)
Места, обозначенные словами «аплодисменты» и «бурные, продолжительные аплодисменты», Сигизмунд отрабатывал буквально. Долго, яростно бил в ладоши. Вопил также — в порядке личной инициативы: «Браво! Бис!»
Потом брошюрка кончилась. Сигизмунд перевел дыхание и понял, что ему стало значительно легче. Даже звук капающей воды теперь не так его доставал.
* * *
Брошюру «Высокий долг…» Сигизмунд прочитал еще пять раз. В последний раз он уже пытался инсценировать ее. Расхаживал по камере, держа книжонку в отставленной руке, и изображал все то, о чем там было написано. Например, дойдя до слов: «Речь идет о том, чтобы привести в действие мощные рычаги личной заинтересованности», Сигизмунд с силой тянул за воображаемые рычаги.
Постепенно в голове у него складывался план спектакля. Основная тема — человек в плену бесчеловечного механизма. Вокруг Народного Контролера вертятся и скрежещут шестеренки соцсоревнования, приводятся в действие огромные рычаги личной заинтересованности и ответственности, вертятся колеса Госплана, юркают бюрократические извращения, натягиваются злокозненные нити хищений и приписок… И человек — Народный Контролер, своего рода Новый Адам, мечущийся среди упорядоченного механического хаоса…
Занимаясь всей этой ерундой, Сигизмунд в то же время понимал, что сейчас он НЕ сходит с ума. Рассудок в полном порядке. Ситуация, как говорится в американских боевиках, под контролем.
Ну, отчасти под контролем.
Потом эта активная деятельность иссякла, и Сигизмунд впал в апатию. Он даже есть больше не хотел. Лежал, закрыв глаза и вытянувшись. Ему было скучно.
* * *
И вот в одиночество Сигизмунда вторгся новый звук. Сигизмунд мгновенно подобрался. С чмокающим звуком тяжеленная герметичная дверь разлепилась и начала медленно, мучительно медленно отворачиваться…
* * *
Ну вот и все. Пьеса закончена. Акт пятый: гибель Нового Адама. Народного Контролера, то есть. «…Скрежещет дверь. Входят слуги Госплана, дабы схватить Народного Контролера, предать его бюрократическим извращениям и в конце концов мучительной казни. Ибо не дозволено никому, а Новому Адаму — тем паче возвращаться в закрытый навеки „Сайгон“! С гордо поднятой головой Новый Адам бесстрашно…»
Ни на мгновение не переставая генерить абсурдную пьесу, Сигизмунд тем не менее испытывал самый настоящий животный ужас, ибо не сомневался: сюда пришли именно для того, чтобы его убить.
В дверном проеме показались две громадные фигуры. Палачи! Губы Сигизмунда прошептали сами собой:
— My Father! Into Your hands I commend my Spirit.
Даже не прошептали — пропели любимую мелодию из «Jesus Christ — Superstar».
Сигизмунд закрыл глаза.
* * *
Его схватили грубые руки. Сигизмунд пассивно сопротивлялся — обвис всем телом и жалостно выстанывал последние арии из «Jesus Christ'а». Палачи сильно потянули его за запястья. «Распинание началось», — подумал Сигизмунд. Сейчас приставят к кресту и незамысловато приколотят его, С.Б.Моржа, как фанерину.
— Едрен покатух! Сигисмундс, твоя мат! Ти ест как мудак! — донесся знакомый голос.
Сигизмунд опасливо открыл глаза. Над ним болтались рыжие патлы Вавилы. Покосился чуть левее и встретился взглядом с Вамбой. «Скурин» был очень озабочен.
— Что вы там, заснули? Кантуйте его наверх! — крикнула из-за двери Аська. — Или он там у вас подох?
Сигизмунд неожиданно вернулся в реальность и вырвался из образа Народного Контролера, он же Новый Адам.
— Щас я тебе промеж глаз засвечу, узнаешь, кто тут подох! — заорал Сигизмунд. Он почувствовал себя живым. Все-таки не совладал с ним Анахрон. Не по зубам оказался внучек дедушкиной машинке!
Аська всунулась в камеру. Деловито повела глазами налево-направо.
— Говнюк ты, Морж. Мы тебя ищем, ищем… Уже думали ментам сдаваться. Нет, сперва — ну что, ну ушел мужик, ты ведь у нас половозрелый. Обидчивый стал в последнее время, вспыльчивый, нервный какой-то. Брюзжал всю дорогу, цеплялся ко всем. Слушай, может климакс у тебя? Сейчас у мужиков климакс рано начинается… В общем, Моржик, скажу прямо: мы по тебе не скучали. — Аська засмеялась и подсела к Сигизмунду на нары. Вавила с диковатой нежностью поглядывал на крошечную на фоне вандалов Аську и лыбился непонятно чему. — Ну, мы аттиле так и сказали: ушел и ушел, не дитђ, жрать захочет — вернется. А как ты к вечеру не пришел, аттила и завелся. «Где Сигисмундс? Где Сигисмундс?» Представляешь? Всю плешь проел. Вынь да положь ему Сигисмундса. Даже Сегериха своего забыл. Наутро, едва зенки продрал, опять за свое. Я уж, чтоб его успокоить, Федору твоему позвонила. Федор доложился, что не ведает, где тебя носит. Старикан чуть из кожи вон не выпрыгнул. На койке аж подскакивает, надрывается: «Сигисмундс, мол, Сигисмундс! Искать, искать, искать!» Лантхильда зареванная ходит. Виктория бледная, утомилась переводить. А к вечеру аттила вдруг говорит: мол, в Анахроне Морж сидит. Мы ему: да в каком Анахроне, ты че, мол, старый хрен, умом тронулся? А он свое: зять мой, мол, ненаглядный, в Анахроне сидит, нутром чую. Родич он мой теперь, — это аттила так объясняет, — не могу, говорит, допустить, чтобы род мой ущерб такой претерпел.
— Какой ущерб? — ошалев от этого потока, спросил Сигизмунд.
— Такой, что зятек в Анахроне подохнет! Трагично, мол, это! И бездарно.
— Слушай, Аська, я тут пока сидел, такую пьесу сочинил, — сказал Сигизмунд, разглядывая Аську, которую совсем недавно видел в «Сайгоне» юной.
За тринадцать лет природа стесала с Аськи юношескую округлость, сделала черты лица и фигуру более угловатыми, острыми, резкими. Отсутствие волос подчеркивало странную выразительность аськиного лица. Сигизмунд не мог понять, какая Аська нравится ему больше — образца 1984-го года или нынешняя.
— Ты что так смотришь, Морж? — вдруг насторожилась Аська.
— Так просто.
Аська вдруг разревелась.
— Ты бы хоть сказал, куда идешь, идиот! Ведь загнулся бы здесь, если бы не дед! Что бы мы делали, если бы ты… если без тебя…
— А что вы без меня? — спросил Сигизмунд мрачно. — Вы и так без меня! Я вам давно уже не нужен был!
— Дурак! Дурак! Вавила, побей его!
Вавила посмотрел на Аську, потом перевел тяжелый взгляд на Сигизмунда. Как бы оценивал: всерьез просит его разлюбезная поколотить Моржа или просто так болтает?
Вамба проговорил что-то угрожающим тоном. Надо полагать, за сохранность родового имущества радеет.
Вавила пожал плечами и засмеялся. Потом перевел взгляд на Аську, осклабился:
— Ти ест дура!
— Что, так и будем тут сидеть? — осведомился Сигизмунд.
— Это ты здесь сидишь, пузыри пускаешь! — огрызнулась Аська. — За ручку тебя водить, что ли?
— Слушай, а как вы сюда вошли?
— Ногами. Вамба-то рядом с тобой стоял, когда ты нас в Анахрон водил. Он охотник, между прочим, — это Вика говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Места, обозначенные словами «аплодисменты» и «бурные, продолжительные аплодисменты», Сигизмунд отрабатывал буквально. Долго, яростно бил в ладоши. Вопил также — в порядке личной инициативы: «Браво! Бис!»
Потом брошюрка кончилась. Сигизмунд перевел дыхание и понял, что ему стало значительно легче. Даже звук капающей воды теперь не так его доставал.
* * *
Брошюру «Высокий долг…» Сигизмунд прочитал еще пять раз. В последний раз он уже пытался инсценировать ее. Расхаживал по камере, держа книжонку в отставленной руке, и изображал все то, о чем там было написано. Например, дойдя до слов: «Речь идет о том, чтобы привести в действие мощные рычаги личной заинтересованности», Сигизмунд с силой тянул за воображаемые рычаги.
Постепенно в голове у него складывался план спектакля. Основная тема — человек в плену бесчеловечного механизма. Вокруг Народного Контролера вертятся и скрежещут шестеренки соцсоревнования, приводятся в действие огромные рычаги личной заинтересованности и ответственности, вертятся колеса Госплана, юркают бюрократические извращения, натягиваются злокозненные нити хищений и приписок… И человек — Народный Контролер, своего рода Новый Адам, мечущийся среди упорядоченного механического хаоса…
Занимаясь всей этой ерундой, Сигизмунд в то же время понимал, что сейчас он НЕ сходит с ума. Рассудок в полном порядке. Ситуация, как говорится в американских боевиках, под контролем.
Ну, отчасти под контролем.
Потом эта активная деятельность иссякла, и Сигизмунд впал в апатию. Он даже есть больше не хотел. Лежал, закрыв глаза и вытянувшись. Ему было скучно.
* * *
И вот в одиночество Сигизмунда вторгся новый звук. Сигизмунд мгновенно подобрался. С чмокающим звуком тяжеленная герметичная дверь разлепилась и начала медленно, мучительно медленно отворачиваться…
* * *
Ну вот и все. Пьеса закончена. Акт пятый: гибель Нового Адама. Народного Контролера, то есть. «…Скрежещет дверь. Входят слуги Госплана, дабы схватить Народного Контролера, предать его бюрократическим извращениям и в конце концов мучительной казни. Ибо не дозволено никому, а Новому Адаму — тем паче возвращаться в закрытый навеки „Сайгон“! С гордо поднятой головой Новый Адам бесстрашно…»
Ни на мгновение не переставая генерить абсурдную пьесу, Сигизмунд тем не менее испытывал самый настоящий животный ужас, ибо не сомневался: сюда пришли именно для того, чтобы его убить.
В дверном проеме показались две громадные фигуры. Палачи! Губы Сигизмунда прошептали сами собой:
— My Father! Into Your hands I commend my Spirit.
Даже не прошептали — пропели любимую мелодию из «Jesus Christ — Superstar».
Сигизмунд закрыл глаза.
* * *
Его схватили грубые руки. Сигизмунд пассивно сопротивлялся — обвис всем телом и жалостно выстанывал последние арии из «Jesus Christ'а». Палачи сильно потянули его за запястья. «Распинание началось», — подумал Сигизмунд. Сейчас приставят к кресту и незамысловато приколотят его, С.Б.Моржа, как фанерину.
— Едрен покатух! Сигисмундс, твоя мат! Ти ест как мудак! — донесся знакомый голос.
Сигизмунд опасливо открыл глаза. Над ним болтались рыжие патлы Вавилы. Покосился чуть левее и встретился взглядом с Вамбой. «Скурин» был очень озабочен.
— Что вы там, заснули? Кантуйте его наверх! — крикнула из-за двери Аська. — Или он там у вас подох?
Сигизмунд неожиданно вернулся в реальность и вырвался из образа Народного Контролера, он же Новый Адам.
— Щас я тебе промеж глаз засвечу, узнаешь, кто тут подох! — заорал Сигизмунд. Он почувствовал себя живым. Все-таки не совладал с ним Анахрон. Не по зубам оказался внучек дедушкиной машинке!
Аська всунулась в камеру. Деловито повела глазами налево-направо.
— Говнюк ты, Морж. Мы тебя ищем, ищем… Уже думали ментам сдаваться. Нет, сперва — ну что, ну ушел мужик, ты ведь у нас половозрелый. Обидчивый стал в последнее время, вспыльчивый, нервный какой-то. Брюзжал всю дорогу, цеплялся ко всем. Слушай, может климакс у тебя? Сейчас у мужиков климакс рано начинается… В общем, Моржик, скажу прямо: мы по тебе не скучали. — Аська засмеялась и подсела к Сигизмунду на нары. Вавила с диковатой нежностью поглядывал на крошечную на фоне вандалов Аську и лыбился непонятно чему. — Ну, мы аттиле так и сказали: ушел и ушел, не дитђ, жрать захочет — вернется. А как ты к вечеру не пришел, аттила и завелся. «Где Сигисмундс? Где Сигисмундс?» Представляешь? Всю плешь проел. Вынь да положь ему Сигисмундса. Даже Сегериха своего забыл. Наутро, едва зенки продрал, опять за свое. Я уж, чтоб его успокоить, Федору твоему позвонила. Федор доложился, что не ведает, где тебя носит. Старикан чуть из кожи вон не выпрыгнул. На койке аж подскакивает, надрывается: «Сигисмундс, мол, Сигисмундс! Искать, искать, искать!» Лантхильда зареванная ходит. Виктория бледная, утомилась переводить. А к вечеру аттила вдруг говорит: мол, в Анахроне Морж сидит. Мы ему: да в каком Анахроне, ты че, мол, старый хрен, умом тронулся? А он свое: зять мой, мол, ненаглядный, в Анахроне сидит, нутром чую. Родич он мой теперь, — это аттила так объясняет, — не могу, говорит, допустить, чтобы род мой ущерб такой претерпел.
— Какой ущерб? — ошалев от этого потока, спросил Сигизмунд.
— Такой, что зятек в Анахроне подохнет! Трагично, мол, это! И бездарно.
— Слушай, Аська, я тут пока сидел, такую пьесу сочинил, — сказал Сигизмунд, разглядывая Аську, которую совсем недавно видел в «Сайгоне» юной.
За тринадцать лет природа стесала с Аськи юношескую округлость, сделала черты лица и фигуру более угловатыми, острыми, резкими. Отсутствие волос подчеркивало странную выразительность аськиного лица. Сигизмунд не мог понять, какая Аська нравится ему больше — образца 1984-го года или нынешняя.
— Ты что так смотришь, Морж? — вдруг насторожилась Аська.
— Так просто.
Аська вдруг разревелась.
— Ты бы хоть сказал, куда идешь, идиот! Ведь загнулся бы здесь, если бы не дед! Что бы мы делали, если бы ты… если без тебя…
— А что вы без меня? — спросил Сигизмунд мрачно. — Вы и так без меня! Я вам давно уже не нужен был!
— Дурак! Дурак! Вавила, побей его!
Вавила посмотрел на Аську, потом перевел тяжелый взгляд на Сигизмунда. Как бы оценивал: всерьез просит его разлюбезная поколотить Моржа или просто так болтает?
Вамба проговорил что-то угрожающим тоном. Надо полагать, за сохранность родового имущества радеет.
Вавила пожал плечами и засмеялся. Потом перевел взгляд на Аську, осклабился:
— Ти ест дура!
— Что, так и будем тут сидеть? — осведомился Сигизмунд.
— Это ты здесь сидишь, пузыри пускаешь! — огрызнулась Аська. — За ручку тебя водить, что ли?
— Слушай, а как вы сюда вошли?
— Ногами. Вамба-то рядом с тобой стоял, когда ты нас в Анахрон водил. Он охотник, между прочим, — это Вика говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118