Мне надо передохнуть.
— А что случилось? — поинтересовался поручик, с энтузиазмом запихивая папки в шкаф.
— Понятия не имею, какая-то кража со взломом.
— И сразу к нам? Районные уже мух не ловят.
— Радоваться надо, что к нам. Это стадо алкашей у меня уже в печёнках сидит, мне даже начинает казаться, что и следователи были под мухой. Ну скажи, пожалуйста, зачем записывать такие вещи… Где оно? А, вот: «Свидетель не мог видеть квитанции, так как на ней сидела птичка с розовым оперением». Спятить можно!
— В той квартире была канарейка, — неосторожно заметил скрупулёзный поручик. Капитан в ответ лишь с подозрением взглянул на него и постучал пальцем по лбу.
— Где же этот обворованный гражданин?
Заблудившийся в коридорах управления и чуть живой от страха Лёлик нашёл наконец нужную комнату. Войдя в неё, он увидел сидящего за столом лысоватого мужчину с добродушным выражением лица. Мужчина внимательно смотрел на Лёлика, что, без всякого сомнения, сулило последнему нечто ужасное.
— Слушаю вас, — ободряюще сказал капитан, видя, что посетитель говорить не собирается, и очень удивился, услышав в ответ отчётливое громкое щёлканье зубами.
Лёлик переживал невообразимые муки, ибо природная робость изо всех сил сопротивлялась желанию вернуть утраченную валюту. Сообщению о краже никак не удавалось протиснуться сквозь сжатое страхом горло. Пытаясь что-то сказать и одновременно в зародыше задушить крамольную информацию, он только стонал и щёлкал зубами, в панике прикидывая, не лучше ли бежать, пока не поздно. Нет, лучше не бежать, тогда уж точно посадят.
Прошло немало времени, прежде чем он, трясясь и заикаясь, решился изложить, с чем пришёл. С трудом уловив суть заявления нервного посетителя и поняв, что речь идёт о хищении крупной суммы долларов, капитан счёл необходимым его запротоколировать. Вид официального бланка напугал Лёлика ещё больше, если это только возможно.
Ну и, ясное дело, первой особой, которая знала о существовании Леликовых долларов, оказалась я. Следующим был Мартин. На этом Лёлик застопорился. Как ни старался, больше он не мог вспомнить никого, кому было известно о его долларах, и вообще больше никого в жизни не встречал, только нас с Мартином.
Капитан не знал лично ни Мартина, ни меня, из хаотичных показаний Лёлика всплыл и в сознании капитана утвердился образ молодого хулигана, который беззастенчиво грабил своих ближних, а также аморальной коварной авантюристки неопределённого возраста, которая ловко пользуется наивностью и простодушием честных людей, проникая в их души и квартиры. С интересом выслушав сообщение Лёлика, капитан с поручиком пришли к выводу, что дело его простое и лёгкое, можно сказать, отдых, ниспосланный им небесами за адский труд в алкогольном сериале.
Когда Лёлик на полусогнутых покинул наконец грозное учреждение, капитан, радостно потирая руки, обратился к помощнику:
— Послушай, Михалек, ты возьмёшь на себя дом, посмотришь для порядка, что и как, поговоришь с дворником, соседями, мамочкой. Так, на всякий случай. Я же займусь его «друзьями». Вызову их сюда. Думаю, дня через три мы с этим дельцем управимся. Сумма немаленькая, верно?
— А может, стоит сразу произвести у них обыск? А то спохватятся и перепрячут.
— Такие пройдохи уже наверняка спрятали. Да ты не сомневайся, найдём! Но сначала я с ними побеседую. Так что давай отправляйся прямо сейчас, а я позвоню им.
Вот так я оказалась в Главном управлении милиции. Капитан записал мои анкетные данные, впился в меня испытующим взором, вздохнул и задумался. Я терпеливо ожидала, не сомневаясь, что речь пойдёт о Леликовых долларах.
— Что вы делали девятнадцатого? — выстрелил капитан каверзным вопросом и худшего не мог придумать. Откуда, черт побери, мне знать, что я делала девятнадцатого? С укором взглянув на него, я извлекла из сумки свою записную книжку и, полистав её, информировала представителя власти:
— Девятнадцатого был вторник. Желаете подробно, с утра до вечера?
— Если для вас не составит труда, то также и с вечера до утра. Подробно.
Ах, желаете подробно? Ну что ж, извольте. И я осчастливила его подробнейшим репортажем, из которого он должен был понять, с каким на редкость работящим и трудолюбивым человеком имеет дело. Из чистого альтруизма я назвала ему также фамилии и телефоны свидетелей, которые могли видеть меня между двенадцатью и тремя в тот роковой вторник, ибо как раз в указанное время у Лёлика никого не было дома. Единственным пробелом в моем алиби был короткий визит в универмаг. Очень не хотелось обрекать любимую милицию на ненужные хлопоты. Знать бы заранее, уж я бы выкинула в универмаге такое, что позволило бы его персоналу запомнить меня.
Капитан молча слушал, что-то изредка записывая. Велел перечислить приобретённые мной в универмаге товары. Я перечислила.
— Ну хорошо, — сказал он, подумав. — А что вы делали накануне, в понедельник?
С понедельником было хуже. В понедельник я устроила себе ответственную головомойку с кучей дополнительных процедур, из-за которых семь часов голова была замотана полотенцем. Ясное дело, в полотенце я старалась никому не показываться, и на улице меня никто не встретил. Однако несколько человек звонили домой, и, кроме того, ко мне забегал за солью рабочий класс. В квартире соседей происходил ремонт, и в обеденное время ко мне зашёл за солью один из специалистов, кажется, слесарь-водопроводчик. Он с любопытством разглядывал меня, ибо голубой махровый халат и оранжевое полотенце создавали интересную цветовую гамму.
— Эти рабочие ещё там? — заинтересовался капитан.
— Не знаю. Наверное, кончили, сегодня я их не слышала.
Известие капитана огорчило, и он опять задумался, а подумав, со вздохом спросил:
— Знаете ли вы Кароля Рокоша?
Я обрадовалась, что мы наконец-то начинаем говорить о деле.
— Разумеется, знаю. Догадываюсь, что меня вызвали из-за него. Как только выпихнула его в милицию, сразу подумала, что подозрения…
— Ах, вы догадываетесь? А может, признаетесь, что знали о наличии у него долларов?
— Ещё бы не знать! Он только о них и говорил!
— Тогда вспомните, пожалуйста, кому о них говорили вы.
Разумеется, я и сама уже думала об этом. Ещё вчера, поняв, что из-за Лёлика влипла в долларовую афёру, постаралась припомнить все, так или иначе связанное с нею. И получилось, что о них я никому не говорила. Даже если и жаловалась своим знакомым в сердцах на беспросветную Леликову тупость, имени его никогда не называла. А уж о его долларах и вовсе не заикалась, ибо не они делали из Лёлика уникума. Все это я изложила капитану и прибавила:
— Для меня не подлежит сомнению, что для собственного блага следовало бы дать объявление в газете о Леликовых долларах, делая его фамилию и адрес достоянием широкой общественности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— А что случилось? — поинтересовался поручик, с энтузиазмом запихивая папки в шкаф.
— Понятия не имею, какая-то кража со взломом.
— И сразу к нам? Районные уже мух не ловят.
— Радоваться надо, что к нам. Это стадо алкашей у меня уже в печёнках сидит, мне даже начинает казаться, что и следователи были под мухой. Ну скажи, пожалуйста, зачем записывать такие вещи… Где оно? А, вот: «Свидетель не мог видеть квитанции, так как на ней сидела птичка с розовым оперением». Спятить можно!
— В той квартире была канарейка, — неосторожно заметил скрупулёзный поручик. Капитан в ответ лишь с подозрением взглянул на него и постучал пальцем по лбу.
— Где же этот обворованный гражданин?
Заблудившийся в коридорах управления и чуть живой от страха Лёлик нашёл наконец нужную комнату. Войдя в неё, он увидел сидящего за столом лысоватого мужчину с добродушным выражением лица. Мужчина внимательно смотрел на Лёлика, что, без всякого сомнения, сулило последнему нечто ужасное.
— Слушаю вас, — ободряюще сказал капитан, видя, что посетитель говорить не собирается, и очень удивился, услышав в ответ отчётливое громкое щёлканье зубами.
Лёлик переживал невообразимые муки, ибо природная робость изо всех сил сопротивлялась желанию вернуть утраченную валюту. Сообщению о краже никак не удавалось протиснуться сквозь сжатое страхом горло. Пытаясь что-то сказать и одновременно в зародыше задушить крамольную информацию, он только стонал и щёлкал зубами, в панике прикидывая, не лучше ли бежать, пока не поздно. Нет, лучше не бежать, тогда уж точно посадят.
Прошло немало времени, прежде чем он, трясясь и заикаясь, решился изложить, с чем пришёл. С трудом уловив суть заявления нервного посетителя и поняв, что речь идёт о хищении крупной суммы долларов, капитан счёл необходимым его запротоколировать. Вид официального бланка напугал Лёлика ещё больше, если это только возможно.
Ну и, ясное дело, первой особой, которая знала о существовании Леликовых долларов, оказалась я. Следующим был Мартин. На этом Лёлик застопорился. Как ни старался, больше он не мог вспомнить никого, кому было известно о его долларах, и вообще больше никого в жизни не встречал, только нас с Мартином.
Капитан не знал лично ни Мартина, ни меня, из хаотичных показаний Лёлика всплыл и в сознании капитана утвердился образ молодого хулигана, который беззастенчиво грабил своих ближних, а также аморальной коварной авантюристки неопределённого возраста, которая ловко пользуется наивностью и простодушием честных людей, проникая в их души и квартиры. С интересом выслушав сообщение Лёлика, капитан с поручиком пришли к выводу, что дело его простое и лёгкое, можно сказать, отдых, ниспосланный им небесами за адский труд в алкогольном сериале.
Когда Лёлик на полусогнутых покинул наконец грозное учреждение, капитан, радостно потирая руки, обратился к помощнику:
— Послушай, Михалек, ты возьмёшь на себя дом, посмотришь для порядка, что и как, поговоришь с дворником, соседями, мамочкой. Так, на всякий случай. Я же займусь его «друзьями». Вызову их сюда. Думаю, дня через три мы с этим дельцем управимся. Сумма немаленькая, верно?
— А может, стоит сразу произвести у них обыск? А то спохватятся и перепрячут.
— Такие пройдохи уже наверняка спрятали. Да ты не сомневайся, найдём! Но сначала я с ними побеседую. Так что давай отправляйся прямо сейчас, а я позвоню им.
Вот так я оказалась в Главном управлении милиции. Капитан записал мои анкетные данные, впился в меня испытующим взором, вздохнул и задумался. Я терпеливо ожидала, не сомневаясь, что речь пойдёт о Леликовых долларах.
— Что вы делали девятнадцатого? — выстрелил капитан каверзным вопросом и худшего не мог придумать. Откуда, черт побери, мне знать, что я делала девятнадцатого? С укором взглянув на него, я извлекла из сумки свою записную книжку и, полистав её, информировала представителя власти:
— Девятнадцатого был вторник. Желаете подробно, с утра до вечера?
— Если для вас не составит труда, то также и с вечера до утра. Подробно.
Ах, желаете подробно? Ну что ж, извольте. И я осчастливила его подробнейшим репортажем, из которого он должен был понять, с каким на редкость работящим и трудолюбивым человеком имеет дело. Из чистого альтруизма я назвала ему также фамилии и телефоны свидетелей, которые могли видеть меня между двенадцатью и тремя в тот роковой вторник, ибо как раз в указанное время у Лёлика никого не было дома. Единственным пробелом в моем алиби был короткий визит в универмаг. Очень не хотелось обрекать любимую милицию на ненужные хлопоты. Знать бы заранее, уж я бы выкинула в универмаге такое, что позволило бы его персоналу запомнить меня.
Капитан молча слушал, что-то изредка записывая. Велел перечислить приобретённые мной в универмаге товары. Я перечислила.
— Ну хорошо, — сказал он, подумав. — А что вы делали накануне, в понедельник?
С понедельником было хуже. В понедельник я устроила себе ответственную головомойку с кучей дополнительных процедур, из-за которых семь часов голова была замотана полотенцем. Ясное дело, в полотенце я старалась никому не показываться, и на улице меня никто не встретил. Однако несколько человек звонили домой, и, кроме того, ко мне забегал за солью рабочий класс. В квартире соседей происходил ремонт, и в обеденное время ко мне зашёл за солью один из специалистов, кажется, слесарь-водопроводчик. Он с любопытством разглядывал меня, ибо голубой махровый халат и оранжевое полотенце создавали интересную цветовую гамму.
— Эти рабочие ещё там? — заинтересовался капитан.
— Не знаю. Наверное, кончили, сегодня я их не слышала.
Известие капитана огорчило, и он опять задумался, а подумав, со вздохом спросил:
— Знаете ли вы Кароля Рокоша?
Я обрадовалась, что мы наконец-то начинаем говорить о деле.
— Разумеется, знаю. Догадываюсь, что меня вызвали из-за него. Как только выпихнула его в милицию, сразу подумала, что подозрения…
— Ах, вы догадываетесь? А может, признаетесь, что знали о наличии у него долларов?
— Ещё бы не знать! Он только о них и говорил!
— Тогда вспомните, пожалуйста, кому о них говорили вы.
Разумеется, я и сама уже думала об этом. Ещё вчера, поняв, что из-за Лёлика влипла в долларовую афёру, постаралась припомнить все, так или иначе связанное с нею. И получилось, что о них я никому не говорила. Даже если и жаловалась своим знакомым в сердцах на беспросветную Леликову тупость, имени его никогда не называла. А уж о его долларах и вовсе не заикалась, ибо не они делали из Лёлика уникума. Все это я изложила капитану и прибавила:
— Для меня не подлежит сомнению, что для собственного блага следовало бы дать объявление в газете о Леликовых долларах, делая его фамилию и адрес достоянием широкой общественности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76