с одной стороны было окно во всю стену, и из него открывался изумительный вид на Лондон.
Сквозь дверь ему видна была кухня. Там было темно, но дверь в спальню была приоткрыта, и там горел свет.
Сначала он заметил туфлю — она лежала посредине ковра — изящная, дорогая; каблук ее, острый, точно стилет, казался почему-то невероятно пугающим.
Сама она лежала плашмя на краю кровати; платье на ней было измято, одна тонкая рука свисала вниз, на ковер. Судя по ранам на спине, кто-то выстрелил в нее дважды из парабеллума с близкого расстояния.
Она только что умерла — это, во всяком случае, было ясно; в воздухе еще чувствовался едва заметный кисловатый запах пороха. Брейди тяжело вздохнул, присел на корточки и перевернул ее на спину.
При виде ее лица ему почудилось, будто его с силой ударили под ложечку — бесчестно, исподтишка — так что ему вдруг нечем стало дышать — это была не Джейн Гордон. Это была девушка, которую он так недолго знал как Мари Дюкло. Девушка, чье избитое, искалеченное тело он в последний раз видел в ее спальне в квартире в Челси. Девушка, за убийство которой он был приговорен к смер т ной казни.
На какое-то короткое, пугающее мгновение он подумал, что сходит с ума; потом внезапно истина забрезжила перед ним — во всяком случае, ее часть.
Он стал подниматься; за спиной у него послышался легкий шорох. В то мгновение, когда он собирался обернуться, доставая из кармана револьвер, кто-то с силой ударил его сзади, чуть ниже затылка, и, вскрикнув от боли, он повалился вперед, лицом вниз.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда он снова открыл глаза, он лежал лицом вниз рядом с трупом. В картине появился лишь один новый штрих. В руке у него был зажат автоматический пистолет типа «маузер» с круглым глушителем на стволе.
Что-то в нем было знакомое — что-то очень знакомое. Это был пистолет, из которого Энтони Харас пытался убить его в Мэннингеме.
Он пробыл без сознания не больше пяти минут; это, во всяком случае, было ясно. Брейди поднялся и присел на край кровати, растирая затылок.
Каким же он был идиотом! Безмозглым, слепым идиотом. Запах пороха, еще не растаявший в воздухе, тепло ее тела. Было совершенно очевидно, что она только что умерла. Быть может, роковые выстрелы прозвучали как раз в то время, когда он поднимался по лестнице — и он сунулся прямо сюда, как баран на убой.
Одно несомненно. Если полиция поймает его здесь, он погиб — и этого-то, разумеется, Харас и добивался. Теперь это сулит ему камеру смертников со всеми ее прелестями — вплоть до бесславного конца как-нибудь серым, промозглым утром.
В комнате все было перевернуто вверх дном, ящики выдвинуты, повсюду разбросана одежда. Похоже, венгр ничего не упустил, что могло бы еще более ухудшить положение Брейди.
Брейди быстро прошел в соседнюю комнату. Поднимаясь к выходу по ступенькам, он на минутку остановился. Па кресле был брошен легкий плащ девушки, под ним летала ее сумочка. Очевидно, она собиралась уходить. Вероятно, только появление Хараса помешало ей.
Брейди поспешно высыпал все из сумочки на пол, перебирая ее содержимое. Здесь была пара бумажных купюр, немного мелочи, губная помада, пудреница с компактной пудрой в украшенном драгоценностями футляре и ключи от машины.
Здесь было также письмо, только что вскрытое; на штемпеле стояло сегодняшнее число. Оно было надписано изящным, угловатым почерком и предназначалось мисс Джейн Гордон, Карли-Меншенз, Бейкер-стрит. Брейди выхватил из конверта листок и пробежал его глазами.
Записка была очень короткая. «Милая Джейн, мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня вечером. С девяти я свободна. Твоя любящая мама.»
Но что более всего заинтересовало его в этом письме — это адрес, отпечатанный в верхней части листка: 2 Эгбастон-сквер, Челси. Мари Дюкло жила на Эгбастон Гарденз. Так что же это все должно было означать?
На миг ему припомнилась улица с небольшими викторианскими домиками по обе ее стороны, с кладбищем и церковью в конце — и что-то неясное, темное шевельнулось в его душе, так что волосы у него на голове встали дыбом. Он как будто боялся — боялся вернуться туда.
Он невесело усмехнулся и, отбросив от себя эти мысли, открыл дверь. Как бы там ни было, он должен пойти туда. У него не было выбора.
Когда он спустился в холл, портье все еще дремал над своим журналом. Брейди быстро подошел к двери и уже скрылся за нею, прежде чем тот поднял глаза.
Он торопливо шагал по тротуару, когда во мраке пронзительно завыла сирена, и полицейская машина вывернула из-за угла с Мэрайлибон-Роуд, затормозив перед Карли-Мэншенз.
Брейди продолжал идти, лишь немного ускорив шаг. Еще через пару минут он свернул в сутолоку Оксфорд-стрит, сел в машину и уехал.
В воздухе был привкус тумана — того извечного лондонского тумана, что наплывает с Темзы — желтый и угрожающий — окутывая пеленой весь город.
Но ему это было даже на руку. Брейди проехал мимо регулировщика, стоявшего на углу перекрестка; дождь струился с его капюшона. Брейди затормозил, пропуская пешехода, переходившего через улицу, и полицейский махнул ему рукой, чтобы он проезжал. Брейди усмехнулся. Как это любил говорить Джо Эванс? Нет лучшего способа скрыться от фараона, как прямо у него перед носом.
Они, наверное, следили в основном за пароходами, полагая, что он может попытаться вернуться в Штаты. Он выехал на Слоун-сквер и немного спустя остановил машину на Набережной, напротив того места, откуда все это началось. Он встал под тем самым фонарем, закурил и посмотрел вниз, на воду, и на какое-то короткое мгновение время перестало существовать — оно точно исчезло.
Брейди повернулся, перешел через дорогу и зашагал по тротуару сквозь сгущающийся туман. Дождь уныло струился с деревьев; на них почти не осталось листьев. Он остановился на углу и взглянул наверх, на старинную, белую с голубым, эмалированную табличку о надписью Эгбастон Гарденз; потом пошел дальше.
Ремонтные работы на дороге давно закончились; дом стоял с закрытыми ставнями, темный. Брейди посмотрел на него, вспоминая о том, что здесь произошло, снова видя толпу у ограждения и человека — потерявшего от ужаса голову, как загнанное животное прижавшегося к стене, в то время как они подступали к нему. Начало долгого ночного кошмара.
Он прошел вдоль ограды кладбища — в бисеринках дождя, молчаливого, ожидающего. Церковь была на углу — и каким-то удивительным образом он уже знал, что увидит, когда повернет на соседнюю улицу и посмотрит на табличку с названием. Эгбастон-сквер и дом номер два были около церкви.
Брейди поднялся по лесенке к двери. На крыльце горел свет; аккуратная карточка в черной металлической рамке гласила: «Мадам Роз Гордон — прием только по записи».
В нескольких ярдах от дома стояла машина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Сквозь дверь ему видна была кухня. Там было темно, но дверь в спальню была приоткрыта, и там горел свет.
Сначала он заметил туфлю — она лежала посредине ковра — изящная, дорогая; каблук ее, острый, точно стилет, казался почему-то невероятно пугающим.
Сама она лежала плашмя на краю кровати; платье на ней было измято, одна тонкая рука свисала вниз, на ковер. Судя по ранам на спине, кто-то выстрелил в нее дважды из парабеллума с близкого расстояния.
Она только что умерла — это, во всяком случае, было ясно; в воздухе еще чувствовался едва заметный кисловатый запах пороха. Брейди тяжело вздохнул, присел на корточки и перевернул ее на спину.
При виде ее лица ему почудилось, будто его с силой ударили под ложечку — бесчестно, исподтишка — так что ему вдруг нечем стало дышать — это была не Джейн Гордон. Это была девушка, которую он так недолго знал как Мари Дюкло. Девушка, чье избитое, искалеченное тело он в последний раз видел в ее спальне в квартире в Челси. Девушка, за убийство которой он был приговорен к смер т ной казни.
На какое-то короткое, пугающее мгновение он подумал, что сходит с ума; потом внезапно истина забрезжила перед ним — во всяком случае, ее часть.
Он стал подниматься; за спиной у него послышался легкий шорох. В то мгновение, когда он собирался обернуться, доставая из кармана револьвер, кто-то с силой ударил его сзади, чуть ниже затылка, и, вскрикнув от боли, он повалился вперед, лицом вниз.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда он снова открыл глаза, он лежал лицом вниз рядом с трупом. В картине появился лишь один новый штрих. В руке у него был зажат автоматический пистолет типа «маузер» с круглым глушителем на стволе.
Что-то в нем было знакомое — что-то очень знакомое. Это был пистолет, из которого Энтони Харас пытался убить его в Мэннингеме.
Он пробыл без сознания не больше пяти минут; это, во всяком случае, было ясно. Брейди поднялся и присел на край кровати, растирая затылок.
Каким же он был идиотом! Безмозглым, слепым идиотом. Запах пороха, еще не растаявший в воздухе, тепло ее тела. Было совершенно очевидно, что она только что умерла. Быть может, роковые выстрелы прозвучали как раз в то время, когда он поднимался по лестнице — и он сунулся прямо сюда, как баран на убой.
Одно несомненно. Если полиция поймает его здесь, он погиб — и этого-то, разумеется, Харас и добивался. Теперь это сулит ему камеру смертников со всеми ее прелестями — вплоть до бесславного конца как-нибудь серым, промозглым утром.
В комнате все было перевернуто вверх дном, ящики выдвинуты, повсюду разбросана одежда. Похоже, венгр ничего не упустил, что могло бы еще более ухудшить положение Брейди.
Брейди быстро прошел в соседнюю комнату. Поднимаясь к выходу по ступенькам, он на минутку остановился. Па кресле был брошен легкий плащ девушки, под ним летала ее сумочка. Очевидно, она собиралась уходить. Вероятно, только появление Хараса помешало ей.
Брейди поспешно высыпал все из сумочки на пол, перебирая ее содержимое. Здесь была пара бумажных купюр, немного мелочи, губная помада, пудреница с компактной пудрой в украшенном драгоценностями футляре и ключи от машины.
Здесь было также письмо, только что вскрытое; на штемпеле стояло сегодняшнее число. Оно было надписано изящным, угловатым почерком и предназначалось мисс Джейн Гордон, Карли-Меншенз, Бейкер-стрит. Брейди выхватил из конверта листок и пробежал его глазами.
Записка была очень короткая. «Милая Джейн, мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня вечером. С девяти я свободна. Твоя любящая мама.»
Но что более всего заинтересовало его в этом письме — это адрес, отпечатанный в верхней части листка: 2 Эгбастон-сквер, Челси. Мари Дюкло жила на Эгбастон Гарденз. Так что же это все должно было означать?
На миг ему припомнилась улица с небольшими викторианскими домиками по обе ее стороны, с кладбищем и церковью в конце — и что-то неясное, темное шевельнулось в его душе, так что волосы у него на голове встали дыбом. Он как будто боялся — боялся вернуться туда.
Он невесело усмехнулся и, отбросив от себя эти мысли, открыл дверь. Как бы там ни было, он должен пойти туда. У него не было выбора.
Когда он спустился в холл, портье все еще дремал над своим журналом. Брейди быстро подошел к двери и уже скрылся за нею, прежде чем тот поднял глаза.
Он торопливо шагал по тротуару, когда во мраке пронзительно завыла сирена, и полицейская машина вывернула из-за угла с Мэрайлибон-Роуд, затормозив перед Карли-Мэншенз.
Брейди продолжал идти, лишь немного ускорив шаг. Еще через пару минут он свернул в сутолоку Оксфорд-стрит, сел в машину и уехал.
В воздухе был привкус тумана — того извечного лондонского тумана, что наплывает с Темзы — желтый и угрожающий — окутывая пеленой весь город.
Но ему это было даже на руку. Брейди проехал мимо регулировщика, стоявшего на углу перекрестка; дождь струился с его капюшона. Брейди затормозил, пропуская пешехода, переходившего через улицу, и полицейский махнул ему рукой, чтобы он проезжал. Брейди усмехнулся. Как это любил говорить Джо Эванс? Нет лучшего способа скрыться от фараона, как прямо у него перед носом.
Они, наверное, следили в основном за пароходами, полагая, что он может попытаться вернуться в Штаты. Он выехал на Слоун-сквер и немного спустя остановил машину на Набережной, напротив того места, откуда все это началось. Он встал под тем самым фонарем, закурил и посмотрел вниз, на воду, и на какое-то короткое мгновение время перестало существовать — оно точно исчезло.
Брейди повернулся, перешел через дорогу и зашагал по тротуару сквозь сгущающийся туман. Дождь уныло струился с деревьев; на них почти не осталось листьев. Он остановился на углу и взглянул наверх, на старинную, белую с голубым, эмалированную табличку о надписью Эгбастон Гарденз; потом пошел дальше.
Ремонтные работы на дороге давно закончились; дом стоял с закрытыми ставнями, темный. Брейди посмотрел на него, вспоминая о том, что здесь произошло, снова видя толпу у ограждения и человека — потерявшего от ужаса голову, как загнанное животное прижавшегося к стене, в то время как они подступали к нему. Начало долгого ночного кошмара.
Он прошел вдоль ограды кладбища — в бисеринках дождя, молчаливого, ожидающего. Церковь была на углу — и каким-то удивительным образом он уже знал, что увидит, когда повернет на соседнюю улицу и посмотрит на табличку с названием. Эгбастон-сквер и дом номер два были около церкви.
Брейди поднялся по лесенке к двери. На крыльце горел свет; аккуратная карточка в черной металлической рамке гласила: «Мадам Роз Гордон — прием только по записи».
В нескольких ярдах от дома стояла машина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33