– Е. Т.) . Мы тебе дозванивались-дозванивались, но почему-то никак не могли тебя нигде найти!
Я сказала Милославскому, что это не странно, потому что дома меня не было, а пейджер залило дождем.
Через пятнадцать минут сотрудник отдела по работы с персоналом принес мне мобильный телефон:
– Лена, распишитесь, пожалуйста… Леонид Михайлович Милославский распорядился выдать вам мобильный, чтобы он всегда мог с вами связаться…
Мобилы в то время были только у руководства газеты. Все же остальные сотрудники ходили, как тогда было принято выражаться, как лох с пейджером. Даже мне, кремлевскому обозревателю, служебный мобильный до этого выдавали только на время командировок.
Нетрудно представить, какими косыми взглядами смотрели на меня после этого подарка от Березовского рядовые сотрудники Коммерсанта:
– Уже покупают? Ну понятно…
* * *
Оскорбленная всем происходящим до глубины души, я, точно Димитрий в Углич, сбежала к Слоним в Дубцы и спряталась там ото всех.
Через пару дней туда приехала наша подруга Наталия Геворкян, хорошо знавшая Березовского лично, и принялась меня уверять, что БАБ и не думает вводить в Коммерсанте цензуру:
– Да ему этого просто не надо! Для информационных войн ему вполне хватает и телевидения. А со своими газетами он всегда, к счастью, обращался по-раздолбайски! У него вообще другой стиль работы: он никогда не вводит цензуру в редакции, у него просто есть несколько журналистов, с которыми он плотно работает, и через них он старается оказывать точечное влияние. Но тебе-то на это должно быть наплевать!
Я просто не знала, что делать. С одной стороны, знаменитая публикация в Коммерсанте статьи с критикой разворота Примакова над Атлантикой (в момент махровой при-маковской цензуры в других СМИ), после которой я и решила вернуться в Коммерсантъ, стала возможной именно благодаря Лене Милославскому. И как раз вопреки Рафу Шакирову, который теперь был уволен. Милославский вообще идеологически был мне чуть ближе. И каким-то шестым чувством я подозревала, что если бы Шакиров остался главным редактором – совсем не исключено, что в момент предвыборной компании Коммерсантъ начало бы кренить в лужковско-примаковскую сторону. Но с другой стороны, то, как Березовский обошелся с этим хорошим главным редактором, мне претило.
И самое главное – я вообще не хотела занимать в начавшейся предвыборной компании ничью сторону – ни близкую мне, ни далекую.
И тут выход нашелся сам собой. Меня уверяют, что БАБ не будет вводить цензуру? – подумала я. – O'k! Отлично, я принимаю эти правила игры! Я буду продолжать работать как ни в чем не бывало и писать статьи в обычном духе. Тогда и посмотрим, насколько Березовский плохой цензор. Все выяснится очень быстро: либо это окажется правдой, либо Борису Абрамовичу придется меня просто уволить, – решила я. И, успокоившись, вернулась в Москву.
* * *
Милославский встретил меня веселой прибауткой:
– Не волнуйся, Ленка! Дорогу отсюда – на х… я хорошо знаю! (Имелось в виду как раз его предыдущее увольнение из Коммерсанта. – Е. Т.) Так что если Борис Абрамыч попытается ввести здесь цензуру, – я еще раньше тебя отсюда уволюсь!
Однако цензурные проблемы начались у меня уже через месяц. Написав статью о бардаке, творящемся в Кремле, я, как обычно, сдала ее редактору отдела политики Нике Куцылло, а она, в свою очередь, поставила текст в номер. Но за полчаса до сдачи газеты в печать нас попросил зайти сидевший в тот день на хозяйстве заместитель главного редактора Кирилл Харатьян.
– Статью надо переписать. У Милославского не совпадает с вами видение ситуации, – сказал он.
– Если у Милославского не совпадает видение, то пусть Милославский сам и напишет статью, – в один голос ответили мы с Никой.
– Но вы меня-то поймите, девушки: полчаса до дед-лайна осталось, а поставить статью в таком виде, как сейчас, я не могу. Поэтому не могли бы вы, Лена, все-таки переписать статью в том духе, как настаивает Милославский. Он считает, что Кремль уже преодолел кризис и что сейчас в администрации – слаженная, четкая, эффективная команда…
– Вот когда эта эффективная команда хоть что-нибудь конкретно эффективное сделает, – тогда я и напишу об этом статью. А писать такое авансом – это, знаете, как называется, – политическая реклама. – спокойно объяснила я и предупредила, что если руководство будет настаивать, то я прямо сейчас напишу не статью, а заявление об уходе.
* * *
Когда Березовский назначил в Коммерсантъ нового главного редактора – Андрея Васильева, у меня возник с ним очень смешной, но чрезвычайно эффективный для нас обоих устный договор, благодаря которому, как я считаю, я и смогла до нынешнего момента проработать в Коммерсанте.
Сразу же после назначения Васильева я пересказала ему инцидент с разным видением кремлевской картины и предложила:
– Андрей, давайте сразу договоримся, если вам нужно написать какую-нибудь заказную статью – то МНЕ вы ее не заказывайте. Тогда у нас с вами и не будет проблем. Потому что я, к сожалению, все равно напишу то, что думаю…
И впоследствии главный редактор этот простой договор всегда выполнял.
Как– то раз, когда мы вместе с Васильевым оказались на программе Свобода слова на НТВ, выяснилось, что Андрей все это время тоже очень гордился такими нашими отношениями.
– Вот говорят, что Коммерсанта – газета Березовского. А вон Лена Трегубова у меня, – ведь даже когда еще Березовский с Кремлем дружил, она уже тогда их всех подонками называла! – заявил Васильев в прямом эфире, приписав мне свое любимое словечко.
* * *
Должна признать, что, к чести Березовского, он вообще НИ РАЗУ за все время моей работы в Коммерсанте не сказал мне ни слова ни об одной моей статье. И это при том, что, как я краем уха слышала от руководства газеты, в эпоху своего недавнего активного зарубежного партстроительства наш главный акционер неоднократно бывал моими репортажами недоволен.
Даже опытный правительственный пиарщик, Лешка Волин, недавно, когда я как-то зашла к нему в Белый дом, листая при мне Коммерсанть, выразил крайнее недоумение по поводу либерализма Березовского:
– Слушай, Ленка, я не понимаю: ну как Береза все это в своей же собственной газете терпит?! Гусь бы своих за такое – убил!
И, помолчав, добавил:
– А Путин бы – закрыл.
Рома выбрал классное место
Новую информационную войну я заметила висящей на столбе. Возвращаясь 13 июля 1999 года из Подмосковья по Рублевскому шоссе, я увидела огромный рекламный плакат Рома думает о семье. Семья думает о Роме. Поздравляем! P. S. Рома выбрал классное место.
Я сразу почувствовала, что эта серия Информационных войн (единственного качественного российского боевика) будет самой кровавой из всех предыдущих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Я сказала Милославскому, что это не странно, потому что дома меня не было, а пейджер залило дождем.
Через пятнадцать минут сотрудник отдела по работы с персоналом принес мне мобильный телефон:
– Лена, распишитесь, пожалуйста… Леонид Михайлович Милославский распорядился выдать вам мобильный, чтобы он всегда мог с вами связаться…
Мобилы в то время были только у руководства газеты. Все же остальные сотрудники ходили, как тогда было принято выражаться, как лох с пейджером. Даже мне, кремлевскому обозревателю, служебный мобильный до этого выдавали только на время командировок.
Нетрудно представить, какими косыми взглядами смотрели на меня после этого подарка от Березовского рядовые сотрудники Коммерсанта:
– Уже покупают? Ну понятно…
* * *
Оскорбленная всем происходящим до глубины души, я, точно Димитрий в Углич, сбежала к Слоним в Дубцы и спряталась там ото всех.
Через пару дней туда приехала наша подруга Наталия Геворкян, хорошо знавшая Березовского лично, и принялась меня уверять, что БАБ и не думает вводить в Коммерсанте цензуру:
– Да ему этого просто не надо! Для информационных войн ему вполне хватает и телевидения. А со своими газетами он всегда, к счастью, обращался по-раздолбайски! У него вообще другой стиль работы: он никогда не вводит цензуру в редакции, у него просто есть несколько журналистов, с которыми он плотно работает, и через них он старается оказывать точечное влияние. Но тебе-то на это должно быть наплевать!
Я просто не знала, что делать. С одной стороны, знаменитая публикация в Коммерсанте статьи с критикой разворота Примакова над Атлантикой (в момент махровой при-маковской цензуры в других СМИ), после которой я и решила вернуться в Коммерсантъ, стала возможной именно благодаря Лене Милославскому. И как раз вопреки Рафу Шакирову, который теперь был уволен. Милославский вообще идеологически был мне чуть ближе. И каким-то шестым чувством я подозревала, что если бы Шакиров остался главным редактором – совсем не исключено, что в момент предвыборной компании Коммерсантъ начало бы кренить в лужковско-примаковскую сторону. Но с другой стороны, то, как Березовский обошелся с этим хорошим главным редактором, мне претило.
И самое главное – я вообще не хотела занимать в начавшейся предвыборной компании ничью сторону – ни близкую мне, ни далекую.
И тут выход нашелся сам собой. Меня уверяют, что БАБ не будет вводить цензуру? – подумала я. – O'k! Отлично, я принимаю эти правила игры! Я буду продолжать работать как ни в чем не бывало и писать статьи в обычном духе. Тогда и посмотрим, насколько Березовский плохой цензор. Все выяснится очень быстро: либо это окажется правдой, либо Борису Абрамовичу придется меня просто уволить, – решила я. И, успокоившись, вернулась в Москву.
* * *
Милославский встретил меня веселой прибауткой:
– Не волнуйся, Ленка! Дорогу отсюда – на х… я хорошо знаю! (Имелось в виду как раз его предыдущее увольнение из Коммерсанта. – Е. Т.) Так что если Борис Абрамыч попытается ввести здесь цензуру, – я еще раньше тебя отсюда уволюсь!
Однако цензурные проблемы начались у меня уже через месяц. Написав статью о бардаке, творящемся в Кремле, я, как обычно, сдала ее редактору отдела политики Нике Куцылло, а она, в свою очередь, поставила текст в номер. Но за полчаса до сдачи газеты в печать нас попросил зайти сидевший в тот день на хозяйстве заместитель главного редактора Кирилл Харатьян.
– Статью надо переписать. У Милославского не совпадает с вами видение ситуации, – сказал он.
– Если у Милославского не совпадает видение, то пусть Милославский сам и напишет статью, – в один голос ответили мы с Никой.
– Но вы меня-то поймите, девушки: полчаса до дед-лайна осталось, а поставить статью в таком виде, как сейчас, я не могу. Поэтому не могли бы вы, Лена, все-таки переписать статью в том духе, как настаивает Милославский. Он считает, что Кремль уже преодолел кризис и что сейчас в администрации – слаженная, четкая, эффективная команда…
– Вот когда эта эффективная команда хоть что-нибудь конкретно эффективное сделает, – тогда я и напишу об этом статью. А писать такое авансом – это, знаете, как называется, – политическая реклама. – спокойно объяснила я и предупредила, что если руководство будет настаивать, то я прямо сейчас напишу не статью, а заявление об уходе.
* * *
Когда Березовский назначил в Коммерсантъ нового главного редактора – Андрея Васильева, у меня возник с ним очень смешной, но чрезвычайно эффективный для нас обоих устный договор, благодаря которому, как я считаю, я и смогла до нынешнего момента проработать в Коммерсанте.
Сразу же после назначения Васильева я пересказала ему инцидент с разным видением кремлевской картины и предложила:
– Андрей, давайте сразу договоримся, если вам нужно написать какую-нибудь заказную статью – то МНЕ вы ее не заказывайте. Тогда у нас с вами и не будет проблем. Потому что я, к сожалению, все равно напишу то, что думаю…
И впоследствии главный редактор этот простой договор всегда выполнял.
Как– то раз, когда мы вместе с Васильевым оказались на программе Свобода слова на НТВ, выяснилось, что Андрей все это время тоже очень гордился такими нашими отношениями.
– Вот говорят, что Коммерсанта – газета Березовского. А вон Лена Трегубова у меня, – ведь даже когда еще Березовский с Кремлем дружил, она уже тогда их всех подонками называла! – заявил Васильев в прямом эфире, приписав мне свое любимое словечко.
* * *
Должна признать, что, к чести Березовского, он вообще НИ РАЗУ за все время моей работы в Коммерсанте не сказал мне ни слова ни об одной моей статье. И это при том, что, как я краем уха слышала от руководства газеты, в эпоху своего недавнего активного зарубежного партстроительства наш главный акционер неоднократно бывал моими репортажами недоволен.
Даже опытный правительственный пиарщик, Лешка Волин, недавно, когда я как-то зашла к нему в Белый дом, листая при мне Коммерсанть, выразил крайнее недоумение по поводу либерализма Березовского:
– Слушай, Ленка, я не понимаю: ну как Береза все это в своей же собственной газете терпит?! Гусь бы своих за такое – убил!
И, помолчав, добавил:
– А Путин бы – закрыл.
Рома выбрал классное место
Новую информационную войну я заметила висящей на столбе. Возвращаясь 13 июля 1999 года из Подмосковья по Рублевскому шоссе, я увидела огромный рекламный плакат Рома думает о семье. Семья думает о Роме. Поздравляем! P. S. Рома выбрал классное место.
Я сразу почувствовала, что эта серия Информационных войн (единственного качественного российского боевика) будет самой кровавой из всех предыдущих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102