.. Когда я спорил с ним - уже после краха, - он отвечал только одно: "При Гитлере был порядок". Я его спросил: "Но ведь ты видел, как эсэсовцы убивали в штольнях немцев?" А он мне отвечал: "Ну и что? Борьба. Эти немцы были коммунистами или социал-демократами, они были против фюрера. Или русские комиссары. Или евреи. Или священники, преданные не нам, а Ватикану... Что ж с ними было делать?" Я ему говорил: "Разве ты мог чувствовать себя человеком, когда за любое неосторожное слово сам мог угодить за колючую проволоку?" Он отвечал: "А не надо болтать! Зачем распускать язык?! Всегда лучше помалкивать! Зря не посадят! Думаешь, сейчас на тебя не копят то, что ты говоришь?! Еще как копят! Придет время - и посадят!" Дядя для меня был добрым человеком, он помог мне получить образование, спасибо ему, но если бы он убедился, что я думаю не так, как он, - пришел бы в полицию, добровольно пришел, и написал бы: "Считаю своим долгом сообщить"... По поводу того взрыва и пожара... Однажды дядя выпил на праздник памяти погибших горняков, подвел к большой хрустальной горке, отворил дверцу красного дерева и показал мне три чашечки голубого фарфора из коллекции царицы Екатерины, которые были вывезены из России... Он сказал, что обменял здесь эти чашки на три буханки хлеба и английские сигареты... Ходят слухи, что, после того как сюда пришли союзники, заключенные Морингена - поляки, словаки, сербы - еще продолжали жить здесь... Хм... "Жить" не то слово... Существовать...
- А где эти чашечки из Павловска?
- Дядя умер, когда я учился в Бонне... Он был вдовец, но с ним жила подружка из Австрии... Ну, сами понимаете, что стало потом с домом и с его добром... А вообще-то у меня по сей день сохраняется впечатление, что все здешние люди хранят какую-то тайну, некая коллективная круговая порука... Поезжайте вверх, по дороге заключенных, которая ведет на верхнюю шахту "Хильдасглюк": там до сих пор все затянуто колючей проволокой, старые здания законсервированы, словно бы чего-то кто-то ждет...
- Вы можете меня туда проводить?
- Нет. Не могу. И все... Не могу. Поезжайте сами...
- С кем бы стоило здесь встретиться? Я имею в виду старожилов?
- У меня такого рода надежных знакомых нет. А если бы и были, я все равно не сказал вам. Не сказал бы. И все. Каждый живет по-своему и для себя, и ничего с этим не поделаешь.
- Мне посоветовали увидеть вас, полагая, что вы можете помочь хоть какой-то информацией.
- Здесь совершилось преступление. Дважды. Первый раз при Гитлере, когда был создан концлагерь. Второй раз - после победы, когда кто-то взорвал и поджег "Виттекинд". Фамилия Этткинд вам ничего не говорит?
- Какой-то офицер из Лондона, занимавшийся контролем над нацистским имуществом. Нет?
- А что вы еще о нем знаете?
- Ничего.
- Никто ничего о нем не знает. И не думайте, что вам ответят правду в Лондоне, если вы решите его искать. Старики говорили, что он был человеком с особыми полномочиями; таинственным, с п е ц и а л ь н ы м человеком из "Центра"...
- Из британской разведки?
- Почему? Там есть организации посильней. Банки, например... Корпорации... Особенно те, которые связаны с калийным производством, с минеральными удобрениями, большой химией... Фамилия Йонсон вам что-либо говорит?
- Нет.
- Это ответственный сотрудник концерна "Кали-Зальц" в Касселе. "Виттекинд" была их шахтой... И сейчас им принадлежит... Попробуйте связаться с ним... И все...
Я поднялся по узкой лесной дороге, что повторяла извивы высокого, хорошо сохранившегося металлического забора. Тишина была окрест, ни единой живой души. Здания, стоявшие за оградой, - той же старой довоенной кладки - были ухожены, как и забор, однако следов жизни в них я не заметил...
И слышались мне колодки узников...
И чудились мне сухие шлепки выстрелов: ведь эсэсовцам разрешалось о т с т р е л и в а т ь заключенных, охотиться на них.
...Я вернулся в Фольприхаузен уже вечером.
В баре при дороге было сине от табачного дыма; табак был какой-то въедливый; осмотревшись толком, я заметил, что большинство посетителей сосали трубки-носогрейки или толстые сигары.
Присев за столик рядом с пожилым горняком (руки в черных точечках), спросил кружку пива.
Сосед пыхал трубочкой, делал маленькие, птичьи глотки из кружки (это было явной дисгармонией с его могучей фигурой, которая глыбою высилась над столом), изредка косил глазом на дверь, когда входил новый посетитель.
"Ему очень скучно, - подумал я, чтобы оправдать начало беседы (о проклятие врожденного комплекса застенчивости!). - Надо сказать ему прямо и открыто, в связи с чем я сюда приехал; поскольку ему скучно, он поддержит разговор".
- Вы ничего не читали по поводу Янтарной комнаты? - спросил я.
- А что это такое?
Я объяснил.
- Интересно, - сказал глыба-горняк и обернулся к соседнему столу, где сидели двое его коллег. - Идите-ка сюда, интересная история.
Двое пересели со своими пустыми кружками, заказали пива - каждый платил за себя - и приготовились слушать. Сосед-глыба передал им то, что ему только что рассказал я.
- А вы сами откуда? - спросил один из тех, кто пересел за наш столик.
- Из Москвы, - ответил я.
- Откуда?! - Изумление соседей было непередаваемым. - Из России?!
- Да.
- У меня отец был у вас в плену, - сказал Глыба. - Он хорошо вспоминал о вас. Говорил, что женщины давали им хлеб, а охранники - докурить сигарету.
- А здесь? - спросил я. - Как было здесь с нашими пленными?
Глыба ответил не сразу, а посопев:
- Я тогда был мальчишкой... А когда ты мальчишка, тогда повторяешь все, что говорят старшие... Взрослые всегда были правы в наши времена, это только сейчас дети хотят все понять сами.
- Волосатые дети, - уточнил второй. - Нигилисты, волосатые нигилисты.
- Эти длинноволосые и придумали легенды о здешнем концлагере, - сказал третий. - Не было здесь никаких лагерей, это все пропаганда.
- Нет, - не согласился Глыба, - какой-то лагерь для преступников, насильников, гомосексуалистов, женщин, которые спали с черномазыми, здесь и вправду был. Не оставлять же бандитов на свободе?!
- Кое-кто был бы рад держать их на свободе, - сказал третий, - чтоб они наводили террор...
- Это кто ж был бы рад террору? - спросил я.
Второй отхлебнул пива, ничего не ответив; третий посмотрел на Глыбу. Тот раскурил носогрейку, поинтересовался:
- А что вас здесь интересует?
- Меня интересует взрыв на шахте "Б" "Виттекинд".
- Какой взрыв? - удивился второй, слишком, впрочем, деланно, наигранно.
- Вы, наверное, приезжий, - сказал я. - Откуда вам знать, что здесь было тридцать пять лет назад...
- Здесь нет приезжих, - ответил второй. - У нас живут только местные, мы сюда турок не пускаем...
- Про это мог знать горный мастер доктор Форлинг, - задумчиво сказал третий. - Но он умер. Он рассказывал об этом взрыве моей бабушке, та это дело хорошо помнила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128