На десять биллионов-то, а?
- Кто еще, находясь в здравом уме, может даже подумать об этом?
- Одного такого безумца я уже знаю,- с усмешкой ответил отец.- Он в лепешку разобьется ради этих денег.
- Кто это?
- Ларс Фукс. Мерзавец сейчас где-то на Поясе, но как только известия дойдут до него, он отправится прямиком на Венеру, не моргнув и глазом. Чего-чего, а сомнений этот человек не знает. Особенно когда речь идет о таких деньгах.
- Фукс?
Я часто слышал от отца об этом человеке. Папаша всегда говорил о нем с отвращением. Ларс Фукс был разработчиком астероидов, грубо говоря, шахтером и подрывником, а еще точнее, космическим кладоискателем. Это, пожалуй, все, что я о нем знал. Однажды он основал собственную корпорацию и даже временно стал папашиным конкурентом, но теперь являлся всего-навсего вольным разработчиком полезных ископаемых на астероидах, ковырялся в камнях, зарабатывая себе на пропитание. Еще его называли Каменной Крысой.
- Фукс, Фукс. Вот именно, Фукс. Так что тебе придется вырвать этот кусок у него изо рта, Коротышка. Не думаю, что ты тот человек, который сможет справиться. Сомневаюсь, что у тебя хватит мужества тягаться с Крысой Фуксом.
Я должен был понимать, что наступает тот самый решительный момент, когда отец сможет управлять мной и я прыгну в подставленный им обруч. Но, честно говоря, меня ждала нищета, и рассчитывать я мог только на этот приз.
Ну и, конечно, деньги - это еще не все. Мне было дорого удивительно красивое, решительное, вдохновенное лицо брата, которое я и сейчас, как наяву, видел перед собой, точно так, как в ту последнюю ночь, которую он провел на Земле.
«Отец убьет тебя, если узнает»,- сказал я тогда.
«Он уже знает»,- ответил Алекс.
ВАШИНГТОН
- Жизнь - это благо,- проскрипел профессор Гринбаум. - Но я слишком стар, чтобы им воспользоваться.
Я еще никогда не встречался с таким ветхим стариком с глазу на глаз. Конечно, старики, вероятно, еще встречаются среди бедноты, но в обществе, где каждый может воспользоваться омолодительной терапией и хирургией при достижении почтенного возраста, никто больше не старился.
Однако Дэниель Гаскел Гринбаум был стар. Его кожу покрывали настоящие морщины и пигментные пятна. Он весь ссутулился и выглядел так, словно находился при последнем издыхании. Непонятно, как он еще стоял на ногах и двигался. Казалось, тронь его пальцем, и он рассыплется. На деле рукопожатие Гринбаума оказалось достаточно крепким и энергичным, несмотря на мешки под глазами и обвисшие складки кожи на щеках. Последнее придавало его образу что-то от бульдога.
Микки предупредила меня насчет его внешности, так что Гринбаума я узнал бы даже в толпе. Мишель Кокрейн считалась одной из его многочисленных последователей. Теперь, уже получив профессорскую степень, она по-прежнему истово поклонялась Гринбауму, точно какому-то ученому божеству, в которое верят все эти аспиранты, кандидаты и членкоры. Она называла старика величайшим ученым-планетологом в Солнечной системе. При этом неизменно добавляя: «из ныне живущих». «Что бы это значило? - подумал я, впервые услышав такие слова.- Неужели каждому из планетологов, как и каждой планете, уготовано одряхлеть, подобно Гринбауму?» Позже я понял: в этих словах Микки заключался священный трепет осознания, что она видит перед собой живое божество, человека, о котором, родись она чуть позже, она могла бы только читать на страницах научных альманахов. Если, конечно, можно назвать «живущим» измученное астмой и артритом, еле ковыляющее существо. Гринбаум наотрез отказывался от омолодительных процедур. Наверное, причина всему - религия. Или обыкновенное упрямство. Он был из тех, кто свято верит, что возраст и смерть - вещи неизбежные, и не подобает человеческому существу уходить от них, используя всякие научные хитрости.
Последний из могикан, в своем роде. Большой оригинал - вот и все, что могу добавить от себя. Такое он произвел на меня впечатление при первой встрече.
- Он мужественный человек и собственной жизнью доказывает свои научные принципы,- рассказывала мне Микки несколько лет назад.- Он не боится ни смерти, ни старости.
- А меня, честно говоря, пугает такая перспектива,- шутливо поежился я.- Смерть от одряхления организма… Бр-р! Смерть от старости!
Микки не обратила внимания на мое замечание. И все же я знал, что она непременно пройдет теломеризационные процедуры, как только достигнет определенного возраста. Так делали все…
Гринбаум считался ведущим мировым авторитетом в вопросах, касающихся Венеры, и Микки упросила старика встретиться со мной. Я согласился не задумываясь. Вскоре я узнал, что она устроила мне встречу в Вашингтоне не только со скрипящим профессором Гринбаумом, но и с каким-то бюрократом из космического агентства по имени Франклин Абдула.
Отец немедленно раструбил новость о том, что его второй сын - то есть я - отправляется на розыски останков Алекса, которые собирается поднять с поверхности планеты. Как родитель, гордящийся своим чадом, он уверил репортеров, что, если я вернусь обратно с телом Алекса, я получу десять биллионов вознаграждения. И я тут же стал знаменитостью.
Слава имеет свои преимущества, как мне многократно доводилось слышать, но мне еще только предстояло узнать, в чем они состоят. Каждый ученый, искатель приключений или первопроходец, жаждущий славы, или просто человек, больной на голову, в системе Земля-Луна, в пределах планеты и ее спутника, вдруг воспылал желанием присоединиться ко мне в экспедиции на Венеру. Каждый религиозный фанатик настаивал, что его миссия, цель и предназначение в жизни состоит в том, чтобы разделить мою участь. Я для них стал представителем Бога, пророком, который должен был доставить их на Венеру.
Само собой, я пригласил несколько самых близких друзей присоединиться ко мне в моем вояже. Артисты, писатели, режиссеры, они могли бы написать историю экспедиции и заодно составить неплохую компанию, куда лучшую, чем затурканные ученые и фанатики с дикими глазами.
Затем Микки позвонила мне из своего офиса в Калифорнии, и я был приглашен на встречу с Гринбаумом, куда отправился, даже не задумываясь о последствиях.
По настоянию Абдулы встреча состоялась в штаб-квартире космического агентства, то есть в ее главке, управлении. В ГУпКА, заплесневелом, жутко древнем здании, в самых трущобах Вашингтона. Мы сидели в конференц-зале без окон, со слепыми стенами, куда, наверное, даже не были вмонтированы экраны. Единственными предметами мебели оказались покореженный металлический стол в царапинах и четыре невероятно неудобных стула с прямыми спинками, на которых не то что сидеть, а падать неудобно. Стены украшали, если можно так сказать, выцветшие фотографии запусков древних ракет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
- Кто еще, находясь в здравом уме, может даже подумать об этом?
- Одного такого безумца я уже знаю,- с усмешкой ответил отец.- Он в лепешку разобьется ради этих денег.
- Кто это?
- Ларс Фукс. Мерзавец сейчас где-то на Поясе, но как только известия дойдут до него, он отправится прямиком на Венеру, не моргнув и глазом. Чего-чего, а сомнений этот человек не знает. Особенно когда речь идет о таких деньгах.
- Фукс?
Я часто слышал от отца об этом человеке. Папаша всегда говорил о нем с отвращением. Ларс Фукс был разработчиком астероидов, грубо говоря, шахтером и подрывником, а еще точнее, космическим кладоискателем. Это, пожалуй, все, что я о нем знал. Однажды он основал собственную корпорацию и даже временно стал папашиным конкурентом, но теперь являлся всего-навсего вольным разработчиком полезных ископаемых на астероидах, ковырялся в камнях, зарабатывая себе на пропитание. Еще его называли Каменной Крысой.
- Фукс, Фукс. Вот именно, Фукс. Так что тебе придется вырвать этот кусок у него изо рта, Коротышка. Не думаю, что ты тот человек, который сможет справиться. Сомневаюсь, что у тебя хватит мужества тягаться с Крысой Фуксом.
Я должен был понимать, что наступает тот самый решительный момент, когда отец сможет управлять мной и я прыгну в подставленный им обруч. Но, честно говоря, меня ждала нищета, и рассчитывать я мог только на этот приз.
Ну и, конечно, деньги - это еще не все. Мне было дорого удивительно красивое, решительное, вдохновенное лицо брата, которое я и сейчас, как наяву, видел перед собой, точно так, как в ту последнюю ночь, которую он провел на Земле.
«Отец убьет тебя, если узнает»,- сказал я тогда.
«Он уже знает»,- ответил Алекс.
ВАШИНГТОН
- Жизнь - это благо,- проскрипел профессор Гринбаум. - Но я слишком стар, чтобы им воспользоваться.
Я еще никогда не встречался с таким ветхим стариком с глазу на глаз. Конечно, старики, вероятно, еще встречаются среди бедноты, но в обществе, где каждый может воспользоваться омолодительной терапией и хирургией при достижении почтенного возраста, никто больше не старился.
Однако Дэниель Гаскел Гринбаум был стар. Его кожу покрывали настоящие морщины и пигментные пятна. Он весь ссутулился и выглядел так, словно находился при последнем издыхании. Непонятно, как он еще стоял на ногах и двигался. Казалось, тронь его пальцем, и он рассыплется. На деле рукопожатие Гринбаума оказалось достаточно крепким и энергичным, несмотря на мешки под глазами и обвисшие складки кожи на щеках. Последнее придавало его образу что-то от бульдога.
Микки предупредила меня насчет его внешности, так что Гринбаума я узнал бы даже в толпе. Мишель Кокрейн считалась одной из его многочисленных последователей. Теперь, уже получив профессорскую степень, она по-прежнему истово поклонялась Гринбауму, точно какому-то ученому божеству, в которое верят все эти аспиранты, кандидаты и членкоры. Она называла старика величайшим ученым-планетологом в Солнечной системе. При этом неизменно добавляя: «из ныне живущих». «Что бы это значило? - подумал я, впервые услышав такие слова.- Неужели каждому из планетологов, как и каждой планете, уготовано одряхлеть, подобно Гринбауму?» Позже я понял: в этих словах Микки заключался священный трепет осознания, что она видит перед собой живое божество, человека, о котором, родись она чуть позже, она могла бы только читать на страницах научных альманахов. Если, конечно, можно назвать «живущим» измученное астмой и артритом, еле ковыляющее существо. Гринбаум наотрез отказывался от омолодительных процедур. Наверное, причина всему - религия. Или обыкновенное упрямство. Он был из тех, кто свято верит, что возраст и смерть - вещи неизбежные, и не подобает человеческому существу уходить от них, используя всякие научные хитрости.
Последний из могикан, в своем роде. Большой оригинал - вот и все, что могу добавить от себя. Такое он произвел на меня впечатление при первой встрече.
- Он мужественный человек и собственной жизнью доказывает свои научные принципы,- рассказывала мне Микки несколько лет назад.- Он не боится ни смерти, ни старости.
- А меня, честно говоря, пугает такая перспектива,- шутливо поежился я.- Смерть от одряхления организма… Бр-р! Смерть от старости!
Микки не обратила внимания на мое замечание. И все же я знал, что она непременно пройдет теломеризационные процедуры, как только достигнет определенного возраста. Так делали все…
Гринбаум считался ведущим мировым авторитетом в вопросах, касающихся Венеры, и Микки упросила старика встретиться со мной. Я согласился не задумываясь. Вскоре я узнал, что она устроила мне встречу в Вашингтоне не только со скрипящим профессором Гринбаумом, но и с каким-то бюрократом из космического агентства по имени Франклин Абдула.
Отец немедленно раструбил новость о том, что его второй сын - то есть я - отправляется на розыски останков Алекса, которые собирается поднять с поверхности планеты. Как родитель, гордящийся своим чадом, он уверил репортеров, что, если я вернусь обратно с телом Алекса, я получу десять биллионов вознаграждения. И я тут же стал знаменитостью.
Слава имеет свои преимущества, как мне многократно доводилось слышать, но мне еще только предстояло узнать, в чем они состоят. Каждый ученый, искатель приключений или первопроходец, жаждущий славы, или просто человек, больной на голову, в системе Земля-Луна, в пределах планеты и ее спутника, вдруг воспылал желанием присоединиться ко мне в экспедиции на Венеру. Каждый религиозный фанатик настаивал, что его миссия, цель и предназначение в жизни состоит в том, чтобы разделить мою участь. Я для них стал представителем Бога, пророком, который должен был доставить их на Венеру.
Само собой, я пригласил несколько самых близких друзей присоединиться ко мне в моем вояже. Артисты, писатели, режиссеры, они могли бы написать историю экспедиции и заодно составить неплохую компанию, куда лучшую, чем затурканные ученые и фанатики с дикими глазами.
Затем Микки позвонила мне из своего офиса в Калифорнии, и я был приглашен на встречу с Гринбаумом, куда отправился, даже не задумываясь о последствиях.
По настоянию Абдулы встреча состоялась в штаб-квартире космического агентства, то есть в ее главке, управлении. В ГУпКА, заплесневелом, жутко древнем здании, в самых трущобах Вашингтона. Мы сидели в конференц-зале без окон, со слепыми стенами, куда, наверное, даже не были вмонтированы экраны. Единственными предметами мебели оказались покореженный металлический стол в царапинах и четыре невероятно неудобных стула с прямыми спинками, на которых не то что сидеть, а падать неудобно. Стены украшали, если можно так сказать, выцветшие фотографии запусков древних ракет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109