А, похоже, стрельцы!
— Стрельцы, верно, — узнали и еще некоторые.
— Они…
Конные на берегу — большинство — спешились, а двое поскакали как раз к месту, где ткнулся в берег атаманский струг. Спешились тоже и начали спускаться с высокого крутого обрыва вниз, к атаману.
Степан выпрыгнул из струга… Теперь видно было: спускались сотник Ефим Скула и стрелецкий сотник.
— Чего? — нетерпеливо крикнул Степан, когда еще сотники не слезли к берегу.
— Провожатые! — пояснил Ефим, кивнув на стрелецкого сотника. — Воевода отрядил полусотню до Паншина с нами.
— Зачем? — спросил Степан стрельца.
— Здоров, атаман! — приветствовал тот, почему-то весело глядя на Степана. Подошел и подал руку.
— Здоров, коли не шутейно. Коней поразмять? Или как?.. — Степан пожал протянутую руку.
— Прогуляться с вами до Паншина. — Сотник отвечал смело.
Степану поглянулась его смелость и веселость.
— Далеко. Не боитесь? — невольно тоже попал он на веселую ноту. — Или храбрые такие?
Сотник засмеялся:
— Мы смирные…
— Мясники смирные. Я знаю. — Степан нахмурился, пресекая балагурство. — Зачем явились-то?
— Велено нам провожать вас, — серьезно заговорил сотник. — Велено смотреть, чтоб вы дорогой не подговаривали с собой и не манили на Дон людишек разных. И… всякое. Едет с нами жилец Леонтий Плохово. А провожал нас Иван Красулин… — Сотник замолчал, значительно поглядел на Степана… Глянул искоса, опасливо на казачьего сотника и опять на Степана: опять со значением, тайный смысл которого должен был понять атаман. Стрелец потому, видно, и веселился-то, что знал некую общую с атаманом тайну.
Степан понял.
— Ефим, иди попроведай своих на стружке, — велел он своему сотнику, при котором стрелец опасался говорить.
Ефим пошел к казакам на струг.
— Ну?.. — спросил Степан.
— Велел передать голова наш, что все как и было, а стрельцов этих он сам подобрал — хорошие люди: едем для отвода глаз.
— А ты хороший? — усмехнулся Степан. Ему положительно нравился веселый, словоохотливый стрелец.
— А я над хорошими — хороший. Леонтий едет только до Царицына, я аж до Паншина. Там велено мне пушки взять…
— Ишо чего велено? — насторожился Степан.
— Грамоту везем Андрею Унковскому: чтоб вино для вас в царицынских кружалах в два раза в цене завысить. Тоже и в Черном Яру…
— Дай суда ее, — кратко сказал Степан.
— Кого?
— Грамоту.
— Она у Леонтия…
— Иди скажи Ивану Черноярцу, чтоб он скинул мне ту грамоту сверху. Вместе с Леонтием. — Степан не на шутку обозлился: воевода аж до Царицына протянул свои руки.
— Не надо. Вы на Царицыне — сами себе хозяева. У Андрея под началом полторы калеки, — резонно говорил стрелецкий сотник. — А разгуливаться вам там ни к чему: смена наша где-нибудь под Самарой. Так велел сказать Иван.
Степан с минуту думал.
— Хороший, говоришь? — спросил он и хлопнул сотника по плечу. — Добре! Чара за мной… В Царицыне, по дорогой цене. Идите. Ефим!..
— Ге, батька! — Сотник Скула прыгнул со струга и шел к атаману.
— Скажешь Ивану: Черный Яр минуем.
— Добре.
— Стрельцов не обижайте… Они хорошие, пусть идут с нами.
— Когда спят? Или — проснутся, тоже хорошие? А то я знал одного москаля: спит — ангел господний, а проснется — черт с рогами. Так мы что сделали: взяли…
— Из виду нас не теряйте, — прервал атаман болтливого казака. — В степь поглядывайте.
— Добре, батька. И так не зеваем.
Сотники полезли вверх.
Флотилия снова начала выгребать на середину реки.
Больно ужалила Степана эта ядовитая весть о том, что в Царицыне завысят для казаков цену на вино; и то еще заело, что зачем-то понадобилось конвоировать их, как пленников. Сгоряча опять пожалел, что не затеял свару в Астрахани прямо… Но унял себя с этим. Зато опять глубоко и весь ухнул в думы о скорой желанной войне. Опять закипела душа, охватило нетерпение, он даже встал и оглядел своих — на стругах и конных. Хоть впору теперь начинай, нет больше терпения, нет сил держать себя. Понимал — нельзя, рано еще, надо собраться с силой, надо подкараулить случай, если уж дать, то дать смертельно… Но душа-то, душа-то, что с ней делать, с этой душой!.. — мучился Степан. «Ну, змеи ползучие, владыки!.. Навладычите вы у меня, я вас самих на карачки поставлю».
11
Купеческий струг вывернулся из-за острова так неожиданно и так живописно и беспомощно явился разинцам, что те даже развеселились.
— Здорово, гостенька! — крикнул Степан, улыбаясь. — Лапушка!.. Стосковался я без тебя! Давай-ка суда, родной мой!
На купеческом струге поняли, с кем их свела судьба. Поняли и сидели тихо. Плыли навстречу — их легонько подносило самих.
На стружке были: гребцов двенадцать человек, сам купец, трое стрельцов с сотником. Сотник побледнел, увидев казаков: с кем ему никак нельзя было встречаться, с теми как раз и встретился.
Стружок зацепили баграми, придержали.
— Откуда бог несет? — спросил Степан. — Куда?
— Саратовец, Макар Ильин, — отвечал купец. — В Астрахань… Отпустил бы ты нас, Стенька, сделай милость! Товару у нас — кот наплакал, а мне — петля. Отпусти, право!.. — Купец и правда не из дородных и важных: поджарый, русоголовый, в карих умных глазах — не то что испуг — грусть и просьба. — Отпусти, атаман!..
— Ишь ты!.. — сказал Степан. — А чем ты краше других? За что тебя отпустить?
— А так, ни за что. Мы слыхали: ты добрый.
— А вы, молодцы, куда путь держите? — обратился Степан к стрельцам. Посмотрел на сотника. — И откуда?
— Я везу в Астрахань государевы грамоты! — несколько торжественно заявил сотник. Пожалуй, излишне торжественно. Сотник был молодой, статный собой, много думал дорогой про разбойников, про Стеньку Разина, который, он знал, опять объявился на Волге… И он решил показать ушкуйнику, что не все так уж и боятся-то его, как сам атаман, должно быть, воображает.
— Дай-ка мне их, — попросил Степан. — Гумажки-то.
— Не могу. — Сотник гордо качнул головой.
— А ты перемоги… Дай! — настойчиво сказал Степан.
— Не могу… Я в ответе перед государем.
— Счас возьмем, батька. — Кондрат спрыгнул в купеческий струг. Подошел к сотнику. — Вынь грамотки.
И вдруг сотник — никто не ждал такого — выхватил пистоль… Кондрат качнулся, уклоняясь, и не успел: сотник выстрелил, пуля попала Кондрату в плечо. Сотник вырвал саблю и крикнул не своим голосом:
— Греби! Петро, стреляй в разбойников!..
Двое-трое гребцов взялись было сдуру за весла… А один, который был позади, вырвал из гнезда уключицу и дал ею по голове сотнику. Какой-то вскрик застрял у того в горле; он схватился за голову и упал в руки гребцов. Стрельцы даже и не попытались помочь своему молодому начальнику. Отлетела милая жизнь… Даже и не покрасовался молодец-сотник на земле, а, видно, любил покрасоваться — очень уж глупо погиб, красиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103