В кабинет неслышно вошел Гейдрих. Он сел в кресло в полутемном углу комнаты.
– А если бы голландцы вас не пропустили? — спросил из своего угла Гейдрих. — Что бы вы тогда делали?
Грасс, видимо, не услышал его. Штуба ударил Грасса в лицо и тихим голосом, совершенно без выражения, повторил:
– А если бы Голландия вас не пропустила?
– Тогда я гнал бы их через Англию.
– Врешь. Англичане не пропускают ваши самолеты. Они не вмешиваются в игры на Пиренеях.
– Через Англию, — повторил Грасс, — это правда.
– Кто у вас есть в Англии?
– В Англии есть человек.
– Что ты о нем знаешь?
– Ничего.
Гейдрих сказал Штубе:
– Покажите ему кино.
Штуба снял телефонную трубку и сказал:
– Где там киномеханик? Пусть включит ленту.
Застрекотал киноаппарат, установленный в соседней комнате. На белой стене возникли зыбкие очертания обнаженного мужчины. Его держали под руки два эсэсовца. Чуть поодаль два других эсэсовца кормили мясом двух громадных доберман-пинчеров.
– Не закрывай глаза, — сказал Штуба Грассу, — смотри внимательно. Я показываю это кино, чтобы сохранить тебе жизнь.
Из своего угла Гейдрих сказал:
– Уберите свет, очень плохая резкость.
Штуба выключил свет, и стало очень четко видно, как эсэсовцы спустили с поводков доберман-пинчеров, а два других эсэсовца отбежали от своей жертвы, и доберманы бросились на обнаженного мужчину, и он начал отбиваться от яростных собак, которые хотели вцепиться ему в низ живота.
– Собаки натренированы, — пояснил Штуба. — Они хорошо натренированы. Они выгрызают половые органы так, что потом у заключенного остается только один путь: в папскую капеллу — кастратом.
Гейдрих, по-прежнему негромко, сказал из своего угла:
– Поясните ему, что здесь нет звука, я бы очень не хотел, чтобы мы проиграли ему пленку. Он тогда услышит, как тот человек — его же профессии — кричит. Это очень страшно слышать.
– Выключите, — с трудом разлепив окровавленные губы, попросил Грасс. — Не надо. Я знаю, что того человека в Лондоне зовут Дорианом. Больше я не знаю о нем ничего.
– Чем он занимается?
– Не знаю.
– Сколько ему лет?
– Я его не видел.
– Откуда он родом?
– Он живет в Англии, но он не англичанин... Он там работал...
– А где он живет в Лондоне? — спросил Штуба.
– В Лондоне его сейчас нет. Он в Испании.
– У красных?
– Нет, у Франко.
Гейдрих стремительно вышел из кабинета, набрал номер телефона и спросил:
– Шелленберг, скажите, пожалуйста, кто из англичан находится при штабе Франко? Военных там нет?.. Понятно... Журналисты? Сколько? Пятеро? Ясно. Посмотрите, пожалуйста, по своей картотеке, кто из журналистов был у Риббентропа — то ли в этом, то ли в прошлом году. Спасибо, я подожду. И нет ли этого человека сейчас в Испании?
Гейдрих вернулся в кабинет, подвинул стул к стеклянной ванне, в которой лежал измученный Грасс, и спросил его:
– Какое у вас звание?
– У меня нет звания.
– Какое звание у вашего шефа?
– Я ничего больше не скажу.
– Кого вы знаете из военных?
– Никого.
– Из чекистов?
– Я ничего не скажу, — повторил Грасс и закрыл глаза.
Гейдрих обернулся к Штубе:
– Пойдемте-ка со мной.
Они вышли в соседнюю комнату, и Гейдрих сказал:
– Этого парня надо будет в три-четыре дня привести в порядок, а потом вы заберете его в Голландию и там организуете ему автомобильную катастрофу.
– Я не совсем понимаю, обергруппенфюрер...
– Было бы очень плохо, если бы вы понимали все мои планы, Штуба, — улыбнулся Гейдрих. — Вы красиво завязали эту операцию, надо ее так же красиво развязать. Зачем пугать Москву тем, что мы знаем их Дориана? А этот Грасс — возьмите от него все и увезите в Голландию...
Зазвонил телефон. Гейдрих поднял трубку.
– Слушаю. Ясно... Пальма... Так я и думал. Спасибо. Проинформируйте об этом Риббентропа... Хотя нет не надо. Я к вам зайду — побеседуем. Лерсту пошлите шифровку: пусть глаз не сводит с этого нашего «друга». И пусть он организует ему интересные встречи, посмотрим, нет ли у латыша связей. А потом, если интересных связей в Бургосе нет, пусть устроит ему поездку на фронт. Ну, об этом позже. Я у вас буду в восемь.
Бургос, 1937, октябрь
Именно в восемь германский военно-воздушный атташе в Бургосе генерал-полковник Кессельринг устраивал прием.
Лерст, улыбающийся, щеголеватый, веселый, подвел к Кессельрингу Яна.
– Генерал, я хочу представить вам нашего друга, военного корреспондента господина Пальма.
– Я читал ваши статьи, они серьезны и объективны...
– Благодарю вас.
– Никто так не ценит объективность, как солдаты...
– Я убежден в этом, генерал.
Лерст и Пальма подошли к следующей группе военных.
Лерст познакомил Яна с генералом Рихтгофеном.
– Рад видеть грозного вождя немецких асов, — сказал Ян.
Рихтгофен вопросительно посмотрел на Лерста.
– Это наш друг, журналист Пальма.
– Очень рад, господин Пальма.
Лерст отвел Яна в глубину зала, к камину. Он задержался на мгновение возле штурмбанфюрера СС Штирлица:
– Дорогой Пальма, познакомьтесь — это мой помощник, он тоже увлекается индийской филологией.
– Хайль Гитлер! — сказал Штирлиц.
Ян, засмеявшись, ответил:
– Хайль король.
Лерст, Пальма и Штирлиц отошли к свободному диванчику, сели рядом. Лакей принес вина и маленькие бутерброды на черном лакированном подносе.
– «Хайль король» — смешно, — заметил Лерст. — Я понимаю преимущества вашей демократии, но у нас это не может прижиться. Мы знали веймарскую демократию, и весь тот период я могу определить одним словом — беспомощность. А национал-социализм — это динамизм, это концентрация промышленной мощи, это ясная цель. Как результат — мы бьем красных и на земле и в воздухе. И я все чаще и чаще задаю себе вопрос: как можно, с вашей прогнившей системой, бороться с коммунизмом?
– Я восхищаюсь динамизмом Гитлера, — ответил Пальма. — Концентрация мощи — это прекрасно. Но рассейте мои сомнения: временами ваша система напоминает сильный спортивный мотоцикл, а наша система — дилижанс. Чем быстрее мотоцикл движется, тем он устойчивее. Победа — это скорость. Ну а если поражение? Мотоцикл упадет набок. Дилижанс просто остановится. Англия напоминает дилижанс. Она пережила много потрясений, она останавливалась, но не падала.
Лерст закурил:
– С мотоциклом — удачно. Если мы — мотоцикл, то останавливаться в ближайшие годы никак не собираемся.
– И потом мы мотоцикл с коляской, — добавил Штирлиц.
Пальма заметил:
– Ну, разве что с коляской — тогда все меняется.
К Лерсту подошел Хаген, хотел что-то сказать ему, но тот перебил:
– Дорогой Пальма, я хочу представить вам моего второго помощника. Он фехтует значительно лучше меня, зовут его Хаген, и он — отменный спортсмен.
– Когда не пьет слишком много пива, — заметил Штирлиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31