Мне тогда и пришло в голову: а что, если бы
в каких-то других подвалах действительно жили воры - страшные, опущенные,
беспощадные!.. Вырос я, мужчиной стал, но не забыл об этом. Ведь проще не
придумать: только распусти про таких подземных душегубов слухи - и
поверят, как пить дать поверят. А мы, цыгане, свое делать будем в тени.
Ладно, что там говорить, кому много дано, с того и спросится. О тебе же
только одно скажу - хорошо сработал, чисто.
- Вы наша голова, отец, мы - ваши руки. Кто мы без вас?
- Попались неразумные наши ромалэ на удочку аптекаря, купил,
проклятый, дурью. Действительно: дал раз ломом по ногам - и на полгода
ширева. Обрубок, спасибо ему, простил дураков. Хотя, если рассудить
по-блатному, - дал слабину. Такое, понимаешь ли, не прощают.
- Как же, простил! Просто знал - цыгане за своих до конца пойдут.
- Так-то оно так, Сима. Только и мы не вправе были устраивать
разборы. На блатных руку подняли. Не знаю уж, кто Обрубка на нас вывел, но
кто-то все же видел цыган.
- Надо было аптекаря тому же Обрубку и сдать, отец, он бы его сам и
кончил.
- А нам что с того? Ему и так не много оставалось. Сообразил, что с
цыганами нечего ему больше ловить, нашел других. Нет, мы все сделали как
надо - помогли несчастному калеке, вполне бескорыстно. Как свои своему. А
Мерецкова я всегда не любил, да и опасался, что скрывать.
- Как и он нас. Вечно на цыган поганых собак вешал.
- Теперь все, крыто. Мерецков сдох, остальное - сектанты.
- Можно бы под эту марку поработать и покруче - подбиться по-скорому
- руки-то развязаны, кайф.
- Нет, Сима. Чего не будет, того не будет. Помалу - оно вернее.
Нечего Бога гневить. Если милиция на дыбы встанет - быть беде. Найдут, за
что зацепить. В жизни ведь не все по кругу - сегодня девки чужие, завтра
уже как бы наши. Но души губить - себя потерять. Сегодня его очередь,
завтра твоя. Это Кольцов в беспредел пустился больше, чем бандюги
записные. Что с Витькой-бичом сотворил! Выловил на вокзале, наобещал с три
короба и... конец знаешь. Ты меня слушай, Сима. Я давно живу, много знаю.
Жизни лишить человека - дело нехитрое, это уж ты поверь. Но лучше без
этого. Ты что думаешь, мне не хотелось Мерецкова пощупать, на чем у него
душа держится? Я же его на дух не терплю! Но ведь не пытать же, в самом
деле. Даром, что ли, весь этот спектакль в катакомбах устраивали? Да он,
когда ты чернилами в углу облился, выложил столько, что и пыткой не
вырвешь. Строкач сказал: "Сделать постановку в катакомбах, захватить
Мерецкова, приволочь его туда и напугать. Чтоб заговорил". Он не дурак,
этот майор. Опасный парень. И врагом его лучше не иметь, чтобы тесно не
стало. Не то все эти сказки про троглодитов в катакомбах живо прахом
пойдут. Умерь прыть, парень. Я эту туфту с сектантами начал разводить,
когда тебя еще под маминой юбкой в прихожих воровать не водили. Ты на
вокзалах попрошайничал, когда я уже слухи про пещерных людей распускал.
Чего человек больше всего боится? Темноты и неизвестности. А мы, цыгане -
рядом, к нам привыкли. Резвые, вроде тебя, бухтели: зачем, когда хату
берем, оставляем вещи взамен? Думать головой надо! Всегда должна быть
тайна и тьма. Концы надо разводить подальше. Об этом пока и сам Строкач ни
сном, ни духом... И слава Богу.
- Но он ведь и сам замазан - деньги взял. Половину выкупа Мерецкова!
- Это как раз меня и беспокоит. Что ты понимаешь, Сима! Такие, как
Строкач, не берут, уж ты мне поверь. И деньгами его не меряй. Если бы я не
знал, что его слову верить можно...
- Но ведь взял же?
- Или я не сказал: охлынь!
- Ясно, отец.
- Вот и хорошо, Сима, что ясно. Нам с тобой жить и дела делать.
Заработаем. А жизнь штука долгая, в ней всякого хватает. - Не всему верь,
о чем услышал.

Крупная сумма, поступившая на счет детского дома, всех проблем,
конечно, не решила. Но анонимному дару были рады и воспитатели, которым
мучительно надоело отсутствие не только нормальных игрушек, но и самого
элементарного, и сами дети, которым, впрочем, такие слова как "даритель",
"счет", "платежное поручение" не были знакомы.
Того, что осталось у майора, хватило, чтобы оплатить аренду помещения
"Богатыря" на пять лет вперед, а сам Строкач, как бы невзначай заглянувший
в ЖЭК, прозрачно намекнул его начальнице, что противиться оживлению
деятельности спортклуба не следует. "Рукопашный бой предпочтительнее в
спортзале. И вообще - спокойствие дороже". С этим доводом, да еще и в
устах следователя прокуратуры, трудно было не согласиться.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35