«Надеюсь, у нее зубы чистые? Так, а что дальше делаем?»
В принципе, дальнейшие действия были достаточно ясны: обездвижить обоих, и устроить допрос с пристрастием. Андреа не стал тратить времени на поиски веревок, а быстро разодрал остатки подушки, а потом и простыню — вспомнив кучу соломы, на которую его пристроил Лысый, Андреа усмехнулся. Жгутами из них он притянул руки женщины к ногам, так чтобы она оказалась согнутой пополам — этот способ он подсмотрел в свое время между Историями у одного из своих помощников, полуотрицательного персонажа, который храбрость и боевое искусство сочетал с тягой к насилию, как по воле Создателя, так и без него. Кроме возможности удовлетворить похоть, это способ значительно экономил перевязочный материал, что было сейчас гораздо важнее. Дальше на очереди был Слокум. Оттащив вождя от большого железного бака (так вот что так красиво звучало!), Андреа связал его так же, хотя чисто по-человечески вождя было жалко: вывихнутый сустав уже начал опухать, да порезанная рука тоже небось не добавляла сладости в его жизнь.
Закончив дела, Андреа распрямился, и принялся оглядываться — теперь, после того, как он с таким трудом привел Слокума и его женщину в бессознательное состояние, предстояло их из этого состояния обратно вывести. Сняв крышку с бака он обнаружил на дне немного воды, и найдя ковшик, принялся за дело, которое оказалось не таким уж и простым — Слокум заворочался только тогда, когда на дощатом полу вокруг него образовалась порядочная лужа.
— Добрый вечер! — вежливо поздоровался с ним Андреа, и сразу внес ясность в ситуацию:
— Похоже, что в единый сценарий я уже не попал. Но есть возможность все исправить, и организовать следующий сюжетный поворот: благородный и смелый чужеземец избавляет племя от гнета жестокого и властного вождя. Как ты на этот счёт?
— Однако, дурак, — бесстрастно ответил Слокум.
Андреа отвечать не стал, а принялся шарить по полкам, и найдя маленький гладкий цилиндрик с рифленым колесиком, чиркнул им и зажег сальную свечку уродливой формы.
— Однако, сам дурак, — в тон сообщил он Слокуму, рассматривая зажигалку. — Такие вещи в открытую держишь. Ведь не здешняя штучка, а? Неужто за зажигалку продался, а? Или пошарить, так ещё и бусы с зеркальцем найду?
Слокум ничего не сказал. Андреа поднес свечку к лицу женщины — ну точно. Одна из тех, кого он утром видал, и которою вполне мог выбрать в качестве «той, что отдала сердце». «Жалко, что действительно не её выбрал! И Шоколадка был бы жив…» Он повернулся к вождю:
— А ты, смотрю, ничего так устроился. А вот интересно, если б я эту выбрал, её б тоже объявили дочерью вождя, ушедшей с кувшином? А пока не дочка, так и поиграться можно… Ничего, ничего, это все естественно, это можно понять, а понять — значит простить. А вот я другое понять пока не могу, и соответственно простить тоже: что вы с Горячездравом тут устраиваете? И зачем?
— Однако, совсем не скажу, — Эту самую длинную за все время знакомства фразу Слокум выговорил все так же спокойно, хотя рука его продолжала кровоточить, и лужа воды на полу постепенно приобретала красный оттенок.
Андреа глянул на него внимательно, и понял — ведь не скажет! Хоть на части режь, все так же будет глядеть своими узкими глазами на желтовато-коричневом морщинистом лице, и молчать.
«Ну что теперь делать? Девку пытать? А что она знает? Небось так же втёмную используют. Заготовленная…»
Он сам не зная зачем встал, и прошелся от стены до стены, пнул табуретку с мягким сидением. Злость, только что бурлившая в груди вся куда-то делась, сменившись досадой — конечно, по уму Слокума надо было побыстрей прирезать, и объявить вождем себя. Но Андреа знал, что сделать этого сейчас он уже не сможет.
«Вот попал-то! Можно, конечно, все бросить, и сбежать нафиг. Так догонят и погасят, сам же этот эскимос и погасит, недрогнувшей рукой. Как не прошедшего обряд вхождения в единый… Стоп. Обряд! В этой системе со стороны Творцов настолько слабый контроль, что с помощью всякой ерунды можно изменять и ход сюжета, и саму сущность персонажей. А почему это не могу сделать сейчас я? Тогда задача: переправить Слокума из бесстрастного, с сильной волей вождя в… скажем, тоже вождя, но трусливого и жадного. В принципе, начало этому он уже сам положил — пользовать девочек, заготовленных для перековки героев единым сценарием наверняка не предусматривалось!»
Андреа несколько минут постоял задумавшись, вспоминая детали, которые подметил за сегодняшний день, и соображая, какая из них должна быть важной, а какая — нет. Потом опустился к Слокуму, и последним лоскутом простыни замотал ему руку — не то что бы из большой жалости, но кровавая лужа с намокающими в ней перьями начала действовать на нервы. Лежащий вождь следил за его движениями молча, лишь его глаза поблескивали в колеблющемся свете огонька свечки.
— Однако, поскучай маленько, — предупредил Андреа вождя, подражая его тонкому голосу, и потрепал связанного по щеке. — А потом будем дальше развлекаться. В два прихлопа, три притопа, ай-нэ-нэ!
Он проверил, не дотянется ли Слокум или девушка связанными руками до чего-нибудь острого, или до зубов соседа, и вылез в дыру. Мысль о том, что можно было пройти и через дверь, пришла лишь минутой позже.
Яркий свет костра на поселковой площади не дал заплутаться — Андреа к ней вышел очень быстро, и предупреждая новые звуки радостной встречи, провозгласил:
— Большой Вождь Слокум, отец Ла-Вай-Ли прислал со мною слово к вам!
«Как реакция? Вроде ничего, слушают!» — и продолжил торжественно-угрожающим голосом, специально предназначенным для таких случаев:
— За то, спас её я, чужеземный незнакомец, а племя его не спасало никого, наложил он на свой народ вено… в смысле виру! Подношения должны быть принесены к дому его, и сложены красиво со словами раболепными, а так же девушек из будущих дочерей своих он себе возжелал не по одной, а всех сразу, ибо чует во чреслах силу великую. А без того не быть сегодня празднику, а быть отказавшимся в немилости!
Андреа перевел дух, и уже не «голосом», а попросту сказал:
— Словом, охренел старик. Но — сами понимаете!
Несколько мгновений народ молчал, потом поднялся ропот, но ропот был отнюдь не негодующим — похоже люди деятельно обсуждали, что нести, а что оставить. Андреа поклонился, и медленно, с достоинством удалился, хотя далась ему эта медлительность весьма тяжело.
Через пару десятков минут перед иглу Слокума полыхал костер не хуже того, что на площади. Слух об «охренении» вождя быстро распространился по селению, и подношения потекли рекою. Самого Слокума Андреа усадил на табурет так, чтобы через окно людям был виден его темный силуэт, как бы оглядывающий происходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
В принципе, дальнейшие действия были достаточно ясны: обездвижить обоих, и устроить допрос с пристрастием. Андреа не стал тратить времени на поиски веревок, а быстро разодрал остатки подушки, а потом и простыню — вспомнив кучу соломы, на которую его пристроил Лысый, Андреа усмехнулся. Жгутами из них он притянул руки женщины к ногам, так чтобы она оказалась согнутой пополам — этот способ он подсмотрел в свое время между Историями у одного из своих помощников, полуотрицательного персонажа, который храбрость и боевое искусство сочетал с тягой к насилию, как по воле Создателя, так и без него. Кроме возможности удовлетворить похоть, это способ значительно экономил перевязочный материал, что было сейчас гораздо важнее. Дальше на очереди был Слокум. Оттащив вождя от большого железного бака (так вот что так красиво звучало!), Андреа связал его так же, хотя чисто по-человечески вождя было жалко: вывихнутый сустав уже начал опухать, да порезанная рука тоже небось не добавляла сладости в его жизнь.
Закончив дела, Андреа распрямился, и принялся оглядываться — теперь, после того, как он с таким трудом привел Слокума и его женщину в бессознательное состояние, предстояло их из этого состояния обратно вывести. Сняв крышку с бака он обнаружил на дне немного воды, и найдя ковшик, принялся за дело, которое оказалось не таким уж и простым — Слокум заворочался только тогда, когда на дощатом полу вокруг него образовалась порядочная лужа.
— Добрый вечер! — вежливо поздоровался с ним Андреа, и сразу внес ясность в ситуацию:
— Похоже, что в единый сценарий я уже не попал. Но есть возможность все исправить, и организовать следующий сюжетный поворот: благородный и смелый чужеземец избавляет племя от гнета жестокого и властного вождя. Как ты на этот счёт?
— Однако, дурак, — бесстрастно ответил Слокум.
Андреа отвечать не стал, а принялся шарить по полкам, и найдя маленький гладкий цилиндрик с рифленым колесиком, чиркнул им и зажег сальную свечку уродливой формы.
— Однако, сам дурак, — в тон сообщил он Слокуму, рассматривая зажигалку. — Такие вещи в открытую держишь. Ведь не здешняя штучка, а? Неужто за зажигалку продался, а? Или пошарить, так ещё и бусы с зеркальцем найду?
Слокум ничего не сказал. Андреа поднес свечку к лицу женщины — ну точно. Одна из тех, кого он утром видал, и которою вполне мог выбрать в качестве «той, что отдала сердце». «Жалко, что действительно не её выбрал! И Шоколадка был бы жив…» Он повернулся к вождю:
— А ты, смотрю, ничего так устроился. А вот интересно, если б я эту выбрал, её б тоже объявили дочерью вождя, ушедшей с кувшином? А пока не дочка, так и поиграться можно… Ничего, ничего, это все естественно, это можно понять, а понять — значит простить. А вот я другое понять пока не могу, и соответственно простить тоже: что вы с Горячездравом тут устраиваете? И зачем?
— Однако, совсем не скажу, — Эту самую длинную за все время знакомства фразу Слокум выговорил все так же спокойно, хотя рука его продолжала кровоточить, и лужа воды на полу постепенно приобретала красный оттенок.
Андреа глянул на него внимательно, и понял — ведь не скажет! Хоть на части режь, все так же будет глядеть своими узкими глазами на желтовато-коричневом морщинистом лице, и молчать.
«Ну что теперь делать? Девку пытать? А что она знает? Небось так же втёмную используют. Заготовленная…»
Он сам не зная зачем встал, и прошелся от стены до стены, пнул табуретку с мягким сидением. Злость, только что бурлившая в груди вся куда-то делась, сменившись досадой — конечно, по уму Слокума надо было побыстрей прирезать, и объявить вождем себя. Но Андреа знал, что сделать этого сейчас он уже не сможет.
«Вот попал-то! Можно, конечно, все бросить, и сбежать нафиг. Так догонят и погасят, сам же этот эскимос и погасит, недрогнувшей рукой. Как не прошедшего обряд вхождения в единый… Стоп. Обряд! В этой системе со стороны Творцов настолько слабый контроль, что с помощью всякой ерунды можно изменять и ход сюжета, и саму сущность персонажей. А почему это не могу сделать сейчас я? Тогда задача: переправить Слокума из бесстрастного, с сильной волей вождя в… скажем, тоже вождя, но трусливого и жадного. В принципе, начало этому он уже сам положил — пользовать девочек, заготовленных для перековки героев единым сценарием наверняка не предусматривалось!»
Андреа несколько минут постоял задумавшись, вспоминая детали, которые подметил за сегодняшний день, и соображая, какая из них должна быть важной, а какая — нет. Потом опустился к Слокуму, и последним лоскутом простыни замотал ему руку — не то что бы из большой жалости, но кровавая лужа с намокающими в ней перьями начала действовать на нервы. Лежащий вождь следил за его движениями молча, лишь его глаза поблескивали в колеблющемся свете огонька свечки.
— Однако, поскучай маленько, — предупредил Андреа вождя, подражая его тонкому голосу, и потрепал связанного по щеке. — А потом будем дальше развлекаться. В два прихлопа, три притопа, ай-нэ-нэ!
Он проверил, не дотянется ли Слокум или девушка связанными руками до чего-нибудь острого, или до зубов соседа, и вылез в дыру. Мысль о том, что можно было пройти и через дверь, пришла лишь минутой позже.
Яркий свет костра на поселковой площади не дал заплутаться — Андреа к ней вышел очень быстро, и предупреждая новые звуки радостной встречи, провозгласил:
— Большой Вождь Слокум, отец Ла-Вай-Ли прислал со мною слово к вам!
«Как реакция? Вроде ничего, слушают!» — и продолжил торжественно-угрожающим голосом, специально предназначенным для таких случаев:
— За то, спас её я, чужеземный незнакомец, а племя его не спасало никого, наложил он на свой народ вено… в смысле виру! Подношения должны быть принесены к дому его, и сложены красиво со словами раболепными, а так же девушек из будущих дочерей своих он себе возжелал не по одной, а всех сразу, ибо чует во чреслах силу великую. А без того не быть сегодня празднику, а быть отказавшимся в немилости!
Андреа перевел дух, и уже не «голосом», а попросту сказал:
— Словом, охренел старик. Но — сами понимаете!
Несколько мгновений народ молчал, потом поднялся ропот, но ропот был отнюдь не негодующим — похоже люди деятельно обсуждали, что нести, а что оставить. Андреа поклонился, и медленно, с достоинством удалился, хотя далась ему эта медлительность весьма тяжело.
Через пару десятков минут перед иглу Слокума полыхал костер не хуже того, что на площади. Слух об «охренении» вождя быстро распространился по селению, и подношения потекли рекою. Самого Слокума Андреа усадил на табурет так, чтобы через окно людям был виден его темный силуэт, как бы оглядывающий происходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109