Неслышная горничная принесла две чашки чаю. Гортон подвинул Мэри сахарницу и спросил:
– С лимоном?
Бургос, 1938, апрель
"...
«Лерсту.Совершенно секретно, напечатано в 2 экз. После выхода Пальма из госпиталя «Санта крус» агентурная и оперативная разработка серьезно затруднилась в связи с присутствием в Бургосе его любовницы Мэри Пейдж. Все время они проводят вместе. Два раза мне удалось выехать с ним на рыбалку, но на какие-либо откровенные разговоры он не идет, подчеркивая свою приверженность идеологии фюрера, сохраняя при этом определенные сомнения по поводу жестокости нашей внутренней политики. Данные телефонных прослушиваний и наружного наблюдения никаких результатов не дали. Можно также с уверенностью сказать, что никаких компрометирующих контактов он не имеет. Ни с кем из подозрительных или неизвестных лиц не встречался. Прошу санкционировать продолжение работы с Пальма. В случае, если вы санкционируете продолжение работы, прошу разрешить завтра выезд вместе с ним за город на лов форели.
Штурмбанфюрер Штирлиц».
..."
Штирлиц, Вольф и Ян — со шрамом на лбу, бледный еще после недавнего ранения (новый, 1938 год он встречал в госпитале) — сидели в сосновом, напоенном запахом смолы лесу так, чтобы видеть всех, кто мог подойти к реке, а их чтобы никто заметить не мог: лес был молодой, саженый, частый. В сумках у Штирлица и Пальма уже лежало по несколько маленьких форелей. Покусывая травку, Вольф говорил:
– Нужны либо технические данные нового «мессершмитта», либо, что еще лучше, сам самолет. Это просит Москва. После того как Ян провалил Вельтена, фашисты поняли, что пришло время испытывать свою новую технику, а не жульничать с продажей чужого старья... А новая техника у них, говорят, весьма серьезная.
– Надо покупать кого-то из летчиков, — сказал Пальма.
Штирлиц покачал головой:
– Мне поручено следить за летчиками. Лерст «отдал» мне весь легион «Кондор».
– Между прочим, он резидент гестапо только по Испании или по Португалии тоже? — спросил Вольф.
– Нет, вопрос с Португалией еще не решен. Я бы сообщил по своим каналам. Летчика нам купить не удастся. Здесь отборный состав.
– Что ты предлагаешь? — спросил Вольф.
– Охрана аэродрома не так чтобы очень сильна... — заметил Штирлиц.
– Ты имеешь в виду наш десант?
– Да.
– Ну а колеблющихся, — Ян продолжал свое, — среди летчиков нет?
– Я таких не знаю, — ответил Штирлиц, — если обнаружится такой колеблющийся, он будет немедленно увезен в Германию, а там его будут лечить от колебаний в концлагере.
– А если нам попробовать создать колеблющегося? — предложил Ян.
– Это интересно, — сказал Вольф.
– Хотя очень рискованно, — добавил Штирлиц.
– Но мы же здесь занимаемся не классическим балетом, — сказал Ян.
– Кстати, о балете, — сказал Вольф, передавая Яну плоскую маленькую коробочку, похожую на жевательную резинку. — Это новая шифровальная таблица. На всякий случай... Если тебе придется связываться с центром непосредственно — выйдешь своим шифром.
Ян сунул таблицу в карман.
– Нет, — улыбнулся Штирлиц, — так дело не пойдет. Сделай себе какой-нибудь тайник, хотя при обыске это мало спасает.
– Ладно, — поморщился Ян, — как это у вас говорят, «кривая вывезет»? Юстас, а помнишь того летчика, который болтал о «мессере» на приеме?
– Это было еще до твоего ранения?
– Конечно.
– У тебя хорошая память...
– Журналистская, — скромно ответил Ян, — а вообще чаще хвали меня — я это люблю... Что из себя представляет этот Манцер?
– Подонок. Есть такая категория людей — «сильные подонки».
– Я сейчас попробую, — сказал Ян, — нарисовать вам его психологический портрет. Если вы согласитесь со мной — тогда мы, можно считать, выиграли партию...
– Рисуй, — согласился Вольф.
– Юстас говорит — «сильный подонок». Это хорошо, что он сильный подонок. Такие разваливаются еще скорее, чем подонки обыкновенные. Сильный, чувствуя, что он теряет — а сильному всегда есть что терять, — пойдет на любое предательство, лишь бы сохранить те блага, которых он добился силой.
Штирлиц лег на теплую землю, поросшую густой травой, и закинул руки за голову.
– Продолжай, — сказал он. — Твое предложение любопытно. Только сделай сноску на то, что я превратил Манцера в своего друга — он стал осведомителем СД. После того приема у Кессельринга.
– Он легко пошел на это? — спросил Вольф.
– Как дитя.
– Тем более я прав, — сказал Ян. — Офицерский корпус, кодекс чести, нелюбовь армии к СС — он имел право послать тебя в задницу. И Рихтгофен поддержал бы его. Значит, либо он ищет приключений и ему льстит возможность узнать то, что не дано знать другим, либо он чем-то скомпрометирован — сильнее, чем той трепотней на приеме.
– Это все? — спросил Штирлиц, не поднимаясь с земли. — Если все, тогда твой психологический портрет неполон. Он еще может быть истым наци, убежденным наци, поэтому он так легко дал согласие быть другом СД. Эту возможность ты отвергаешь?
– Но ты же сам слышал, как он говорил о рейхе: «Налоги выжимают скорости».
– Это ерунда, — заметил Вольф. — Он говорил правду. Он из их элиты, ему можно говорить правду, и даже подшучивать над рейхом ему дозволено.
– В отношении элиты сложнее, — сказал Штирлиц. — Его отец коммерсант, связанный с иностранными фирмами. Таких в рейхе не любят...
– Вот ты и ответил за меня, — улыбнулся Ян, — ты сам не заметил, как дал ответ вместо меня.
– Наверное, все-таки заметил, — сказал Вольф. — Юстас человек зоркий.
– Ну хорошо, — как бы продолжая рассуждать сам с собой, сказал Штирлиц, — ну, допустим, мы раскопаем что-либо на папу Манцера... А как себя поведет сын?
– Апостолы и те отрекались, а этот — отнюдь не апостол, — сказал Вольф.
– Я смогу через моих швейцарских коллег-газетчиков организовать кое-что для Манцера, — сказал Ян.
Штирлиц поднялся с земли, потянулся и предложил:
– Ладно, пошли ловить рыбу, сейчас будет хороший жор, солнце садится.
...Вернувшись с рыбалки, Штирлиц заглянул к Хагену и сказал ему:
– Послушайте, приятель, я давно хотел спросить: помните, на приеме у Кессельринга я зацепил болтуна-летчика? Я вам еще тогда показал его и попросил обратить внимание. Помните? Манцер.
Штирлиц знал болезненное самолюбие Хагена, и он умел бить в точку, когда имел с ним дело.
– Помню, — ответил тот, — а что?
– Ничего. Ровным счетом ничего. Поступили сигналы, что он в последнее время много пьет — всего навсего. Я замотался со своими делами, а если у вас есть время и возможность — поглядите за ним. А потом посидим над его делом — вместе. Нет?
"...
«Партайгеноссе Лерст!
Проведенная мною работа дает возможность обратить Ваше внимание на подполковника В. Манцера. Несдержанность в разговорах и частые пьянки заставляют меня просить вашей санкции на установление наружного наблюдения за указанным выше военнослужащим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31