Все предвещало голод и
снег с дождем и, как следствие, вторжение варваров через скованный льдом
океан.
"И все же... - подумала она. - И все же..."
Непонятно, была ли это просто слабость женщины, не желающей
расставаться с любимым, или же здесь таилось что-то более серьезное.
Каэрдин, помнится, говаривал, что любовь затуманивает инстинкты мага.
- Думаю, мне надо идти с тобой.
- Полагаешь, что я один с драконом не управлюсь? - Его голос был
полон насмешливого возмущения.
- Да, - прямо сказала Дженни и почувствовала, как ребра Джона
трясутся у нее под рукой от беззвучного хохота. - Я не знаю, при каких
обстоятельствах ты с ним встретишься, - добавила она. - И еще одно...
Джон уже не смеялся. Голос его был задумчив, но удивления в нем не
слышалось.
- Значит, ты тоже обратила внимание...
Было в Джоне нечто такое, чего люди, как правило, не замечали. Под
личиной дружелюбного варвара, за рассуждениями о смышлености свиней,
старушечьими побасенками и разрушительными попытками понять устройство
часов скрывались подвижный ум и почти женская чувствительность к оттенкам
ситуаций и отношений. Редко случалось, чтобы он ошибался.
- Наш герой говорил о предателях и мятежниках на юге, - сказала она.
- Раз пришел дракон, значит, погибнет урожай, подпрыгнут цены на хлеб,
начнутся смуты... Думаю, тебе необходим верный человек.
- Я тоже так думаю, - ответил он мягко. - А теперь скажи, почему я
должен сомневаться в Гарете. Честно говоря, мне не верится, чтобы он
предал меня из-за того только, что я не похож на витязя из баллады.
Дженни приподнялась на локте, черные волосы ливнем упали на голую
грудь.
- Мне тоже, - медленно проговорила она, пытаясь понять, что же,
собственно, беспокоит ее в этом странном мальчугане, которого она спасла в
руинах старого города. - Положись на мое чутье, доверять ему можно. Но он
в чем-то лжет, не знаю, в чем... Нет, мне нужно идти с тобой на юг.
Джон улыбнулся и потянул ее вниз.
- Я сожалею, что в прошлый раз не поверил твоему чутью, - утешил он.
- Но, думаю, ты права. Я не понимаю, почему король, вместо того чтобы
послать надежного воина, доверил свое слово и свою печать мальчишке,
который, судя по всему, только и может, что собирать песенки. Но если
король ручается в помощи, то я буду дурак, упустив такую возможность. Даже
то, что мы с тобой, Джен, ни на кого больше не можем положиться, - даже
это говорит о том, насколько плохи наши дела. Кроме того, - добавил он с
внезапным беспокойством, - тебе так или иначе пришлось бы ехать.
Безымянное грозное предчувствие шевельнулось в груди, и Дженни быстро
повернула голову.
- Почему?
- Кто-то же должен уметь готовить...
Молниеносным кошачьим броском она оказалась на нем, пытаясь придушить
подушкой, но от смеха не смогла ее удержать. Они боролись, сдавленно
хохоча, затем борьба их перешла в любовь, и уже позже, когда оба плыли в
волнах теплой усталости, Дженни пробормотала:
- Ты заставляешь меня смеяться в самый неподходящий момент...
Он поцеловал ее и уснул, но Дженни так и не смогла преодолеть
беспокойной границы между сном и явью. Она снова обнаружила себя стоящей
на краю расселины; жар опалял лицо, яд опалял легкие. В восходящем паре
огромный силуэт еще вздымал лоскутные крылья, еще когтил воздух
искалеченной задней лапой, пытаясь достать маленькую фигурку, медленно,
как истощенный лесоруб, машущую топором. Джон двигался механически,
полузадохнувшийся в испарениях, шатающийся от потери крови, клейко сиявшей
на его броне. Маленький ручей в овраге был густ и красен, камни были черны
от драконова огня. Дракон поднимал слабеющую голову, ища Джона, и даже в
полудреме Дженни чувствовала, что воздух отяжелен странным пением,
дрожащей музыкой по ту сторону слуха и разума.
Пение становилось все громче по мере того, как она глубже
соскальзывала в сон. Дженни видела ночное небо, белый диск полной луны
(знак ее магической власти), а перед ним - серебряный шелковый всплеск
перепончатых крыльев.
Она проснулась глубокой ночью. Дождь гремел по стеклам Холда, ворчали
невидимые ручьи. Рядом спал Джон, и она увидела в темноте то, что заметила
этим утром при солнечном свете: в свои тридцать четыре года он уже имел
прядку-другую серебра во взъерошенных каштановых волосах.
Потом пришла мысль. Дженни торопливо отринула ее, но та очень скоро
вернулась. Это была не дневная мысль, но подталкивающий шепот, что
приходит только в темноте после тревожного сна. "Не будь дурой, - сказала
себе Дженни. - Ведь станешь потом жалеть..."
Но искушение не уходило.
В конце концов Дженни встала, стараясь не разбудить спящего рядом
мужчину. Она завернулась в изношенную стеганую рубаху Джона и неслышно
вышла из спальни; истертый пол был как гладкий лед под ее маленькими
босыми ногами.
В рабочем кабинете было еще темнее, чем в спальне, в камине тлела в
золе розовая полоска жара. Тень Дженни скользнула, как рука призрака, по
дремлющей арфе и погасила на секунду отраженное красное свечение вдоль
краешка жестяной свистульки. В дальнем углу кабинета Дженни откинула
тяжелую портьеру и прошла в крохотную комнатку, которая была чуть пошире
окна. Днем здесь было светло и холодно, но теперь тяжелые стекла были
чернильно черны и ведьмин огонь, вызванный ею, замерцал на струящихся
снаружи дождевых потоках.
Фосфорическое сияние очертило узкий стол и три маленькие полки. Здесь
стояли вещи, принадлежавшие холодноглазой Ледяной Ведьме, матери Джона,
или Каэрдину - простые вещи: несколько чаш, странной формы корень,
несколько кристаллов, похожих на осколки сломанных звезд. Завернувшись
поплотнее в рубаху Джона, Дженни взяла простую глиняную чашу, столь
старую, что рисунок на ее внешней поверхности давно стерся от
прикосновений магов. Она зачерпнула в нее воды из каменного сосуда в углу
и, поставив на стол, пододвинула высокий, с веретенообразными ножками
стул.
Какое-то время она просто сидела, глядя в воду. Отражения бледного
огня танцевали на черной поверхности. Дженни замедлила дыхание, услышала
все звуки - от ревущих порывов ветра, бросающих дождь на стены замка, до
последней капли, упавшей с карниза. Истертая столешница напоминала
холодное стекло под кончиками ее пальцев. Некоторое время Дженни вникала в
маленькие потеки глянца на внутренней поверхности чаши, затем последовало
более глубокое проникновение, вглядывание в оттенки, которые, казалось,
вращались в бесконечных глубинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
снег с дождем и, как следствие, вторжение варваров через скованный льдом
океан.
"И все же... - подумала она. - И все же..."
Непонятно, была ли это просто слабость женщины, не желающей
расставаться с любимым, или же здесь таилось что-то более серьезное.
Каэрдин, помнится, говаривал, что любовь затуманивает инстинкты мага.
- Думаю, мне надо идти с тобой.
- Полагаешь, что я один с драконом не управлюсь? - Его голос был
полон насмешливого возмущения.
- Да, - прямо сказала Дженни и почувствовала, как ребра Джона
трясутся у нее под рукой от беззвучного хохота. - Я не знаю, при каких
обстоятельствах ты с ним встретишься, - добавила она. - И еще одно...
Джон уже не смеялся. Голос его был задумчив, но удивления в нем не
слышалось.
- Значит, ты тоже обратила внимание...
Было в Джоне нечто такое, чего люди, как правило, не замечали. Под
личиной дружелюбного варвара, за рассуждениями о смышлености свиней,
старушечьими побасенками и разрушительными попытками понять устройство
часов скрывались подвижный ум и почти женская чувствительность к оттенкам
ситуаций и отношений. Редко случалось, чтобы он ошибался.
- Наш герой говорил о предателях и мятежниках на юге, - сказала она.
- Раз пришел дракон, значит, погибнет урожай, подпрыгнут цены на хлеб,
начнутся смуты... Думаю, тебе необходим верный человек.
- Я тоже так думаю, - ответил он мягко. - А теперь скажи, почему я
должен сомневаться в Гарете. Честно говоря, мне не верится, чтобы он
предал меня из-за того только, что я не похож на витязя из баллады.
Дженни приподнялась на локте, черные волосы ливнем упали на голую
грудь.
- Мне тоже, - медленно проговорила она, пытаясь понять, что же,
собственно, беспокоит ее в этом странном мальчугане, которого она спасла в
руинах старого города. - Положись на мое чутье, доверять ему можно. Но он
в чем-то лжет, не знаю, в чем... Нет, мне нужно идти с тобой на юг.
Джон улыбнулся и потянул ее вниз.
- Я сожалею, что в прошлый раз не поверил твоему чутью, - утешил он.
- Но, думаю, ты права. Я не понимаю, почему король, вместо того чтобы
послать надежного воина, доверил свое слово и свою печать мальчишке,
который, судя по всему, только и может, что собирать песенки. Но если
король ручается в помощи, то я буду дурак, упустив такую возможность. Даже
то, что мы с тобой, Джен, ни на кого больше не можем положиться, - даже
это говорит о том, насколько плохи наши дела. Кроме того, - добавил он с
внезапным беспокойством, - тебе так или иначе пришлось бы ехать.
Безымянное грозное предчувствие шевельнулось в груди, и Дженни быстро
повернула голову.
- Почему?
- Кто-то же должен уметь готовить...
Молниеносным кошачьим броском она оказалась на нем, пытаясь придушить
подушкой, но от смеха не смогла ее удержать. Они боролись, сдавленно
хохоча, затем борьба их перешла в любовь, и уже позже, когда оба плыли в
волнах теплой усталости, Дженни пробормотала:
- Ты заставляешь меня смеяться в самый неподходящий момент...
Он поцеловал ее и уснул, но Дженни так и не смогла преодолеть
беспокойной границы между сном и явью. Она снова обнаружила себя стоящей
на краю расселины; жар опалял лицо, яд опалял легкие. В восходящем паре
огромный силуэт еще вздымал лоскутные крылья, еще когтил воздух
искалеченной задней лапой, пытаясь достать маленькую фигурку, медленно,
как истощенный лесоруб, машущую топором. Джон двигался механически,
полузадохнувшийся в испарениях, шатающийся от потери крови, клейко сиявшей
на его броне. Маленький ручей в овраге был густ и красен, камни были черны
от драконова огня. Дракон поднимал слабеющую голову, ища Джона, и даже в
полудреме Дженни чувствовала, что воздух отяжелен странным пением,
дрожащей музыкой по ту сторону слуха и разума.
Пение становилось все громче по мере того, как она глубже
соскальзывала в сон. Дженни видела ночное небо, белый диск полной луны
(знак ее магической власти), а перед ним - серебряный шелковый всплеск
перепончатых крыльев.
Она проснулась глубокой ночью. Дождь гремел по стеклам Холда, ворчали
невидимые ручьи. Рядом спал Джон, и она увидела в темноте то, что заметила
этим утром при солнечном свете: в свои тридцать четыре года он уже имел
прядку-другую серебра во взъерошенных каштановых волосах.
Потом пришла мысль. Дженни торопливо отринула ее, но та очень скоро
вернулась. Это была не дневная мысль, но подталкивающий шепот, что
приходит только в темноте после тревожного сна. "Не будь дурой, - сказала
себе Дженни. - Ведь станешь потом жалеть..."
Но искушение не уходило.
В конце концов Дженни встала, стараясь не разбудить спящего рядом
мужчину. Она завернулась в изношенную стеганую рубаху Джона и неслышно
вышла из спальни; истертый пол был как гладкий лед под ее маленькими
босыми ногами.
В рабочем кабинете было еще темнее, чем в спальне, в камине тлела в
золе розовая полоска жара. Тень Дженни скользнула, как рука призрака, по
дремлющей арфе и погасила на секунду отраженное красное свечение вдоль
краешка жестяной свистульки. В дальнем углу кабинета Дженни откинула
тяжелую портьеру и прошла в крохотную комнатку, которая была чуть пошире
окна. Днем здесь было светло и холодно, но теперь тяжелые стекла были
чернильно черны и ведьмин огонь, вызванный ею, замерцал на струящихся
снаружи дождевых потоках.
Фосфорическое сияние очертило узкий стол и три маленькие полки. Здесь
стояли вещи, принадлежавшие холодноглазой Ледяной Ведьме, матери Джона,
или Каэрдину - простые вещи: несколько чаш, странной формы корень,
несколько кристаллов, похожих на осколки сломанных звезд. Завернувшись
поплотнее в рубаху Джона, Дженни взяла простую глиняную чашу, столь
старую, что рисунок на ее внешней поверхности давно стерся от
прикосновений магов. Она зачерпнула в нее воды из каменного сосуда в углу
и, поставив на стол, пододвинула высокий, с веретенообразными ножками
стул.
Какое-то время она просто сидела, глядя в воду. Отражения бледного
огня танцевали на черной поверхности. Дженни замедлила дыхание, услышала
все звуки - от ревущих порывов ветра, бросающих дождь на стены замка, до
последней капли, упавшей с карниза. Истертая столешница напоминала
холодное стекло под кончиками ее пальцев. Некоторое время Дженни вникала в
маленькие потеки глянца на внутренней поверхности чаши, затем последовало
более глубокое проникновение, вглядывание в оттенки, которые, казалось,
вращались в бесконечных глубинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85