Я знаю маленькую планетку, она в двух световых годах отсюда – белый песочек, голубая водичка, зеленые деревья... оранжевое небо, чего только там нет. Вот мы и решили слетать туда. Маленько на солнышке погреться.
– Но ведь это по ту сторону периметра.
– Конечно, но какое это имеет значение? Вы же сами сказали, что блокаду вот-вот снимут. А мы всего-то на часок раньше проскочим, и все дела.
– Не знаю...
– Заткни ее, малыш! – сказал мрачно Таск.
– Ой, Таск! – Нола схватила Таска за руку. – Не стреляй в нее! Мы же с ней познакомились!
– Мне это тоже не по душе, дорогая, но если мы сейчас упустим шанс, другого не будет. Малыш?
– Не волнуйся, – сказал Дайен холодно, – я навел прицел.
– Ну так как, Эпштейн? – спросил Таск, стараясь говорить весело и беспечно. – Никто не спохватится. Я вернусь, глядишь, Его величество перестанет хандрить, и я уговорю его устроить прием.
– И меня пригласят?
– Как пить дать, – ответил Таск и сжал руку Нолы.
– Хорошо. Никто не обращает сейчас на вас внимания. Летите, а если вы поймете когда-нибудь, что вам надоела семейная жизнь, Таск, дайте мне знать.
– Договорились! – сказал Таск.
Нола ударила его по руке.
– Попридержи свой энтузиазм!
Вражеский корабль сменил направление. Дайен расслабился, ткнулся носом в орудие. Он почувствовал, как весь дрожит.
Таск приблизился к трассе.
– Готов к прыжку, Икс-Джей? Малыш, крепко держишься? Стартуем...
Когда Дайен первый раз совершал прыжок в гиперпространство, он потерял сознание. Теперь он уже к этому привык. Больше он не падал в обмороки. Под конец только чувствовал тошноту и болела голова.
– Все! – сообщил Таск. – Можете дышать полной грудью.
Дайен выполз из орудийной башни, спрыгнул на пол кубрика. Втроем им было тесновато. Он протиснулся мимо Таска и Нолы, стал медленно подниматься по лестнице, которая вела в каюту, и забрался на подвесную койку.
– Все в порядке, малыш? – спросил озабоченно Таск.
– Да.
– Знаешь, Нола... Я что-то начал скучать по планете с белым песком, голубыми деревьями и зеленым небом.
– Оранжевым небом, – прошептала Нола.
Дайен услышал шуршание – это два летных костюма терлись друг о друга. Он лежал в койке, смотрел в темноту над головой, думал о том, каково убивать знакомого человека, о том, похожи его волосы на искусственные или нет о том, почему он не запретил Мейгри лететь к Сагану, и о том, как трудно быть одному.
Всегда одному.
Глава пятая
...Мы не в силах остановить наше солнце.
Эндрю Марвелл.
Его застенчивой возлюбленной
– Gloria in excelsis Deo. Et in terra pax hominibus bonea voluntatis. Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te.
Мейгри сидела в глубине собора, в темноте, слушая, как Дерек молится. В соборе было холодно, здесь не топили; кроме них двоих, здесь никого не было. Дерек не ходил на субботние литургии, которые проводил священник Ордена Адаманта и на которых присутствовали почти все студенты и преподаватели Академии. Саган предпочитал молиться один, хотя священник, добрый, мягкий человек, часто пытался изменить настроение мальчика и втянуть его в жизнь общины. Саган вежливо, холодно отказывался. Мейгри понимала его, только она одна понимала его. Дерек ощущал свою близость к Всевышнему. Ему неприятно было находиться в толпе с теми, кто произносил автоматически Символ веры, забывал ответы и просыпался, когда заканчивалась служба.
Поэтому он молился в полном одиночестве, правда, не возражал, чтобы Мейгри была с ним, когда она решилась на это. Она сидела на самой последней скамье, далеко от него, а он стоял на коленях перед алтарем. Она никогда не говорила, никогда не прерывала его. Она слушала, и ей казалось, что его молитвы приближаются к ее Богу, которого она знала лишь понаслышке, еще слышала, как солдаты ее отца всуе поминают Его.
– Слава в вышних Богу,
и на земле мир, в человеках благоволение.
Слава Тебе! Слава Тебе! Слава!
Он не замечал ее, как не замечают легкого дуновения ветерка, коснувшегося щеки, воздуха, которым дышишь. А его присутствие для нее означало...
– Миледи. – Чья-то рука дотронулась до ее плеча. – Мы скоро прилетим.
Мейгри проснулась, слегка смутилась. Она была не в храме, а в космическом корабле, но все еще слышала звуки гимна на давно умершем языке.
– Спасибо, Агис, – сказала она и села.
– Кофе?
– Да, пожалуй.
Агис принес ей дымящуюся чашку с горячей жидкостью, которая, хотя и называлась кофе, напоминала совсем другое.
– Glorificamus te. Gratias agimus tibi propter magnam qioriaum tuam.
Агис взглянул на брата Фиделя и покачал головой, пожимая плечами.
– И как вам удалось спать в такой обстановке?
Мейгри отхлебнула кофе.
– Я устала... я молилась во сне...
Она замолчала, вспомнив что-то очень тяжелое, и поторопилась отбросить эти воспоминания. Сейчас важен только сегодняшний день. Не прошлый. Не завтрашний.
– Появился какой-нибудь корабль на горизонте? – спросила она Агиса.
– Нет, миледи. Еще рано. У вас есть время, чтобы принять душ и позавтракать.
Да, горячий душ, это замечательно. Завтрак не так прельщал ее, но есть надо. В висках стучало, голова слегка кружилась, она плохо ориентировалась – результат ее двадцатичетырехчасового голодания.
– Domine Deus, Rex caelistis, Deus Fater omnipotens. Господь наш, Царь небесный, Утешитель, Бог Отец Вседержитель...
– Простите, миледи, – сказал вполголоса Агис, бросив взгляд на священника, – он не станет молиться, когда мы высадимся там?
Мейгри сдержалась, чтобы не улыбнуться.
– Нет, Агис. Он ведь служил, как вы понимаете, на военном корабле. Его представили к награде за проявленное в бою мужество, когда «Феникс» атаковали коразианцы.
Агис скептически поднял бровь и вернулся в кубрик. Корабль летел на автопилоте по курсу, на который он лег еще до того, как Мейгри заснула. А это было, прикинула она, скидывая одежду, восемнадцать часов тому назад.
Мейгри приходилось жить и сражаться в боях бок о бок с мужчинами, она привыкла не стесняться их. Тем не менее Фидель, находясь с ней в одном отсеке, увидел, как она начала снимать платье, и поторопился закончить молиться.
Поднявшись, слегка покраснев, он быстро вышел и отправился в кубрик к Агису. Мейгри улыбнулась, покачала головой и, завернувшись в платье, прошла в маленькую душевую комнату.
Плотные струи горячей воды хлынули ей на лицо, волосы и тело, успокоили ее. Закрыв глаза, она мысленно попыталась дотянуться до Сагана. Но не смогла сделать этого. Осталась лишь его жизненная энергия. Она представила себя в темной-темной комнате. Она нащупала рукой пол, твердый и надежный, на котором она стояла, но комната была пустой. Она водила в воздухе руками, надеясь дотронуться до чего-нибудь, хотя бы до чего-то...
Внезапно ее пронзила боль, словно она наколола в темноте палец об иглу. Мейгри мысленно отпрянула – испуганная и застигнутая врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
– Но ведь это по ту сторону периметра.
– Конечно, но какое это имеет значение? Вы же сами сказали, что блокаду вот-вот снимут. А мы всего-то на часок раньше проскочим, и все дела.
– Не знаю...
– Заткни ее, малыш! – сказал мрачно Таск.
– Ой, Таск! – Нола схватила Таска за руку. – Не стреляй в нее! Мы же с ней познакомились!
– Мне это тоже не по душе, дорогая, но если мы сейчас упустим шанс, другого не будет. Малыш?
– Не волнуйся, – сказал Дайен холодно, – я навел прицел.
– Ну так как, Эпштейн? – спросил Таск, стараясь говорить весело и беспечно. – Никто не спохватится. Я вернусь, глядишь, Его величество перестанет хандрить, и я уговорю его устроить прием.
– И меня пригласят?
– Как пить дать, – ответил Таск и сжал руку Нолы.
– Хорошо. Никто не обращает сейчас на вас внимания. Летите, а если вы поймете когда-нибудь, что вам надоела семейная жизнь, Таск, дайте мне знать.
– Договорились! – сказал Таск.
Нола ударила его по руке.
– Попридержи свой энтузиазм!
Вражеский корабль сменил направление. Дайен расслабился, ткнулся носом в орудие. Он почувствовал, как весь дрожит.
Таск приблизился к трассе.
– Готов к прыжку, Икс-Джей? Малыш, крепко держишься? Стартуем...
Когда Дайен первый раз совершал прыжок в гиперпространство, он потерял сознание. Теперь он уже к этому привык. Больше он не падал в обмороки. Под конец только чувствовал тошноту и болела голова.
– Все! – сообщил Таск. – Можете дышать полной грудью.
Дайен выполз из орудийной башни, спрыгнул на пол кубрика. Втроем им было тесновато. Он протиснулся мимо Таска и Нолы, стал медленно подниматься по лестнице, которая вела в каюту, и забрался на подвесную койку.
– Все в порядке, малыш? – спросил озабоченно Таск.
– Да.
– Знаешь, Нола... Я что-то начал скучать по планете с белым песком, голубыми деревьями и зеленым небом.
– Оранжевым небом, – прошептала Нола.
Дайен услышал шуршание – это два летных костюма терлись друг о друга. Он лежал в койке, смотрел в темноту над головой, думал о том, каково убивать знакомого человека, о том, похожи его волосы на искусственные или нет о том, почему он не запретил Мейгри лететь к Сагану, и о том, как трудно быть одному.
Всегда одному.
Глава пятая
...Мы не в силах остановить наше солнце.
Эндрю Марвелл.
Его застенчивой возлюбленной
– Gloria in excelsis Deo. Et in terra pax hominibus bonea voluntatis. Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te.
Мейгри сидела в глубине собора, в темноте, слушая, как Дерек молится. В соборе было холодно, здесь не топили; кроме них двоих, здесь никого не было. Дерек не ходил на субботние литургии, которые проводил священник Ордена Адаманта и на которых присутствовали почти все студенты и преподаватели Академии. Саган предпочитал молиться один, хотя священник, добрый, мягкий человек, часто пытался изменить настроение мальчика и втянуть его в жизнь общины. Саган вежливо, холодно отказывался. Мейгри понимала его, только она одна понимала его. Дерек ощущал свою близость к Всевышнему. Ему неприятно было находиться в толпе с теми, кто произносил автоматически Символ веры, забывал ответы и просыпался, когда заканчивалась служба.
Поэтому он молился в полном одиночестве, правда, не возражал, чтобы Мейгри была с ним, когда она решилась на это. Она сидела на самой последней скамье, далеко от него, а он стоял на коленях перед алтарем. Она никогда не говорила, никогда не прерывала его. Она слушала, и ей казалось, что его молитвы приближаются к ее Богу, которого она знала лишь понаслышке, еще слышала, как солдаты ее отца всуе поминают Его.
– Слава в вышних Богу,
и на земле мир, в человеках благоволение.
Слава Тебе! Слава Тебе! Слава!
Он не замечал ее, как не замечают легкого дуновения ветерка, коснувшегося щеки, воздуха, которым дышишь. А его присутствие для нее означало...
– Миледи. – Чья-то рука дотронулась до ее плеча. – Мы скоро прилетим.
Мейгри проснулась, слегка смутилась. Она была не в храме, а в космическом корабле, но все еще слышала звуки гимна на давно умершем языке.
– Спасибо, Агис, – сказала она и села.
– Кофе?
– Да, пожалуй.
Агис принес ей дымящуюся чашку с горячей жидкостью, которая, хотя и называлась кофе, напоминала совсем другое.
– Glorificamus te. Gratias agimus tibi propter magnam qioriaum tuam.
Агис взглянул на брата Фиделя и покачал головой, пожимая плечами.
– И как вам удалось спать в такой обстановке?
Мейгри отхлебнула кофе.
– Я устала... я молилась во сне...
Она замолчала, вспомнив что-то очень тяжелое, и поторопилась отбросить эти воспоминания. Сейчас важен только сегодняшний день. Не прошлый. Не завтрашний.
– Появился какой-нибудь корабль на горизонте? – спросила она Агиса.
– Нет, миледи. Еще рано. У вас есть время, чтобы принять душ и позавтракать.
Да, горячий душ, это замечательно. Завтрак не так прельщал ее, но есть надо. В висках стучало, голова слегка кружилась, она плохо ориентировалась – результат ее двадцатичетырехчасового голодания.
– Domine Deus, Rex caelistis, Deus Fater omnipotens. Господь наш, Царь небесный, Утешитель, Бог Отец Вседержитель...
– Простите, миледи, – сказал вполголоса Агис, бросив взгляд на священника, – он не станет молиться, когда мы высадимся там?
Мейгри сдержалась, чтобы не улыбнуться.
– Нет, Агис. Он ведь служил, как вы понимаете, на военном корабле. Его представили к награде за проявленное в бою мужество, когда «Феникс» атаковали коразианцы.
Агис скептически поднял бровь и вернулся в кубрик. Корабль летел на автопилоте по курсу, на который он лег еще до того, как Мейгри заснула. А это было, прикинула она, скидывая одежду, восемнадцать часов тому назад.
Мейгри приходилось жить и сражаться в боях бок о бок с мужчинами, она привыкла не стесняться их. Тем не менее Фидель, находясь с ней в одном отсеке, увидел, как она начала снимать платье, и поторопился закончить молиться.
Поднявшись, слегка покраснев, он быстро вышел и отправился в кубрик к Агису. Мейгри улыбнулась, покачала головой и, завернувшись в платье, прошла в маленькую душевую комнату.
Плотные струи горячей воды хлынули ей на лицо, волосы и тело, успокоили ее. Закрыв глаза, она мысленно попыталась дотянуться до Сагана. Но не смогла сделать этого. Осталась лишь его жизненная энергия. Она представила себя в темной-темной комнате. Она нащупала рукой пол, твердый и надежный, на котором она стояла, но комната была пустой. Она водила в воздухе руками, надеясь дотронуться до чего-нибудь, хотя бы до чего-то...
Внезапно ее пронзила боль, словно она наколола в темноте палец об иглу. Мейгри мысленно отпрянула – испуганная и застигнутая врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144