Если бы страх перед их поединком вынудил Гариона уступить, целая половина мироздания померкла бы и исчезла. Более того, предложения Торака подразумевали не любовь, а такое мерзкое, подлое порабощение, которое выходило за рамки всего, что только можно было себе представить.
Но он не уступил. Каким-то образом Гарион избежал всеподавляющей силы разума Торака и целиком отдался в руки того Предначертания, которое и привело его сюда. При полном самоотречении он превратился в инструмент этого Предначертания. И он больше не боялся. С мечом в руках Дитя Света ожидал того момента, когда Предначертание позволит ему схватиться в смертельной схватке с богом Тьмы.
Но вот, когда Силк отчаянно пытался упросить и Гариона, и Полгару предпринять хоть что-нибудь, каменные плиты пола приподнялись и из-под земли появился Белгарат.
Гарион, отрешенный и ошеломленный, увидел, что больше нет того старика, которого он знал когда-то, – старый сказочник-воришка исчез, как исчез даже тот ворчун, который руководил поисками Ока. Их место занял образ Белгарата-чародея, Вечного Человека, светящийся в ауре всей своей мощи.
Глава 23
– Где Зидар? – спросила тетя Пол, подымая заплаканное лицо от безжизненного тела Дерника и пристально глядя на отца.
– Я оставил его там, внизу, – угрюмо ответил Белгарат.
– Он мертв?
– Нет.
– Верни его обратно.
– Зачем?
– Чтобы он предстал предо мной. – Глаза ее горели.
Старик покачал головой.
– Нет, Пол, – сказал он. – Ты никогда никого не убивала. Давай, так будет и дальше.
Полгара осторожно положила тело Дерника на пол и встала, ее бледное лицо было искажено скорбью и каким-то безумным желанием.
– Тогда я сама отправлюсь к нему, – заявила она и подняла руки, будто хотела нанести удар по земле у себя под ногами.
– Нет, – сказал Белгарат, вытягивая руку, – ты не пойдешь.
Так они стояли друг против друга, ведя страшную безмолвную борьбу. Во взгляде тети Пол мелькнула досада, чуть ли не злость, на отца. Она опять подняла руку, чтобы обрушить на землю всю силу своей воли, и опять Белгарат вытянул вперед свою.
– Позволь мне, отец.
– Нет.
Она удвоила свои усилия, извиваясь так, будто пыталась освободиться от сдерживавших ее невидимых пут.
– Пусти меня, старик! – крикнула она.
– Нет, не делай этого, Пол. Я не хочу причинять тебе боль.
Она попыталась снова, на этот еще отчаяннее, но опять Белгарат подавил ее волю своей. Лицо его ужесточилось, он стиснул челюсти.
Сделав последнее усилие, она обрушила на возведенный им барьер всю силу своего разума. Но старик тем не менее остался непоколебим, как скала. Наконец плечи ее обмякли, Полгара отвернулась, встала на колени у тела Дерника и снова заплакала.
– Прости, Пол, – нежно сказал он. – Мне никогда не хотелось прибегать к этому. С тобой все в порядке?
– Как ты можешь спрашивать такое? – дрожащим голосом сказала она, заламывая руки над безжизненным телом.
– Я не это имел в виду.
Она отвернулась от него и спрятала лицо в ладони.
– К тому же я думаю, что ты в любом случае не смогла бы добраться до него, – сказал старик. – Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что сделанное одним из нас другой уничтожить не может.
Силк, на лице которого отражалось пережитое им потрясение, спросил тихим голосом:
– А что ты с ним сделал?
– Я тащил его вниз, пока мы не достигли скальной породы, и запечатал его в ней.
– А не может он выйти из-под земли так же, как это сделал ты?
– Нет. Для него это невозможно. Чародейство – это мысль, а ни один человек не может точно повторить мысль другого. Зидар навсегда заключен в скале… или по крайней мере до тех пор, пока я не решу освободить его. – Старик скорбно посмотрел на тело Дерника. – Но не думаю, что сделаю это.
– Он умрет, да? – спросил Силк. Белгарат покачал головой:
– Нет, и это было частью того, что я сделал. Он останется в скале до скончания веков.
– Это же чудовищно, Белгарат! – сказал Силк упавшим голосом.
– Так же, как и это, – мрачно ответил Белгарат, показывая на Дерника.
Гарион мог слышать, что они говорят, и мог ясно видеть их всех, но ему почему-то казалось, что на самом деле они находятся где-то в другом месте. Все, кто был в подземном склепе, оказались где-то вне его сознания. Мысль Гариона сконцентрировалась на одном существе, находящемся здесь, и этим существом был Кол-Торак, его враг.
Стало заметно, как дремлющий бог беспокойно вздрагивает во сне. У Гариона особым образом обострилась чувствительность, отчасти его собственная, отчасти полученная от Ока. Но главным образом обострению всех своих чувств он был обязан тому бес страстному голосу, который звучал в его голове. И благодаря этой обостренной чувствительности Гарион понял, что является причиной того, что изувеченный бог вздрагивает во сне: на самом деле в полудреме Торак корчится от боли. Раненый человек со временем выздоравливает, и боль постепенно слабеет и исчезает, поскольку рана – это всего лишь часть человеческого существования.
Человек рождается, чтобы время от времени испытывать боль, и поэтому наделен способностью выздоравливать. Бог, напротив, неуязвим, и ему она не нужна, поэтому ее и нет. Так и случилось с Тораком. Огонь, которым Око поразило его, когда Торак воспользовался им, чтобы расколоть землю, все еще жег его плоть. И за все эти долгие века эта боль нисколько не уменьшилась. Под стальной маской лицо бога-Дракона энгараков все еще дымилось, а его выжженный глаз все еще кипел в глазнице. Гарион содрогнулся, ощутив чуть ли не жалость к врагу.
В это время Миссия вырвался из дрожащих рук Се'Недры и пересек выложенный каменными плитами пол. Его лицо было очень сосредоточенным. Он остановился и положил руку на плечо Дерника. Затем осторожно покачал голову мертвеца из стороны в сторону, как бы пытаясь его разбудить. На лице ребенка отразилось недоумение, когда кузнец не шелохнулся. Он покачал снова, на этот раз сильнее.
– Миссия, – срывающимся голосом, позвала его Се'Недра, – вернись. Здесь мы ничего не можем поделать.
Миссия посмотрел на нее, затем снова на Дерника, потом нежно погладил кузнеца по плечу, вздохнул и вернулся к принцессе. Она внезапно схватила его и заплакала, пряча лицо на его маленькой груди. Теперь он так же нежно погладил ее по рыжим волосам.
Но вот из алькова в дальней стене послышался протяжный, скрежещущий вздох, а затем судорожное дыхание. Гарион пристально посмотрел туда, и рука его сжала холодную рукоять меча. Торак повернул голову – глаза его были открыты. Ужасное пламя горело в левой глазнице маски, когда бог проснулся.
Белгарат затаил дыхание, поскольку Торак поднял обуглившийся обрубок левой руки, как бы пытаясь стряхнуть остатки сна, в то время как правая рука потянулась к массивной рукояти Крэг Гора, его черного меча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Но он не уступил. Каким-то образом Гарион избежал всеподавляющей силы разума Торака и целиком отдался в руки того Предначертания, которое и привело его сюда. При полном самоотречении он превратился в инструмент этого Предначертания. И он больше не боялся. С мечом в руках Дитя Света ожидал того момента, когда Предначертание позволит ему схватиться в смертельной схватке с богом Тьмы.
Но вот, когда Силк отчаянно пытался упросить и Гариона, и Полгару предпринять хоть что-нибудь, каменные плиты пола приподнялись и из-под земли появился Белгарат.
Гарион, отрешенный и ошеломленный, увидел, что больше нет того старика, которого он знал когда-то, – старый сказочник-воришка исчез, как исчез даже тот ворчун, который руководил поисками Ока. Их место занял образ Белгарата-чародея, Вечного Человека, светящийся в ауре всей своей мощи.
Глава 23
– Где Зидар? – спросила тетя Пол, подымая заплаканное лицо от безжизненного тела Дерника и пристально глядя на отца.
– Я оставил его там, внизу, – угрюмо ответил Белгарат.
– Он мертв?
– Нет.
– Верни его обратно.
– Зачем?
– Чтобы он предстал предо мной. – Глаза ее горели.
Старик покачал головой.
– Нет, Пол, – сказал он. – Ты никогда никого не убивала. Давай, так будет и дальше.
Полгара осторожно положила тело Дерника на пол и встала, ее бледное лицо было искажено скорбью и каким-то безумным желанием.
– Тогда я сама отправлюсь к нему, – заявила она и подняла руки, будто хотела нанести удар по земле у себя под ногами.
– Нет, – сказал Белгарат, вытягивая руку, – ты не пойдешь.
Так они стояли друг против друга, ведя страшную безмолвную борьбу. Во взгляде тети Пол мелькнула досада, чуть ли не злость, на отца. Она опять подняла руку, чтобы обрушить на землю всю силу своей воли, и опять Белгарат вытянул вперед свою.
– Позволь мне, отец.
– Нет.
Она удвоила свои усилия, извиваясь так, будто пыталась освободиться от сдерживавших ее невидимых пут.
– Пусти меня, старик! – крикнула она.
– Нет, не делай этого, Пол. Я не хочу причинять тебе боль.
Она попыталась снова, на этот еще отчаяннее, но опять Белгарат подавил ее волю своей. Лицо его ужесточилось, он стиснул челюсти.
Сделав последнее усилие, она обрушила на возведенный им барьер всю силу своего разума. Но старик тем не менее остался непоколебим, как скала. Наконец плечи ее обмякли, Полгара отвернулась, встала на колени у тела Дерника и снова заплакала.
– Прости, Пол, – нежно сказал он. – Мне никогда не хотелось прибегать к этому. С тобой все в порядке?
– Как ты можешь спрашивать такое? – дрожащим голосом сказала она, заламывая руки над безжизненным телом.
– Я не это имел в виду.
Она отвернулась от него и спрятала лицо в ладони.
– К тому же я думаю, что ты в любом случае не смогла бы добраться до него, – сказал старик. – Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что сделанное одним из нас другой уничтожить не может.
Силк, на лице которого отражалось пережитое им потрясение, спросил тихим голосом:
– А что ты с ним сделал?
– Я тащил его вниз, пока мы не достигли скальной породы, и запечатал его в ней.
– А не может он выйти из-под земли так же, как это сделал ты?
– Нет. Для него это невозможно. Чародейство – это мысль, а ни один человек не может точно повторить мысль другого. Зидар навсегда заключен в скале… или по крайней мере до тех пор, пока я не решу освободить его. – Старик скорбно посмотрел на тело Дерника. – Но не думаю, что сделаю это.
– Он умрет, да? – спросил Силк. Белгарат покачал головой:
– Нет, и это было частью того, что я сделал. Он останется в скале до скончания веков.
– Это же чудовищно, Белгарат! – сказал Силк упавшим голосом.
– Так же, как и это, – мрачно ответил Белгарат, показывая на Дерника.
Гарион мог слышать, что они говорят, и мог ясно видеть их всех, но ему почему-то казалось, что на самом деле они находятся где-то в другом месте. Все, кто был в подземном склепе, оказались где-то вне его сознания. Мысль Гариона сконцентрировалась на одном существе, находящемся здесь, и этим существом был Кол-Торак, его враг.
Стало заметно, как дремлющий бог беспокойно вздрагивает во сне. У Гариона особым образом обострилась чувствительность, отчасти его собственная, отчасти полученная от Ока. Но главным образом обострению всех своих чувств он был обязан тому бес страстному голосу, который звучал в его голове. И благодаря этой обостренной чувствительности Гарион понял, что является причиной того, что изувеченный бог вздрагивает во сне: на самом деле в полудреме Торак корчится от боли. Раненый человек со временем выздоравливает, и боль постепенно слабеет и исчезает, поскольку рана – это всего лишь часть человеческого существования.
Человек рождается, чтобы время от времени испытывать боль, и поэтому наделен способностью выздоравливать. Бог, напротив, неуязвим, и ему она не нужна, поэтому ее и нет. Так и случилось с Тораком. Огонь, которым Око поразило его, когда Торак воспользовался им, чтобы расколоть землю, все еще жег его плоть. И за все эти долгие века эта боль нисколько не уменьшилась. Под стальной маской лицо бога-Дракона энгараков все еще дымилось, а его выжженный глаз все еще кипел в глазнице. Гарион содрогнулся, ощутив чуть ли не жалость к врагу.
В это время Миссия вырвался из дрожащих рук Се'Недры и пересек выложенный каменными плитами пол. Его лицо было очень сосредоточенным. Он остановился и положил руку на плечо Дерника. Затем осторожно покачал голову мертвеца из стороны в сторону, как бы пытаясь его разбудить. На лице ребенка отразилось недоумение, когда кузнец не шелохнулся. Он покачал снова, на этот раз сильнее.
– Миссия, – срывающимся голосом, позвала его Се'Недра, – вернись. Здесь мы ничего не можем поделать.
Миссия посмотрел на нее, затем снова на Дерника, потом нежно погладил кузнеца по плечу, вздохнул и вернулся к принцессе. Она внезапно схватила его и заплакала, пряча лицо на его маленькой груди. Теперь он так же нежно погладил ее по рыжим волосам.
Но вот из алькова в дальней стене послышался протяжный, скрежещущий вздох, а затем судорожное дыхание. Гарион пристально посмотрел туда, и рука его сжала холодную рукоять меча. Торак повернул голову – глаза его были открыты. Ужасное пламя горело в левой глазнице маски, когда бог проснулся.
Белгарат затаил дыхание, поскольку Торак поднял обуглившийся обрубок левой руки, как бы пытаясь стряхнуть остатки сна, в то время как правая рука потянулась к массивной рукояти Крэг Гора, его черного меча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100