.
– Брейс! – Она ткнула пальцем в мужчину.
Брейс оглянулся.
– Не волнуйся, – прошептал он. – Я его знаю.
– Знаешь?
– Это Дэйв.
– Какой Дэйв? Что он здесь делает? И почему голый?
– Дэйв – статуя. «Давид» Микеланджело. Уменьшенная копия. Его перенесли сюда в прошлом году после жалобы одной студентки. Та утверждала, что всякий раз, проходя мимо на занятия, она чувствует себя оскорбленной и испытывает нервный стресс.
– Фу. А я испугалась. Подумала, что это... он.
– Не думаю, чтобы он находился внутри. Отсюда ему не удалось бы так обработать цепь. Разве что потом перелез через ограду...
– Я бы не исключала такой возможности.
– На всякий случай давай не будем терять бдительности.
Джейн стала осматриваться.
– Что это за хлам?
– Всего понемногу. Что-то вроде свалки для всякой всячины.
– Я не вижу Безумного Коня.
– Он там, – сказал Брейс, показывая на дальний левый угол. – За всем тем хламом, надеюсь.
И повел ее в ту сторону.
Вскоре Джейн и сама поняла, что статуя действительно могла там находиться. Там, за горой хлама, можно было бы спрятать даже тяжелый танк.
Мог там скрываться и МИР, Мастер Игровых Развлечений. Или где-нибудь по пути.
Большая часть очертаний были слишком сложной формы, чтобы их можно было распознать. Но, как показалось Джейн, там была груда парковых скамеек, поставленных стоя, около дюжины различного размера клеток, сваленных в кучу, словно брошенных передвижным зверинцем, фанерные деревья, должно быть, часть театрального реквизита – на память почему-то пришла пьеса «Сон в летнюю ночь», – и небольшой частокол из дорических колонн высотой в два ее роста, которые выглядели грязно-серыми в темноте.
Пришлось развернуться боком, чтобы пройти вслед за Брейсом в дебри колоннады. Протискиваясь между колоннами, она слегка задевала одни и терлась о другие. Они были прохладными и шероховатыми, как бетон.
Она чуть было не поинтересовалась у Брейса об их предназначении, но решила, что совсем не хочет этого знать. По крайней мере не особенно. Не настолько, чтобы нарушать тишину.
Потому что он мог быть где угодно.
Даже так близко, что мог услышать ее шепот, или еще ближе, так, что мог прикоснуться к ней.
Джейн потянулась за рукой Брейса, но тот, не подозревая о ее намерениях, не останавливаясь шел вперед, и рука нашла только воздух.
Не отходи от меня так далеко!
И она пошла быстрее. Мягкая росистая трава почти полностью поглощала звуки шагов.
«Это хорошо, – убеждала она себя, – шуметь нам совершенно ни к чему».
Но дыхание казалось таким громким. А джинсовая юбка и вовсе издавала такой резкий скрежещущий звук всякий раз, когда терлась о грубую шершавую поверхность. Протискиваясь между очередных колонн, она задела за колонну грудью. И хотя было совсем не больно и ткань блузки лишь слегка зашуршала в тишине, от рывка расстегнулась верхняя пуговица. Когда она подняла руку и стала ощупывать блузку, чтобы застегнуть пуговицу, лабиринт колонн закончился.
Джейн остановилась, опустила руки и мельком взглянула на Брейса. Его голова была повернута в ее сторону, а рука – протянута к ней. Она схватилась за нее как за спасательный круг.
Они стояли перед статуей Безумного Коня.
Почти вдвое выше настоящей лошади с наездником, она возвышалась над ними, отливая чернотой в ярком свете луны.
Черная и величественная.
Холеный жеребец скакал во весь опор, с пышной, развевающейся гривой и приподнятым хвостом, только одним задним копытом касаясь пьедестала – остальные три зависли в воздухе, словно он несся в вечность.
И на нем без седла сидел Безумный Конь – воинственный вождь сиу. В одной набедренной повязке, стройный и мускулистый, он пригнулся, стиснув бока лошади коленями. Одна рука, сжатая в кулак, была приподнята, в другой – копье. Рот широко раскрыт в боевом кличе. Длинные волосы и полу набедренной повязки высоко вздыбил тот же стремительный воздушный поток, который развевал гриву и хвост жеребца.
– Ну, что скажешь? – спросил Брейс.
– Высший класс!
– Да.
Джейн прислонилась к нему, и он обнял ее за плечи.
– Кто был тем выпускником, Фредерик Ремингтон?
– Парня звали Пэт Клэнси, выпуск 1939 года. Это было единственное его монументальное произведение, законченное до войны. В сорок третьем его самолет упал где-то в Гималаях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100