Через секунду мучитель отпустил его.
Второй встал, с наслаждением потянулся. То, что он почти
двухметрового роста, Мерецков заметил раньше, но только теперь бросились в
глаза непропорционально длинные, свисающие едва не до колен руки, покрытые
редкой шерстью. Тяжелые плечи расправились, готовые к хлесткому,
внезапному удару. Мерецков ощутил себя таким же слабым и беззащитным,
каким пришел в блатной мир лет десять назад, вооруженный лишь хитростью,
знанием логики, да тайных извивов человеческой психики. Тогда, в начале
карьеры "авторитета", его часто занимал вопрос, зачем, собственно, он сюда
сунулся и не есть ли это ошибка, могущая оказаться роковой. По мере
становления сомнения рассеялись, а "убирать" соперников со своего пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а другой,
оказавшийся хозяином положения волей обстоятельств, смотрел на него с
кровожадной ухмылкой.
- Колеблешься, Костя, темнишь. Все сомнительное будет проверено.
Дань, говоришь, на этот раз не успел собрать? Не расстраивайся, мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину напишешь, чтобы все сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
Мерецков не стал перебивать Второго. Лицо его, словно схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
- Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем шкуру с торгашей
драть. Нас вера ведет. Короче - напишешь письмо, потом посидишь,
обдумаешь, что и как...
- До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел на ровный,
рассудительный тон.
Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке
- я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только
пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее
уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова,
утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы
"помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий
изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком
втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила
полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном
каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь,
впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть
польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело
было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на
улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось
вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой
человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья
поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует,
касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей
используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик
заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение,
куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его
буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро
разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную
скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Второй встал, с наслаждением потянулся. То, что он почти
двухметрового роста, Мерецков заметил раньше, но только теперь бросились в
глаза непропорционально длинные, свисающие едва не до колен руки, покрытые
редкой шерстью. Тяжелые плечи расправились, готовые к хлесткому,
внезапному удару. Мерецков ощутил себя таким же слабым и беззащитным,
каким пришел в блатной мир лет десять назад, вооруженный лишь хитростью,
знанием логики, да тайных извивов человеческой психики. Тогда, в начале
карьеры "авторитета", его часто занимал вопрос, зачем, собственно, он сюда
сунулся и не есть ли это ошибка, могущая оказаться роковой. По мере
становления сомнения рассеялись, а "убирать" соперников со своего пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а другой,
оказавшийся хозяином положения волей обстоятельств, смотрел на него с
кровожадной ухмылкой.
- Колеблешься, Костя, темнишь. Все сомнительное будет проверено.
Дань, говоришь, на этот раз не успел собрать? Не расстраивайся, мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину напишешь, чтобы все сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
Мерецков не стал перебивать Второго. Лицо его, словно схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
- Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем шкуру с торгашей
драть. Нас вера ведет. Короче - напишешь письмо, потом посидишь,
обдумаешь, что и как...
- До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел на ровный,
рассудительный тон.
Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке
- я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только
пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее
уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова,
утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы
"помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий
изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком
втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила
полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном
каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь,
впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть
польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело
было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на
улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось
вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой
человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья
поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует,
касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей
используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик
заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение,
куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его
буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро
разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную
скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35