Он отшвырнул Кошку и повернулся на встречу
Хромому, подняв дубину. И Хромой остановился: теперь спешить некуда. Они
медленно двинулись навстречу друг другу. Хромой занес копье для удара,
бросил быстрый взгляд на наконечник - остер ли, крепко ли привязан к
древку - и мгновенно забыл, что перед ним враг, забыл все, кроме копья.
Это было не его копье. Очень похожее, но не его. Обеими руками Хромой
поднес копье к самым глазам. Вот этот узор, вырезанный на древке, у самого
наконечника. Он похож, он очень похож на тот, что вырезал когда-то Хромой.
Похож - но не тот. Значит, все то, что было - было?
В следующий миг Хромой каким-то пробудившимся уголком сознания ощутил
вскинутую над его головой дубину, шарахнулся назад, выбросил навстречу
удару руки с зажатым в них копьем, и древко с хряском брызнуло ему в лицо
длинными щепками.
Копье сломалось, но все же ослабило силу удара, и сбитый с ног Хромой
сознания не потерял. Враг ударил снова, но Хромой откатился в сторону, и
дубина, с глухим стуком врезавшись в землю, выскользнула из неготовых к
удару по твердому ладоней. Враг нагнулся подобрать ее, и успевший вскочить
на колени Хромой изо всех сил, обеими руками и всей своей тяжестью ударил
его по невольно подставленной шее ножом Странного.
Удар почти не встретил сопротивления, Хромой неловко и больно рухнул
всем телом на землю, а на спину навалилось тяжелое, дергающееся, и горячий
поток хлынул на голову, и только когда по жесткой траве перед глазами
медленно прокатилось что-то бесформенное, Хромой понял, что произошло.
А потом... Потом он рвал, грыз ремни, стягивавшие руки Кошки, тряс ее
за плечи, и голова Кошки безвольно моталась, и ее мутные, как спросонок,
глаза то раскрывались, то закрывались опять, а Хромой все тряс ее и
кричал, просил, плакал:
- Кошка! Проснись, Кошка! Уйдем, уйдем от сюда! Страшно!..
Это был хороший день. Потому, что они спустились, наконец, с Синих
Холмов. Потому, что вышли к Реке. Пусть она была еще широким мелким ручьем
с мертвыми каменистыми берегами, но это была их Река. Река, которая течет
в родные земли. К Племени. И еще он был хорошим, этот день, потому, что
очнулась от оцепенения Кошка.
Хромой лазил по галечным отмелям, разыскивая спрятанный челнок, а
Кошка, хныкая, брела следом, спотыкалась, забредала в лужи, стучала
зубами, ныла: "Мокро... Холодно... Есть хочу... И спать...". А потом
Хромой нашел челнок, и горшки, и свое второе копье, и острогу, и оба
весла, и теплые шкуры. И мешочек с костяными иглами и жилами тоже нашелся.
И все было цело, только кто-то погрыз весло и один горшок треснул. Хромой
собрался ловить еду, а Кошке велел зашить пропоротое дно челнока. Но Кошка
сказала, что дно чинить она не хочет, а хочет спать. Она устроила в
челноке кубло из шкур и залезла в него, но вдруг с визгом выскочила
обратно и спряталась за Хромого, а за ней из челнока выскочил длинноухий и
кинулся убегать.
А потом Хромой чинил челнок, а длинноухий жарился на костре, в
котором горели древко остроги и кусочек весла, а Кошка смотрела, как в
огонь капает жир и пыталась понять, чего ей больше хочется: спать или
есть.
Хромой сказал, что она может поспать, пока жарится мясо, а когда оно
зажарится, можно будет проснуться и есть.
А Кошка хныкала, что Хромой плохой и жадный: сначала не хотел ее
кормить и таскал за собой по мокрым лужам, потом не дал съесть длинноухого
сырым, а теперь не хочет разрешить ей сидеть у костра и нюхать вкусный
дым.
И еще она сказала, что раз Хромой такой жадный, то она не съест ни
кусочка длинноухого и сейчас нарочно умрет от голода, и тогда он, Хромой,
пожалеет, но будет поздно. Хромой сказал, что Кошка больна, а больным
нельзя есть сырое, но Кошка заявила, что Хромой глупый и слушать его она
не будет, а сейчас оторвет от длинноухого вот эту лапку и съест. Но может
она сказала и как-нибудь иначе, потому что последние ее слова понять было
трудно: говорила она их с набитым ртом и при этом чавкала.
А на следующий день они пошли дальше, и идти стало гораздо легче,
потому что не надо было карабкаться по камням и тащить на спине Кошку.
Теперь Хромой брел по воде и придерживал плывущий по течению челнок,
а Кошка спала в челноке, и все было хорошо, только она часто хныкала во
сне. Один раз, когда Хромой попытался укрыть ее шкурой, Кошка спросонок
злобно вцепилась зубами в его руку, а очнувшись, с плачем зализывала укус
и долго тыкалась головой в плечо, извиняясь.
Потом она уснула опять - беспокойно, тревожно - и снова затолкала
шкуру ногами в самый конец челнока, но не проснулась. Так и спала -
скорчившись, стуча зубами и подвывая от холода. Второй раз укрывать Хромой
не решился (еще палец откусит), только тревожно поглядывал на ее
посиневшее, жалобно сморщившееся лицо.
А на следующий день пошел дождь. Не туманная морось, к которой Хромой
уже привык настолько, что перестал замечать, а настоящий дождь, холодный и
монотонный. Первый зимний дождь. Он шел весь день, и всю ночь, и утром;
воды в Реке стало больше и поэтому плыть в челноке можно было вдвоем.
Хромой греб неторопливо, размеренно погружая весло в серую, словно
кипящую под ударами частых тяжелых капель Реку, а Кошка вычерпывала воду
треснутым горшком и канючила, чтобы он греб быстрее, а то у нее от сырости
зудит между пальцами - наверное, растут перепонки, а с перепонками она не
хочет, потому что все будут смеяться и дразнить.
В то, что от дождя между пальцами могут вырасти перепонки, Хромой не
верил, но поскорее увидеть земли Племени ему тоже хотелось, и он стал
спешить.
Прошел еще один день, а потом еще один, и впереди сквозь серые космы
дождя забрезжили очертания низкого острого мыса - Жала Реки, и Хромой
поразился, как короток путь, казавшийся ему бесконечным.
А Кошка сказала, что незнакомый путь всегда длинный туда и короткий
обратно. И еще сказала, что когда Хромой плыл к Синим Холмам, Река мешала
ему, а теперь помогает. Кошка умная - Хромой всегда это знал. И Странный
говорил, что Кошка умнее всех стариков.
Странный...
Пусто на Речном Жале. Только несколько обклеванных и изгрызенных
костей желтеют среди мокрой гальки там, где огромной бесформенной грудой
расплывался под неистовыми лучами Слепящего труп Корнееда. Хромой издали
показал Кошке, где он похоронил то, что сумел вытащить из-под зловонной
туши, велел отнести подарки: еду, украшения... А сам не пошел, остался у
челнока. Он не хотел, чтобы Кошка видела его слезы.
А потом они поплыли дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Хромому, подняв дубину. И Хромой остановился: теперь спешить некуда. Они
медленно двинулись навстречу друг другу. Хромой занес копье для удара,
бросил быстрый взгляд на наконечник - остер ли, крепко ли привязан к
древку - и мгновенно забыл, что перед ним враг, забыл все, кроме копья.
Это было не его копье. Очень похожее, но не его. Обеими руками Хромой
поднес копье к самым глазам. Вот этот узор, вырезанный на древке, у самого
наконечника. Он похож, он очень похож на тот, что вырезал когда-то Хромой.
Похож - но не тот. Значит, все то, что было - было?
В следующий миг Хромой каким-то пробудившимся уголком сознания ощутил
вскинутую над его головой дубину, шарахнулся назад, выбросил навстречу
удару руки с зажатым в них копьем, и древко с хряском брызнуло ему в лицо
длинными щепками.
Копье сломалось, но все же ослабило силу удара, и сбитый с ног Хромой
сознания не потерял. Враг ударил снова, но Хромой откатился в сторону, и
дубина, с глухим стуком врезавшись в землю, выскользнула из неготовых к
удару по твердому ладоней. Враг нагнулся подобрать ее, и успевший вскочить
на колени Хромой изо всех сил, обеими руками и всей своей тяжестью ударил
его по невольно подставленной шее ножом Странного.
Удар почти не встретил сопротивления, Хромой неловко и больно рухнул
всем телом на землю, а на спину навалилось тяжелое, дергающееся, и горячий
поток хлынул на голову, и только когда по жесткой траве перед глазами
медленно прокатилось что-то бесформенное, Хромой понял, что произошло.
А потом... Потом он рвал, грыз ремни, стягивавшие руки Кошки, тряс ее
за плечи, и голова Кошки безвольно моталась, и ее мутные, как спросонок,
глаза то раскрывались, то закрывались опять, а Хромой все тряс ее и
кричал, просил, плакал:
- Кошка! Проснись, Кошка! Уйдем, уйдем от сюда! Страшно!..
Это был хороший день. Потому, что они спустились, наконец, с Синих
Холмов. Потому, что вышли к Реке. Пусть она была еще широким мелким ручьем
с мертвыми каменистыми берегами, но это была их Река. Река, которая течет
в родные земли. К Племени. И еще он был хорошим, этот день, потому, что
очнулась от оцепенения Кошка.
Хромой лазил по галечным отмелям, разыскивая спрятанный челнок, а
Кошка, хныкая, брела следом, спотыкалась, забредала в лужи, стучала
зубами, ныла: "Мокро... Холодно... Есть хочу... И спать...". А потом
Хромой нашел челнок, и горшки, и свое второе копье, и острогу, и оба
весла, и теплые шкуры. И мешочек с костяными иглами и жилами тоже нашелся.
И все было цело, только кто-то погрыз весло и один горшок треснул. Хромой
собрался ловить еду, а Кошке велел зашить пропоротое дно челнока. Но Кошка
сказала, что дно чинить она не хочет, а хочет спать. Она устроила в
челноке кубло из шкур и залезла в него, но вдруг с визгом выскочила
обратно и спряталась за Хромого, а за ней из челнока выскочил длинноухий и
кинулся убегать.
А потом Хромой чинил челнок, а длинноухий жарился на костре, в
котором горели древко остроги и кусочек весла, а Кошка смотрела, как в
огонь капает жир и пыталась понять, чего ей больше хочется: спать или
есть.
Хромой сказал, что она может поспать, пока жарится мясо, а когда оно
зажарится, можно будет проснуться и есть.
А Кошка хныкала, что Хромой плохой и жадный: сначала не хотел ее
кормить и таскал за собой по мокрым лужам, потом не дал съесть длинноухого
сырым, а теперь не хочет разрешить ей сидеть у костра и нюхать вкусный
дым.
И еще она сказала, что раз Хромой такой жадный, то она не съест ни
кусочка длинноухого и сейчас нарочно умрет от голода, и тогда он, Хромой,
пожалеет, но будет поздно. Хромой сказал, что Кошка больна, а больным
нельзя есть сырое, но Кошка заявила, что Хромой глупый и слушать его она
не будет, а сейчас оторвет от длинноухого вот эту лапку и съест. Но может
она сказала и как-нибудь иначе, потому что последние ее слова понять было
трудно: говорила она их с набитым ртом и при этом чавкала.
А на следующий день они пошли дальше, и идти стало гораздо легче,
потому что не надо было карабкаться по камням и тащить на спине Кошку.
Теперь Хромой брел по воде и придерживал плывущий по течению челнок,
а Кошка спала в челноке, и все было хорошо, только она часто хныкала во
сне. Один раз, когда Хромой попытался укрыть ее шкурой, Кошка спросонок
злобно вцепилась зубами в его руку, а очнувшись, с плачем зализывала укус
и долго тыкалась головой в плечо, извиняясь.
Потом она уснула опять - беспокойно, тревожно - и снова затолкала
шкуру ногами в самый конец челнока, но не проснулась. Так и спала -
скорчившись, стуча зубами и подвывая от холода. Второй раз укрывать Хромой
не решился (еще палец откусит), только тревожно поглядывал на ее
посиневшее, жалобно сморщившееся лицо.
А на следующий день пошел дождь. Не туманная морось, к которой Хромой
уже привык настолько, что перестал замечать, а настоящий дождь, холодный и
монотонный. Первый зимний дождь. Он шел весь день, и всю ночь, и утром;
воды в Реке стало больше и поэтому плыть в челноке можно было вдвоем.
Хромой греб неторопливо, размеренно погружая весло в серую, словно
кипящую под ударами частых тяжелых капель Реку, а Кошка вычерпывала воду
треснутым горшком и канючила, чтобы он греб быстрее, а то у нее от сырости
зудит между пальцами - наверное, растут перепонки, а с перепонками она не
хочет, потому что все будут смеяться и дразнить.
В то, что от дождя между пальцами могут вырасти перепонки, Хромой не
верил, но поскорее увидеть земли Племени ему тоже хотелось, и он стал
спешить.
Прошел еще один день, а потом еще один, и впереди сквозь серые космы
дождя забрезжили очертания низкого острого мыса - Жала Реки, и Хромой
поразился, как короток путь, казавшийся ему бесконечным.
А Кошка сказала, что незнакомый путь всегда длинный туда и короткий
обратно. И еще сказала, что когда Хромой плыл к Синим Холмам, Река мешала
ему, а теперь помогает. Кошка умная - Хромой всегда это знал. И Странный
говорил, что Кошка умнее всех стариков.
Странный...
Пусто на Речном Жале. Только несколько обклеванных и изгрызенных
костей желтеют среди мокрой гальки там, где огромной бесформенной грудой
расплывался под неистовыми лучами Слепящего труп Корнееда. Хромой издали
показал Кошке, где он похоронил то, что сумел вытащить из-под зловонной
туши, велел отнести подарки: еду, украшения... А сам не пошел, остался у
челнока. Он не хотел, чтобы Кошка видела его слезы.
А потом они поплыли дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29