Аппарат мчался немного
в сторону от них. Тогда Лось решился применить опасное приспособление -
поворот горла аппарата, чтобы отклонить ось взрывов от траэктории полета.
Поворот удался. Направление стало изменяться. Теплый шарик понемногу
перешел в зенит.
Летело, летело пространство времени. Лось и Гусев то прилипали к
наблюдательным трубкам, то валились среди раскиданных шкур и одеял.
Уходили последние силы. Мучила жажда, но вода вся была выпита.
И вот, в полузабытьи, Лось увидел, как шкуры, одеяла и мешки поползли
по стенам. Повисло в воздухе голое тело Гусева. Все это было похоже на
бред. Гусев оказался лежащим ничком у глазка. Вот он приподнялся, бормоча
схватился за грудь, замотал вихрастой головой, - лицо его залилось
слезами, усы обвисли:
- Родная, родная, родная...
Сквозь муть сознания Лось все же понял, что аппарат повернулся и
летит горлом вперед, увлекаемый тягой земли. Он пополз к реостатам и
повернул их, - яйцо задрожало, загрохотало. Он нагнулся к глазку.
Во тьме висел огромный, водяной шар, залитый солнцем. Голубыми
казались океаны воды, зеленоватыми - очертания островов. Облачные поля
застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы
мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела, летела навстречу
голубовато-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце
мира.
Шар земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все же
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел резиновый кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия, принимая
блудных сынов.
Удар был силен. Обшивка лопнула. Яйцо глубоко вошло горлом в
травянистый пригорок.
_____________________________________
Был полдень, воскресенье третьего июня. На большом расстоянии от
места падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на лодках, сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф,
футбол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это множество людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых
берегов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут
странный, воющий звук.
Люди, помнившие времена мировой войны, говорили, оглядывая небо, что
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
Не прошло и часа, как большая толпа собралась у места падения
аппарата. Любопытствующие бежали со всех сторон, перелезали через
изгороди, мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо,
покрытое коркой нагара, помятое и лопнувшее, стояло, накренившись, на
пригорке. Было высказано множество предположений, одно другого нелепее. В
особенности же в толпе началось волнение, когда была прочитана,
вырубленная зубилом на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из
Петербурга 18 августа 21 года". Это было тем более удивительно, что
сегодня было третьего июня 25 года.
Когда, затем, из внутренности таинственного аппарата послышались
слабые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд
полиции, врач и двенадцать корреспондентов с фотографическими аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый, с белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными руками,
- жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.
_____________________________________
Хрустальным от счастья голосом пела птица за открытым окном. Пела о
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слышал
этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
За окном, с полуоткинутой, слегка надутой утренним ветром шторой,
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
Чье-то сердце тосковало по этой земле, по облакам, по шумным ливням и
сверкающим росам, по великанам, бродящим среди зеленых холмов... Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была ли она? Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о том, что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким личиком,
сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося. Птица пела о той,
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под холмиком, под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем небеса и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
Ветер сильнее надул штору, нижний край ее мягко плеснул, - в комнату
вошел запах меда, земли, влаги.
_____________________________________
В одно такое утро в больнице появился Арчибальд Скайльс. Он крепко
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет около
постели, сдвинул канотье на затылок:
- Вас сильно подвело за это путешествие, старина, - сказал он, -
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки в гипсе, сломана челюсть,
но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я послал в Петербург
его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас - телеграфировал в
газету, - получите огромную сумму за "Путевые наброски". Но вам придется
усовершенствовать аппарат, - вы плохо опустились. Чорт возьми - подумать,
- прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вечера в Петербурге.
Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот, - теперь это один из
шикарнейших городов в Европе. Ба, вы же ничего не знаете... Советую вам,
старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это вернет вас к жизни, - он
вытащил из желтого портфельчика бутылку, - ба, этого вы тоже не знаете: -
мы же опять "мокры", как утопленники...
Скайльс болтал, весело и заботливо поглядывая на собеседника, - лицо
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось негромко
засмеялся и протянул ему руку:
- Я рад, что вы пришли, вы славный человек, Скайльс.
ГОЛОС ЛЮБВИ
Облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли покровами по
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей, засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
в сторону от них. Тогда Лось решился применить опасное приспособление -
поворот горла аппарата, чтобы отклонить ось взрывов от траэктории полета.
Поворот удался. Направление стало изменяться. Теплый шарик понемногу
перешел в зенит.
Летело, летело пространство времени. Лось и Гусев то прилипали к
наблюдательным трубкам, то валились среди раскиданных шкур и одеял.
Уходили последние силы. Мучила жажда, но вода вся была выпита.
И вот, в полузабытьи, Лось увидел, как шкуры, одеяла и мешки поползли
по стенам. Повисло в воздухе голое тело Гусева. Все это было похоже на
бред. Гусев оказался лежащим ничком у глазка. Вот он приподнялся, бормоча
схватился за грудь, замотал вихрастой головой, - лицо его залилось
слезами, усы обвисли:
- Родная, родная, родная...
Сквозь муть сознания Лось все же понял, что аппарат повернулся и
летит горлом вперед, увлекаемый тягой земли. Он пополз к реостатам и
повернул их, - яйцо задрожало, загрохотало. Он нагнулся к глазку.
Во тьме висел огромный, водяной шар, залитый солнцем. Голубыми
казались океаны воды, зеленоватыми - очертания островов. Облачные поля
застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы
мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела, летела навстречу
голубовато-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце
мира.
Шар земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все же
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел резиновый кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия, принимая
блудных сынов.
Удар был силен. Обшивка лопнула. Яйцо глубоко вошло горлом в
травянистый пригорок.
_____________________________________
Был полдень, воскресенье третьего июня. На большом расстоянии от
места падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на лодках, сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф,
футбол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это множество людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых
берегов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут
странный, воющий звук.
Люди, помнившие времена мировой войны, говорили, оглядывая небо, что
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
Не прошло и часа, как большая толпа собралась у места падения
аппарата. Любопытствующие бежали со всех сторон, перелезали через
изгороди, мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо,
покрытое коркой нагара, помятое и лопнувшее, стояло, накренившись, на
пригорке. Было высказано множество предположений, одно другого нелепее. В
особенности же в толпе началось волнение, когда была прочитана,
вырубленная зубилом на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из
Петербурга 18 августа 21 года". Это было тем более удивительно, что
сегодня было третьего июня 25 года.
Когда, затем, из внутренности таинственного аппарата послышались
слабые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд
полиции, врач и двенадцать корреспондентов с фотографическими аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый, с белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными руками,
- жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.
_____________________________________
Хрустальным от счастья голосом пела птица за открытым окном. Пела о
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слышал
этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
За окном, с полуоткинутой, слегка надутой утренним ветром шторой,
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
Чье-то сердце тосковало по этой земле, по облакам, по шумным ливням и
сверкающим росам, по великанам, бродящим среди зеленых холмов... Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была ли она? Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о том, что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким личиком,
сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося. Птица пела о той,
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под холмиком, под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем небеса и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
Ветер сильнее надул штору, нижний край ее мягко плеснул, - в комнату
вошел запах меда, земли, влаги.
_____________________________________
В одно такое утро в больнице появился Арчибальд Скайльс. Он крепко
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет около
постели, сдвинул канотье на затылок:
- Вас сильно подвело за это путешествие, старина, - сказал он, -
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки в гипсе, сломана челюсть,
но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я послал в Петербург
его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас - телеграфировал в
газету, - получите огромную сумму за "Путевые наброски". Но вам придется
усовершенствовать аппарат, - вы плохо опустились. Чорт возьми - подумать,
- прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вечера в Петербурге.
Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот, - теперь это один из
шикарнейших городов в Европе. Ба, вы же ничего не знаете... Советую вам,
старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это вернет вас к жизни, - он
вытащил из желтого портфельчика бутылку, - ба, этого вы тоже не знаете: -
мы же опять "мокры", как утопленники...
Скайльс болтал, весело и заботливо поглядывая на собеседника, - лицо
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось негромко
засмеялся и протянул ему руку:
- Я рад, что вы пришли, вы славный человек, Скайльс.
ГОЛОС ЛЮБВИ
Облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли покровами по
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей, засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45