А кому же ещё быть? Выходит, кто-то их пришил и в яме закопал, правильно тогда милиция следы искала. Они и сейчас ищут, ведь вместе с этими двумя исчез и скупщик янтаря, — может, лежит поглубже. Ну, лежит не лежит, а ведь тоже исчез с концами, никто его потом в глаза не видел.
— Искали, а сами Бога молили, как бы не найти, — ворчал вечером в кухне дедуля. — Если преступник был один, тогда он не мог их нести, волок, значит, по лесу, и следы бы остались, след всегда остаётся, если что тащат по земле. Так что злодеев было не меньше двух, тогда и нести могли.
— А на преступника можно через янтарь выйти, — неожиданно послышался голос Вальдемара.
Мы и не заметили, как он появился в раскрытой двери. Как всегда, все упорно набивались в кухню, маленькую и тесную. И хозяева там, почитай, жили, и мы вечно сшивались, делая вид, будто забежали на минутку, узнать насчёт ужина или просто попросить чайку. Вздрогнув, мы повернулись к парню, и он пояснил свою мысль:
— Я не только видел, что она вытащила из моря, но даже в руках держал. Сколько лет прошло, а до сих пор помню, такое нечасто увидишь.
— А что, что именно? — жадно спросила я.
— Янтарь. На глаз — двести пятьдесят грамм, может, двести двадцать. В одном месте отбитый, так что на просвет видно, что в серёдке. Тучка, облачко, но такое… нетипичное. Раз пани там была, помните, наверное, как раз солнце светило…
— Помню! — отозвалась я и опять словно наяву увидела ту незабываемую картину.
И мальчишку вспомнила, — может, это и был Вальдемар? Нет, тому на вид было лет четырнадцать, значит, сейчас будет около двадцати. Вальдемар старше. И яркое солнце, как же, помню!
— Светило! — подтвердила я.
— Ну так вот, если поглядеть на свет, облачко казалось перламутровым и переливалось.
И немедленно мой Всезнающий пояснил:
— Лёгкое облачко внутри янтаря обычно образуется от цветочной пыльцы с цветков доисторических деревьев или пыльцы с крылышек насекомых, доисторических бабочек. А такое встречается очень редко.
— Это точно. Уж на что я повытягивал этого янтаря пропасть, а такого не попадалось. Правда, есть у меня с похожим облачком, но совсем маленький, как орешек. И все равно переливается!
Присутствующие единодушно потребовали предъявить орешек, продемонстрировать редкое облачко. Вальдемар заставил себя просить, проманежил нас несколько минут, отговариваясь тем, что придётся рыться в углу за шкафом, но наконец отчалился от дверного косяка и отправился за диковинкой От гордости он прямо весь раздулся.
«Маленький», это он называет маленьким! Для меня был бы очень даже большим. Размером действительно с орех, грецкий орех, немного приплюснутый, по краям прозрачный, посередине матовый. Матовость и была облачком, она на свету переливалась, как опал. Замечание моего Всезнающего о пыльце с крыльев бабочки уже не казалось глупым, напротив, хотелось думать именно с крылышек доисторического мотылька. Это так поэтично! Ничего похожего мне ещё не приходилось видеть, от такой красоты трудно было оторвать глаз.
Попробовала представить себе нечто в этом роде, но побольше раз в двадцать. Не вышло, даже моё богатое воображение не смогло такого нарисовать. Какая жалость, ведь я, дубина безмозглая, стояла рядом и смотрела, когда та девушка янтарь выловила; что бы мне. идиотке несчастной, не подойти поближе да не вырвать такую красоту у кого-то из рук, полюбоваться, чтобы потом всю жизнь вспоминать? Правда, тогда я ещё с ума не сходила, лишь немного увлекалась янтарём, а много — мужчинами, в тот год конкретно Пупсиком. Черт бы побрал мужиков, нашла чем увлечься!
— Такой янтарь никто бы не стал резать.. — задумчиво произнёс мой Драгоценный.
— Да, надо уж вовсе ума лишиться! — горячо поддержал его Вальдемар.
А в моей голове мелькнула крамольная мысль, которой я, разумеется, делиться не стала. При всей своей безумной любви к янтарю я вдруг подумала: именно разрезать! Па тонюсенькие пластиночки, и сделать из них ожерелье. От крупных, и в каждой дымка, до совсем крохотных на шее, у замочка. Спятить можно! Уникальное будет изделие, за такое богатая баба ничего бы не пожалела.
Да что за дурацкие идеи! У меня самой скорее бы рука отсохла, чем я решилась бы поднять её на такое чудо, да и неизвестный ювелир этого не сделает, разве что он не человек, а бревно бесчувственное с темпераментом коровы. И бревно это должно быть рекламным гением и иметь, своего человека среди организаторов аукционов в Штатах.
А в кухне все говорили о чуде с облачком в серёдке.
— Значит, продал целиком. И использовать надо тоже целиком, ведь это просто музейный экземпляр.
Ядвига напомнила:
— И Мальборке есть музей янтаря… Папаша, вы все же приглядывайте за Мешко, того и гляди все на себя выльет… но они там редко что покупают, да и платят плохо. Скорее уж немцы…
Вот и я говорю, все самое лучшее достаётся немцам!
Или американцам. Очень может быть — убийца увёз отсюда их янтарь, боялся. Вы правы, по нему можно и на убийцу выйти, второго такого не найдётся.
— Ага, так они и станут по магазинам бегать и янтарь разглядывать, — язвительно промолвил дедуля и ловко сунул и раскрытый ротик внука аппетитный кусок судака — А может, и бегают, — не согласился с тестем Вальдемар. — Или дадут в газете объявление. У того янтаря, может, уже десятый владелец сменился, по ниточке и до клубка доберёшься. А владельцу признаться ничего не стоит, он в убийстве не замешан.
Очень неплохо шло расследование, но я чувствовала: чего-то в нем не хватает. Исходный пункт — сплющенный янтарный орех, опалово переливающийся в электрическом свете, а вот дальше… И я активно подключилась, возможно не в самый подходящий момент.
— Погодите, дайте сказать. Не хотелось бы напрасно обвинять человека, но я лично особое внимание обратила бы на Валтасара. Неважно, имя это или фамилия. Дело в том, что я его вспомнила. Отчётливо вспомнила. С той поры он совсем не изменился. Тогда он стоял в толпе на пляже рядом со мной, я даже ему на ногу наступила. И у этого Валтасара на лице было такое выражение, такое, что его в чем угодно можно подозревать! С таким выражением человек на все способен. Уверена — он увидел чудо-янтарь и обо всем на свете забыл, на ногу ему наступили — ноль внимания. Он наверняка многое успел увидеть, больше меня, и не исключено — что-то знает.
— И не исключено — сам же их и передушил, — ехидно подхватил дедуля. — Разбежались, так он и признается!
Мой Драгоценный почему-то перестал поучать, молчал и только внимательно слушал.
— А мы и не рассчитываем, что признается, — огрызнулся Вальдемар. — Вам, папаша, лишь бы человека осмеять. Думаю, Валтасар не признается даже в том, что тогда на берегу был. Но если бы кто-нибудь понаблюдал за ним…
— Уж не ты ли собираешься этим заняться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Искали, а сами Бога молили, как бы не найти, — ворчал вечером в кухне дедуля. — Если преступник был один, тогда он не мог их нести, волок, значит, по лесу, и следы бы остались, след всегда остаётся, если что тащат по земле. Так что злодеев было не меньше двух, тогда и нести могли.
— А на преступника можно через янтарь выйти, — неожиданно послышался голос Вальдемара.
Мы и не заметили, как он появился в раскрытой двери. Как всегда, все упорно набивались в кухню, маленькую и тесную. И хозяева там, почитай, жили, и мы вечно сшивались, делая вид, будто забежали на минутку, узнать насчёт ужина или просто попросить чайку. Вздрогнув, мы повернулись к парню, и он пояснил свою мысль:
— Я не только видел, что она вытащила из моря, но даже в руках держал. Сколько лет прошло, а до сих пор помню, такое нечасто увидишь.
— А что, что именно? — жадно спросила я.
— Янтарь. На глаз — двести пятьдесят грамм, может, двести двадцать. В одном месте отбитый, так что на просвет видно, что в серёдке. Тучка, облачко, но такое… нетипичное. Раз пани там была, помните, наверное, как раз солнце светило…
— Помню! — отозвалась я и опять словно наяву увидела ту незабываемую картину.
И мальчишку вспомнила, — может, это и был Вальдемар? Нет, тому на вид было лет четырнадцать, значит, сейчас будет около двадцати. Вальдемар старше. И яркое солнце, как же, помню!
— Светило! — подтвердила я.
— Ну так вот, если поглядеть на свет, облачко казалось перламутровым и переливалось.
И немедленно мой Всезнающий пояснил:
— Лёгкое облачко внутри янтаря обычно образуется от цветочной пыльцы с цветков доисторических деревьев или пыльцы с крылышек насекомых, доисторических бабочек. А такое встречается очень редко.
— Это точно. Уж на что я повытягивал этого янтаря пропасть, а такого не попадалось. Правда, есть у меня с похожим облачком, но совсем маленький, как орешек. И все равно переливается!
Присутствующие единодушно потребовали предъявить орешек, продемонстрировать редкое облачко. Вальдемар заставил себя просить, проманежил нас несколько минут, отговариваясь тем, что придётся рыться в углу за шкафом, но наконец отчалился от дверного косяка и отправился за диковинкой От гордости он прямо весь раздулся.
«Маленький», это он называет маленьким! Для меня был бы очень даже большим. Размером действительно с орех, грецкий орех, немного приплюснутый, по краям прозрачный, посередине матовый. Матовость и была облачком, она на свету переливалась, как опал. Замечание моего Всезнающего о пыльце с крыльев бабочки уже не казалось глупым, напротив, хотелось думать именно с крылышек доисторического мотылька. Это так поэтично! Ничего похожего мне ещё не приходилось видеть, от такой красоты трудно было оторвать глаз.
Попробовала представить себе нечто в этом роде, но побольше раз в двадцать. Не вышло, даже моё богатое воображение не смогло такого нарисовать. Какая жалость, ведь я, дубина безмозглая, стояла рядом и смотрела, когда та девушка янтарь выловила; что бы мне. идиотке несчастной, не подойти поближе да не вырвать такую красоту у кого-то из рук, полюбоваться, чтобы потом всю жизнь вспоминать? Правда, тогда я ещё с ума не сходила, лишь немного увлекалась янтарём, а много — мужчинами, в тот год конкретно Пупсиком. Черт бы побрал мужиков, нашла чем увлечься!
— Такой янтарь никто бы не стал резать.. — задумчиво произнёс мой Драгоценный.
— Да, надо уж вовсе ума лишиться! — горячо поддержал его Вальдемар.
А в моей голове мелькнула крамольная мысль, которой я, разумеется, делиться не стала. При всей своей безумной любви к янтарю я вдруг подумала: именно разрезать! Па тонюсенькие пластиночки, и сделать из них ожерелье. От крупных, и в каждой дымка, до совсем крохотных на шее, у замочка. Спятить можно! Уникальное будет изделие, за такое богатая баба ничего бы не пожалела.
Да что за дурацкие идеи! У меня самой скорее бы рука отсохла, чем я решилась бы поднять её на такое чудо, да и неизвестный ювелир этого не сделает, разве что он не человек, а бревно бесчувственное с темпераментом коровы. И бревно это должно быть рекламным гением и иметь, своего человека среди организаторов аукционов в Штатах.
А в кухне все говорили о чуде с облачком в серёдке.
— Значит, продал целиком. И использовать надо тоже целиком, ведь это просто музейный экземпляр.
Ядвига напомнила:
— И Мальборке есть музей янтаря… Папаша, вы все же приглядывайте за Мешко, того и гляди все на себя выльет… но они там редко что покупают, да и платят плохо. Скорее уж немцы…
Вот и я говорю, все самое лучшее достаётся немцам!
Или американцам. Очень может быть — убийца увёз отсюда их янтарь, боялся. Вы правы, по нему можно и на убийцу выйти, второго такого не найдётся.
— Ага, так они и станут по магазинам бегать и янтарь разглядывать, — язвительно промолвил дедуля и ловко сунул и раскрытый ротик внука аппетитный кусок судака — А может, и бегают, — не согласился с тестем Вальдемар. — Или дадут в газете объявление. У того янтаря, может, уже десятый владелец сменился, по ниточке и до клубка доберёшься. А владельцу признаться ничего не стоит, он в убийстве не замешан.
Очень неплохо шло расследование, но я чувствовала: чего-то в нем не хватает. Исходный пункт — сплющенный янтарный орех, опалово переливающийся в электрическом свете, а вот дальше… И я активно подключилась, возможно не в самый подходящий момент.
— Погодите, дайте сказать. Не хотелось бы напрасно обвинять человека, но я лично особое внимание обратила бы на Валтасара. Неважно, имя это или фамилия. Дело в том, что я его вспомнила. Отчётливо вспомнила. С той поры он совсем не изменился. Тогда он стоял в толпе на пляже рядом со мной, я даже ему на ногу наступила. И у этого Валтасара на лице было такое выражение, такое, что его в чем угодно можно подозревать! С таким выражением человек на все способен. Уверена — он увидел чудо-янтарь и обо всем на свете забыл, на ногу ему наступили — ноль внимания. Он наверняка многое успел увидеть, больше меня, и не исключено — что-то знает.
— И не исключено — сам же их и передушил, — ехидно подхватил дедуля. — Разбежались, так он и признается!
Мой Драгоценный почему-то перестал поучать, молчал и только внимательно слушал.
— А мы и не рассчитываем, что признается, — огрызнулся Вальдемар. — Вам, папаша, лишь бы человека осмеять. Думаю, Валтасар не признается даже в том, что тогда на берегу был. Но если бы кто-нибудь понаблюдал за ним…
— Уж не ты ли собираешься этим заняться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87