Тут можно кое-что выгадать. Только ты держи рот на замке.
Говард вошел за ним в бар и вдруг почти ослеп из-за темноты. По стенам висели подсвеченные неоновые вывески с рекламой пива, горела одинокая лампа, только сгущавшая полумрак, было прохладно и пахло пролитым пивом. Он постоял немного на пороге, давая привыкнуть глазам. Дядюшка Рой прошел вперед, легко лавируя между мебелью – благодаря долгой практике, вероятно. Минуту спустя Говард различил большую часть теней-столов и стульев и длинную стойку у дальней стены.
Бар был почти пуст, если не считать двух мужчин, сгорбившихся над пивом у стойки и разговаривавших, по-видимому, о баскетболе. Один повернулся и, увидев дядюшку Роя, поднял «пять», сказав:
– Что новенького?
– Живем понемножку, – отозвался дядюшка Рой, и завсегдатай, рассмеявшись, вернулся к пиву и баскетболу. В дальнем углу некто – по виду, клейщик – беседовал за столиком с мужчиной в рубашке и галстуке и с лицом управляющего бакалейной лавкой. Этот второй, когда дядюшка Рой направился к их столику, встал. Взяв с соседнего стула коробку с бутылками, он понес ее к бару, а поравнявшись с дядюшкой Роем, кивнул.
Клейщик походил на старого хиппи, ни дать ни взять – брат Страшилы из Страны Оз. Его одежа напоминала сшитое пьянчугой лоскутное одеяло, а седеющие спутанные волосы свисали до середины спины. Говард постоял с минуту, размышляя, что лучше – присоединиться к дяде или заказать что-нибудь у стойки. Вид у клейщика, однако, был мало располагающий, скорее он напоминал фанатика, скажем, моави-тянина, поэтому Говард решил, что лучше будет заказать выпивку. Он не станет вмешиваться в дядины дела больше, чем необходимо, – во всяком случае, пока. Пристроившись у стойки, он попросил бармена налить пару кружек бочкового пива.
Когда бармен отвернулся, чтобы открыть кран, Говард осторожно поднял одну бутылку из коробки и посмотрел на нее. Этикетки на ней не было, но внутри плескалась янтарного цвета жидкость, а так как ее привез лоскутный человек, очевидно, что в бутылке прославленное виски «Фермы солнечной ягоды», о котором говорил дядя. Без сомнения, оно.
– А вам до этого какое дело? – Внезапный вопрос бармена застал Говарда врасплох.
– Что? – переспросил Говард. – Ничего. Просто смотрю. Интересно, что там. Могу я заказать стаканчик?
– Не знаю, о чем вы говорите, – откликнулся бармен. – И почему вы хотите стаканчик отсюда, если не знаете, что это? Это принадлежит вон тому человеку. – Он ткнул подбородком в угол. – В бутылках образцы мочи, которую он везет в лабораторию. У нас тут ужасная вспышка гепатита. Какой-то новый вирус из Сан-Франциско. Сами знаете, как это бывает – мировая столица заболеваний. Департамент здравоохранения нанял этих бедолаг собирать образцы.
– Квартами? Бармен пожал плечами.
– Да кто вы, черт побери, такой? Пить будете или только вопросы задавать?
Сняв со стойки коробку, он поставил ее на пол позади себя, потом выпрямился и посмотрел Говарду в лицо, уже не улыбаясь.
– Рой Бартон – мой дядя. Я приехал с юга, погостить.
– Семейство Бартонов, а? Значит, вы тут с Роем. Тогда ладно. Вы откуда, из Л.-А.? – Он расслабился, снова улыбался и повернулся, чтобы снять с полки бутылку скотча. Наливая на пару пальцев в два старомодных стакана, бармен без умолку болтал о том, как в последний раз был в Лос-Анджелесе, какой там смог и грязь, и резня на трассах, словно хотел вывалить на Говарда самосвал слов и под этими словами похоронить его интерес к виски клейщиков. Он убрал бутылку. – Называется «Томатэн», недурное виски. Такое не везде сыщешь.
Отхлебнув из вежливости, Говард повернулся посмотреть, чем занят дядя. Клейщик как раз отсчитывал ему банкноты – по виду, десятки, – а дядюшка Рой отдал взамен несколько свернутых продуктовых талонов. Виски прокатилось по горлу огнем, и Говард едва не поперхнулся. Он забрал со стойки остальные три стакана и, растопырив руки, направился к столу возле полумертвой пальмы в кадке, спрашивая себя, не придется ли ему заплатить за скотч. Не хочет он пить эту отраву. Бармен явно налил ему, чтобы отвлечь от бутылок клейщика.
Дядюшка Рой как раз возвращался. Говарду он весьма выразительно подмигнул, будто только что провернул отличную сделку, а Говард спросил себя, каков нынче обменный курс продуктовых талонов – шестьдесят центов на доллар? Клейщик ушел из бара без своей коробки. Говард услышал скрежет гравия на стоянке – это машина выползала на улицу.
– Что это? – спросил дядюшка Рой, кивнув на стакан со скотчем.
– Скотч. За счет заведения, думаю. Дядя кивнул.
– Пытался заказать немного солода «Солнечной ягоды», да? А он уболтал тебя вот на это? Что он тебе сказал про коробку?
– Образцы мочи. Дядюшка Рой хмыкнул.
– Виски «Солнечной ягоды» не совсем легальное, если понимаешь, о чем я. В «Голодном тигре» его не подают. Сэмми счел тебя копом. Он знает, что ты не местный. Ну и страху же ты на него, наверное, нагнал: завалился как ни в чем не бывало в бар и вытащил бутылку.
– Я не нарочно. Это из-за разговоров про прикорневые яйца. Сама мысль меня завела.
Дядюшка Рой кивнул.
– Ладно, как бы там ни было, дом ужасов я собираюсь отрыть к следующей неделе, – сказал он, как будто они только о проекте дома с привидениями и говорили. – Тогда до тридцать первого у меня будет семь дней, чтобы пропустить через него детей. Как только минуем Хэллоуин, полный мертвяк. К тому времени все впрягутся в подготовку к Рождеству. Я подумывал, не устроить ли поселок Санты, с оленями и так далее – может, нанять бродячую труппу, чтобы ходили в костюмах. Из меня выйдет чертовски хороший Санта Клаус.
– Та еще работенка, а? – спросил Говард. – За каких-то два месяца переоборудовать дом ужасов в мастерскую Санты?
– Вопрос воображения, проработки деталей. «Господь живет в деталях», – это Миес Ван Дер Роэ сказал. Я однажды записал себе его слова на руке шариковой ручкой. Если надо что-то запомнить, лучше и не придумаешь. Запиши на руке. Или зеркальным способом у себя на лбу.
Говард внезапно заметил фотографию в рамке, которая висела на стене у стола. Поначалу он не мог разобрать, что на ней изображено, так как там слишком много было непривычных силуэтов. Он присмотрелся внимательнее. Это был снимок Уоттс-Тауэрс, которые возводил Сабатино Родиа начиная с приблизительно 1920-го в южной части центра Лос-Анджелеса. Родиа многие годы потратил на строительство башен из старых, найденных по свалкам материалов: арматуры и труб, фаянсовых тарелок и раковин, побрякушек и осколков цветного стекла – пока не воздвиг два высоченных шпиля в стиле мусорной готики. Догадка поразила Говарда, будто камень в затылок.
– Родиа был клейщиком! – сказал он дядюшке Рою. Дядя кивнул, словно это было секретом Полишинеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Говард вошел за ним в бар и вдруг почти ослеп из-за темноты. По стенам висели подсвеченные неоновые вывески с рекламой пива, горела одинокая лампа, только сгущавшая полумрак, было прохладно и пахло пролитым пивом. Он постоял немного на пороге, давая привыкнуть глазам. Дядюшка Рой прошел вперед, легко лавируя между мебелью – благодаря долгой практике, вероятно. Минуту спустя Говард различил большую часть теней-столов и стульев и длинную стойку у дальней стены.
Бар был почти пуст, если не считать двух мужчин, сгорбившихся над пивом у стойки и разговаривавших, по-видимому, о баскетболе. Один повернулся и, увидев дядюшку Роя, поднял «пять», сказав:
– Что новенького?
– Живем понемножку, – отозвался дядюшка Рой, и завсегдатай, рассмеявшись, вернулся к пиву и баскетболу. В дальнем углу некто – по виду, клейщик – беседовал за столиком с мужчиной в рубашке и галстуке и с лицом управляющего бакалейной лавкой. Этот второй, когда дядюшка Рой направился к их столику, встал. Взяв с соседнего стула коробку с бутылками, он понес ее к бару, а поравнявшись с дядюшкой Роем, кивнул.
Клейщик походил на старого хиппи, ни дать ни взять – брат Страшилы из Страны Оз. Его одежа напоминала сшитое пьянчугой лоскутное одеяло, а седеющие спутанные волосы свисали до середины спины. Говард постоял с минуту, размышляя, что лучше – присоединиться к дяде или заказать что-нибудь у стойки. Вид у клейщика, однако, был мало располагающий, скорее он напоминал фанатика, скажем, моави-тянина, поэтому Говард решил, что лучше будет заказать выпивку. Он не станет вмешиваться в дядины дела больше, чем необходимо, – во всяком случае, пока. Пристроившись у стойки, он попросил бармена налить пару кружек бочкового пива.
Когда бармен отвернулся, чтобы открыть кран, Говард осторожно поднял одну бутылку из коробки и посмотрел на нее. Этикетки на ней не было, но внутри плескалась янтарного цвета жидкость, а так как ее привез лоскутный человек, очевидно, что в бутылке прославленное виски «Фермы солнечной ягоды», о котором говорил дядя. Без сомнения, оно.
– А вам до этого какое дело? – Внезапный вопрос бармена застал Говарда врасплох.
– Что? – переспросил Говард. – Ничего. Просто смотрю. Интересно, что там. Могу я заказать стаканчик?
– Не знаю, о чем вы говорите, – откликнулся бармен. – И почему вы хотите стаканчик отсюда, если не знаете, что это? Это принадлежит вон тому человеку. – Он ткнул подбородком в угол. – В бутылках образцы мочи, которую он везет в лабораторию. У нас тут ужасная вспышка гепатита. Какой-то новый вирус из Сан-Франциско. Сами знаете, как это бывает – мировая столица заболеваний. Департамент здравоохранения нанял этих бедолаг собирать образцы.
– Квартами? Бармен пожал плечами.
– Да кто вы, черт побери, такой? Пить будете или только вопросы задавать?
Сняв со стойки коробку, он поставил ее на пол позади себя, потом выпрямился и посмотрел Говарду в лицо, уже не улыбаясь.
– Рой Бартон – мой дядя. Я приехал с юга, погостить.
– Семейство Бартонов, а? Значит, вы тут с Роем. Тогда ладно. Вы откуда, из Л.-А.? – Он расслабился, снова улыбался и повернулся, чтобы снять с полки бутылку скотча. Наливая на пару пальцев в два старомодных стакана, бармен без умолку болтал о том, как в последний раз был в Лос-Анджелесе, какой там смог и грязь, и резня на трассах, словно хотел вывалить на Говарда самосвал слов и под этими словами похоронить его интерес к виски клейщиков. Он убрал бутылку. – Называется «Томатэн», недурное виски. Такое не везде сыщешь.
Отхлебнув из вежливости, Говард повернулся посмотреть, чем занят дядя. Клейщик как раз отсчитывал ему банкноты – по виду, десятки, – а дядюшка Рой отдал взамен несколько свернутых продуктовых талонов. Виски прокатилось по горлу огнем, и Говард едва не поперхнулся. Он забрал со стойки остальные три стакана и, растопырив руки, направился к столу возле полумертвой пальмы в кадке, спрашивая себя, не придется ли ему заплатить за скотч. Не хочет он пить эту отраву. Бармен явно налил ему, чтобы отвлечь от бутылок клейщика.
Дядюшка Рой как раз возвращался. Говарду он весьма выразительно подмигнул, будто только что провернул отличную сделку, а Говард спросил себя, каков нынче обменный курс продуктовых талонов – шестьдесят центов на доллар? Клейщик ушел из бара без своей коробки. Говард услышал скрежет гравия на стоянке – это машина выползала на улицу.
– Что это? – спросил дядюшка Рой, кивнув на стакан со скотчем.
– Скотч. За счет заведения, думаю. Дядя кивнул.
– Пытался заказать немного солода «Солнечной ягоды», да? А он уболтал тебя вот на это? Что он тебе сказал про коробку?
– Образцы мочи. Дядюшка Рой хмыкнул.
– Виски «Солнечной ягоды» не совсем легальное, если понимаешь, о чем я. В «Голодном тигре» его не подают. Сэмми счел тебя копом. Он знает, что ты не местный. Ну и страху же ты на него, наверное, нагнал: завалился как ни в чем не бывало в бар и вытащил бутылку.
– Я не нарочно. Это из-за разговоров про прикорневые яйца. Сама мысль меня завела.
Дядюшка Рой кивнул.
– Ладно, как бы там ни было, дом ужасов я собираюсь отрыть к следующей неделе, – сказал он, как будто они только о проекте дома с привидениями и говорили. – Тогда до тридцать первого у меня будет семь дней, чтобы пропустить через него детей. Как только минуем Хэллоуин, полный мертвяк. К тому времени все впрягутся в подготовку к Рождеству. Я подумывал, не устроить ли поселок Санты, с оленями и так далее – может, нанять бродячую труппу, чтобы ходили в костюмах. Из меня выйдет чертовски хороший Санта Клаус.
– Та еще работенка, а? – спросил Говард. – За каких-то два месяца переоборудовать дом ужасов в мастерскую Санты?
– Вопрос воображения, проработки деталей. «Господь живет в деталях», – это Миес Ван Дер Роэ сказал. Я однажды записал себе его слова на руке шариковой ручкой. Если надо что-то запомнить, лучше и не придумаешь. Запиши на руке. Или зеркальным способом у себя на лбу.
Говард внезапно заметил фотографию в рамке, которая висела на стене у стола. Поначалу он не мог разобрать, что на ней изображено, так как там слишком много было непривычных силуэтов. Он присмотрелся внимательнее. Это был снимок Уоттс-Тауэрс, которые возводил Сабатино Родиа начиная с приблизительно 1920-го в южной части центра Лос-Анджелеса. Родиа многие годы потратил на строительство башен из старых, найденных по свалкам материалов: арматуры и труб, фаянсовых тарелок и раковин, побрякушек и осколков цветного стекла – пока не воздвиг два высоченных шпиля в стиле мусорной готики. Догадка поразила Говарда, будто камень в затылок.
– Родиа был клейщиком! – сказал он дядюшке Рою. Дядя кивнул, словно это было секретом Полишинеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121