Все это Строкач знал наизусть, знал
он также и то, что опыт старого эксперта практически всегда позволял
отыскать тот самый единственный из десяти.
Двухкомнатная квартира была чистой, обставленной без особых
претензий. Светлая недорогая мебель, песочного цвета обои на стенах в
гостиной. Простота, уют, какая-то легкость.
Не то было в спальне.
Необъятная "арабская" двуспальная кровать, накрытая атласным, без
морщинки, покрывалом, осталась нетронутой. Тяжелые бархатные шторы
полузадернуты, но света достаточно, чтобы видеть детали - тело девушки,
угрюмое пятно на ковре, изумленно распахнутые глаза парня. Взгляд
устремлен в просвет между шторами.
Короткая стрижка, хороший рост, атлетическое сложение, классический
двубортный костюм - все это, даже не знай Строкач о содержимом карманов
Усольцева, позволяло предположить, что покойный из тех, кто связан с
рэкетом в его наиболее "элегантной" форме. Газовый пистолет за поясом и
банковская упаковка сторублевок. Однако это опровергалось удостоверением
частного детектива во внутреннем кармане пиджака, из которого следовало,
что гражданин Усольцев Алексей Георгиевич, двадцати семи лет от роду,
работал по контракту в сыскном агентстве "Волекс" и имел право производить
в установленном порядке расследования и "иные действия, связанные с
поручениями обратившихся к нему клиентов. Что ж, Строкачу в его практике
приходилось встречать и более расплывчатые определения. Правда, нечасто.
Кстати, подумал майор, расследования на свой страх и риск не возбраняется
проводить любому гражданину, только в рамках закона.
Несмотря на свои двадцать три года, Валерия Анатольевна была
разборчивой особой. Об этом свидетельствовал ее гардероб - простые вещи
очень недешевых европейских фирм. Проблем с наличностью у девушки, судя по
всему, не было.
Любопытно, что бандероль на пачке сторублевок, обнаруженной в
саквояже тончайшей желтой кожи, в точности совпадала с таковой же,
находившейся в кармане Усольцева: "12 июля .... года. Октябрьский
Промстройбанк. Кассир Иванова И.И."
Немного дорогих украшений - строгих, безукоризненно подобранных. И
бумаги - множество заметок самого различного содержания на клочках,
блокноты и стандартные листы для машинописи, испещренные рваными абзацами,
фразами, отдельными словами, а чаще именами, схемами, значками,
малопонятными символами.
Майор и не рассчитывал, что все это мгновенно прояснит ситуацию.
Бумаги он из своих рук выпускать не собирался, и внимательное чтение еще
только предстояло. Что ж, профессия журналиста - не из самых безопасных.
Конечно, девушка молода и красива, и все, что случилось, может и не иметь
отношения к журналистским делам. Убийство из ревности? Смешно! За годы
работы он убедился, что мотивы, как правило, одни и те же. Почти всегда -
это деньги, реже - страх, и только один раз - месть, после невероятной
дозы водки. И если любовницу убивают, то чаще всего тогда, когда она стала
препятствием на пути к деньгам или карьере.
На ограбление все это и вовсе не походило. Ценности остались на
месте, да и кто бы рискнул грабить, предъявив перед тем служебное
удостоверение вахтеру?
Четыре этажа, на каждом - три квартиры, всего двенадцать. Не такое уж
широкое поле для розыска. Квартира этажом ниже - пуста, хозяева укатили на
отдых. Она на сигнализации, и на пульт уже неделю не поступает никаких
сигналов.
Квартира напротив. Выпученный панорамный глазок. Из-под него, как
лапки клеща, торчат короткие металлические усики. Строкачу всегда
казалось, что в такой глазок обязательно кто-то следит за ним, и он не
ошибся.
Дверь отворилась почти сразу. В проеме стояла седая, коротконогая
грузная старуха. Коротко остриженные волосы кисточками торчали над ушами,
что вкупе с крючковатым носом довершало сходство с разбуженной среди дня
совой. Желтые, пронзительные глаза помаргивали, а рот оставался
приоткрытым, словно "сове" не хватало воздуха.
В комнате визгливым лаем заливалась собачонка. Впрочем, "сова" была
опрятна, одета не без элегантности, разве что чуть старомодно. Помедлив,
она с достоинством сказала низким густым голосом:
- Заходите, прошу вас, - посторонившись, она сделала приглашающий
жест. Строкач шагнул в прихожую, слегка зацепив плечом высокую резную
тумбочку, покрытую накрахмаленной кружевной салфеткой.
- Не боитесь впускать чужих в дом? - майор почему-то сразу
почувствовал расположение к пожилой даме. Было в ней что-то... Он поискал
слово, но не нашел.
- А к вам это не имеет отношения. Я ведь жизнь прожила, много чего
повидала. Да и чего мне бояться? Сокровищ не накопили, а мебель, - она
обвела жестом старинные многопудовые кресла, - кому это может
понадобиться?
Она выжидательно умолкла, искоса поглядывая на майора. Строкач
кое-что уже знал о ней и о ее сыне.
- Так или иначе, Мария Сигизмундовна, я хотел бы представиться...
- Бог с вами! - старая дама отмахнулась. - У вас же все на лице
написано. Как минимум, капитан - ведь верно?
- Майор. Майор Строкач Павел Михайлович, с вашего позволения.
Строкач обежал взглядом большую комнату, заставленную резной мебелью
черного дерева. В углах помещались высокие, едва не по плечо, вазы
голубого фарфора, между ними - инкрустированный перламутром ломберный
столик на гнутых ножках. Слепо мерцал темный экран небольшого телевизора
"Сони". Левую стену почти полностью перекрывал толстый ковер мягких
пастельных тонов. На нем, в метре друг от друга, висели морской кортик,
ятаган и небольшое, причудливой формы ружье.
- Кремневое, - уловив взгляд Строкача, кивнула женщина.
Казалось, ее движение отразилось в до блеска натертом затейливо
выложенном паркете. Строкач с удовольствием заглянул в живые, светящиеся
умом глаза собеседницы.
- Великолепие, конечно. Подлинная старина. Кстати, а Дмитрий
Дмитриевич дома?
- Куда там! С утра в клинике. Он редко бывает днем. По выходным, да и
то через раз. А оружие - это не Дима, еще покойный муж собирал. Скоро
тридцать лет, как его не стало. Ну, да все там будем... А красота -
остается, это так. Какие мастера работали, душу вкладывали! Нынешним
трудно понять - прагматики: трезвость, расчет в первую голову. А человек
должен бежать от этого, стремиться жить сердцем, подчиняться первому
движению души. Увы, приходится признать, что наше поколение было в гораздо
большей степени идеалистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30