и в темноте они вышли: мужчины и женщины, дети и собаки, каждое живое существо в замке, чьи ноги не отказывались его нести, == тоненьким поначалу ручейком, который по пути вбирал в себя людей из каждого дома, мимо которого он проходил, == через ворота в мощной торфяной стене и к заросшим вереском холмам, поднимающимся в миле или около того от нас в противоположной от моря стороне.
Мы с Флавианом и остальными присоединились следом за Маглауном и его дружинниками к темной, молчаливой, расходящейся рябью реке движущихся теней и пошли рядом с ними, сами не более чем тени в сгущающихся летних сумерках.
Это был вечер теплых, перешептывающихся ветерков, и даже тьма, покрывающая землю, казалась не более чем тонким слоем прозрачной тени, накинутой поверх дня, а небо было громадным зеленым хрустальным колоколом, который на севере все еще полыхал отраженным светом. Но когда мы поднялись выше, ночь стала менее ясной, и нас начали обволакивать едва заметные призрачные струйки тумана; холодный запах моря казался здесь более сильным, чем внизу, а земля стала более старым и более странным местом == местом, которого коснулась та же самая темная мощь, что я почувствовал в Меланудралиле. Мы подошли туда, где вереск поднимался небольшим пригорком, увенчанным кругом из стоячих камней; я насчитал девять высоких каменных столбов, которые, с утопающими в вереске ногами и едва заметными туманными венками вокруг головы, казалось, остановились и застыли, прекратив какое-то свое, таинственное движение, всего лишь в тот миг, когда их коснулись наши взгляды.
Ниже круга камней, на ровном участке земли, где вереск расступался, образуя темную площадку для танцев, возвышалась огромная груда дров и хвороста, ожидая в темноте == как ждал этого замок == возрождения Первобытного Костра, Костра Жизни.
Так это было и на холмах Арфона в дни моего детства, и когда толпа расступилась, образовав большой, застывший в ожидании круг, и из ее середины вышли девять молодых воинов, которые должны были вращать крестовину, я физически вспомнил дрожь тетивы под своими ладонями, и мир моего отца потерял для меня всякое значение, и мир моей матери предъявил на меня свои права.
После обычных долгих усилий они наконец добыли огонь == завиток дыма и искорки, упавшие на ожидающие щепки, внезапное чудо живого огня; и у наблюдающей за ними толпы вырвался могучий крик радостного облегчения. Странно, как всегда испытываешь этот страх: "В этом году костер не зажжется, и жизнь окончится". Для меня так было в этом году == в этом году тьма сомкнется над нашими головами, это черная пустыня и конец всему, и белый цветок больше не расцветет... Маленький лижущий язычок пламени, который так легко было погасить, был обещанием; не победы, может быть, но чего-то еще не потерянного, что сияло в темноте. И я закричал вместе со всеми остальными, побуждаемый жаркой надеждой, внезапно вспыхнувшей у меня в груди. Они гурьбой двинулись вперед, чтобы зажечь от пучка потрескивающей соломы свои факелы и бросить их в темный, застывший в ожидании костер. И неподвижная масса бревен и хвороста очнулась от своего навеянного темнотой сна и с ревом взвилась жаром, и дымом, и мечущимся великолепием Костра Середины Лета. Темные тени, которых коснулся алый свет, мгновенно обрели реальность и превратились в веселящихся мужчин и женщин, и по мере того, как пламя поднималось все выше и выше, из их груди снова и снова вырывался долгий, постоянно подхватываемый крик радости, преображаясь в конце в хвалебную песнь, которая, казалось, билась вокруг вершины холма, словно огромные крылья.
Пение затихло, и радость переросла в гуляние, и чудо на какое-то время ушло из этой ночи. В ход, как это всегда бывает, пошло пиво; словно люди, подойдя слишком близко к тайне, пытались теперь отгородиться от нее уютным барьером шумных и привычных вещей.
Когда огонь почти угас, они привели скот из большого горного загона, где он стоял наготове, и начали пускать его через сникшее пламя, чтобы он был плодовитым на следующий год. Это тоже было нечто из моего детства; головы с дикими глазами и широко расставленными рогами, вскидывающиеся вверх в свете костра; охваченные ужасом кобылы с жеребятами под боком, поток колышущейся овечьей шерсти; угольки, разбросанные столпотворением острых копыт; искры, впившиеся, как репьи, в конские гривы; неугомонное ржание и мычание, крики пастухов и лай пастушьих собак.
Вслед за скотом к разбросанным углям подбегали люди, окуная в них ветки, чтобы удержать Первобытный Огонь, прежде чем он будет потерян снова, а потом раскручивая эти самодельные факелы над головой, пока они не превращались в конские хвосты дымного пламени. Некоторые бросились бежать к замку; языки огня с их факелов струились у них за спиной, как знамена. Другие принялись плясать и водить хороводы == фантастические фигуры, похожие в прозрачном тумане на болотные огоньки. Мужчины и женщины начали присоединяться к танцу, и внезапно появилась и музыка == или, возможно, музыка была первой; я так и не узнал этого.
Это был тонкий, высокий звук, серебристое журчание свирели, но в нем было могущество, потому что он потянул танцующих за собой, словно они были нанизаны на его сверкающую нить. И когда они проносились мимо == цепь пар, удлиняющаяся с каждым мгновением, свивающаяся и развивающаяся в сложном древнем узоре плодородия, кружащая, все время по ходу солнца, около разбросанного костра, == я увидел ту женщину.
Она стояла немного в стороне, странно далекая от разыгрывающейся вокруг неистовой сцены; наполовину скрытая тенью, если не считать тех мгновений, когда взвихренный свет факелов касался ее распущенных рыжевато-каштановых волос.
Я прекрасно знал, кто она такая: Гэнхумара, дочь князя. Я не раз видел ее за прошедшие три дня, когда она прислуживала нам, гостям ее отца, вместе с другими женщинами своего дома. Я даже получил гостевую чашу из ее рук, но, мельком отмечая тот факт, что она здесь, я никогда не видел ее по-настоящему. Теперь же == может быть, виной тому было настроение этой ночи, музыка свирели, и туман, и подпрыгивающие головни; может быть, это было всего лишь вересковое пиво == но, когда я посмотрел на нее, она запала мне в душу, и я почувствовал ее присутствие каждой частицей своего существа. Впервые за десять лет я смотрел так на женщину, и пока я смотрел, она вздрогнула и повернулась, словно я коснулся ее, и увидела меня.
Я двинулся к ней, хохоча, как победитель: да поможет мне Бог, я был очень пьян, но не думаю, что только от пива; я схватил ее за запястье и втянул в хоровод. Позади нас к цепочке танцующих присоединялись другие пары, а впереди, увлекая нас все дальше и дальше, звучала серебряная мелодия свирели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Мы с Флавианом и остальными присоединились следом за Маглауном и его дружинниками к темной, молчаливой, расходящейся рябью реке движущихся теней и пошли рядом с ними, сами не более чем тени в сгущающихся летних сумерках.
Это был вечер теплых, перешептывающихся ветерков, и даже тьма, покрывающая землю, казалась не более чем тонким слоем прозрачной тени, накинутой поверх дня, а небо было громадным зеленым хрустальным колоколом, который на севере все еще полыхал отраженным светом. Но когда мы поднялись выше, ночь стала менее ясной, и нас начали обволакивать едва заметные призрачные струйки тумана; холодный запах моря казался здесь более сильным, чем внизу, а земля стала более старым и более странным местом == местом, которого коснулась та же самая темная мощь, что я почувствовал в Меланудралиле. Мы подошли туда, где вереск поднимался небольшим пригорком, увенчанным кругом из стоячих камней; я насчитал девять высоких каменных столбов, которые, с утопающими в вереске ногами и едва заметными туманными венками вокруг головы, казалось, остановились и застыли, прекратив какое-то свое, таинственное движение, всего лишь в тот миг, когда их коснулись наши взгляды.
Ниже круга камней, на ровном участке земли, где вереск расступался, образуя темную площадку для танцев, возвышалась огромная груда дров и хвороста, ожидая в темноте == как ждал этого замок == возрождения Первобытного Костра, Костра Жизни.
Так это было и на холмах Арфона в дни моего детства, и когда толпа расступилась, образовав большой, застывший в ожидании круг, и из ее середины вышли девять молодых воинов, которые должны были вращать крестовину, я физически вспомнил дрожь тетивы под своими ладонями, и мир моего отца потерял для меня всякое значение, и мир моей матери предъявил на меня свои права.
После обычных долгих усилий они наконец добыли огонь == завиток дыма и искорки, упавшие на ожидающие щепки, внезапное чудо живого огня; и у наблюдающей за ними толпы вырвался могучий крик радостного облегчения. Странно, как всегда испытываешь этот страх: "В этом году костер не зажжется, и жизнь окончится". Для меня так было в этом году == в этом году тьма сомкнется над нашими головами, это черная пустыня и конец всему, и белый цветок больше не расцветет... Маленький лижущий язычок пламени, который так легко было погасить, был обещанием; не победы, может быть, но чего-то еще не потерянного, что сияло в темноте. И я закричал вместе со всеми остальными, побуждаемый жаркой надеждой, внезапно вспыхнувшей у меня в груди. Они гурьбой двинулись вперед, чтобы зажечь от пучка потрескивающей соломы свои факелы и бросить их в темный, застывший в ожидании костер. И неподвижная масса бревен и хвороста очнулась от своего навеянного темнотой сна и с ревом взвилась жаром, и дымом, и мечущимся великолепием Костра Середины Лета. Темные тени, которых коснулся алый свет, мгновенно обрели реальность и превратились в веселящихся мужчин и женщин, и по мере того, как пламя поднималось все выше и выше, из их груди снова и снова вырывался долгий, постоянно подхватываемый крик радости, преображаясь в конце в хвалебную песнь, которая, казалось, билась вокруг вершины холма, словно огромные крылья.
Пение затихло, и радость переросла в гуляние, и чудо на какое-то время ушло из этой ночи. В ход, как это всегда бывает, пошло пиво; словно люди, подойдя слишком близко к тайне, пытались теперь отгородиться от нее уютным барьером шумных и привычных вещей.
Когда огонь почти угас, они привели скот из большого горного загона, где он стоял наготове, и начали пускать его через сникшее пламя, чтобы он был плодовитым на следующий год. Это тоже было нечто из моего детства; головы с дикими глазами и широко расставленными рогами, вскидывающиеся вверх в свете костра; охваченные ужасом кобылы с жеребятами под боком, поток колышущейся овечьей шерсти; угольки, разбросанные столпотворением острых копыт; искры, впившиеся, как репьи, в конские гривы; неугомонное ржание и мычание, крики пастухов и лай пастушьих собак.
Вслед за скотом к разбросанным углям подбегали люди, окуная в них ветки, чтобы удержать Первобытный Огонь, прежде чем он будет потерян снова, а потом раскручивая эти самодельные факелы над головой, пока они не превращались в конские хвосты дымного пламени. Некоторые бросились бежать к замку; языки огня с их факелов струились у них за спиной, как знамена. Другие принялись плясать и водить хороводы == фантастические фигуры, похожие в прозрачном тумане на болотные огоньки. Мужчины и женщины начали присоединяться к танцу, и внезапно появилась и музыка == или, возможно, музыка была первой; я так и не узнал этого.
Это был тонкий, высокий звук, серебристое журчание свирели, но в нем было могущество, потому что он потянул танцующих за собой, словно они были нанизаны на его сверкающую нить. И когда они проносились мимо == цепь пар, удлиняющаяся с каждым мгновением, свивающаяся и развивающаяся в сложном древнем узоре плодородия, кружащая, все время по ходу солнца, около разбросанного костра, == я увидел ту женщину.
Она стояла немного в стороне, странно далекая от разыгрывающейся вокруг неистовой сцены; наполовину скрытая тенью, если не считать тех мгновений, когда взвихренный свет факелов касался ее распущенных рыжевато-каштановых волос.
Я прекрасно знал, кто она такая: Гэнхумара, дочь князя. Я не раз видел ее за прошедшие три дня, когда она прислуживала нам, гостям ее отца, вместе с другими женщинами своего дома. Я даже получил гостевую чашу из ее рук, но, мельком отмечая тот факт, что она здесь, я никогда не видел ее по-настоящему. Теперь же == может быть, виной тому было настроение этой ночи, музыка свирели, и туман, и подпрыгивающие головни; может быть, это было всего лишь вересковое пиво == но, когда я посмотрел на нее, она запала мне в душу, и я почувствовал ее присутствие каждой частицей своего существа. Впервые за десять лет я смотрел так на женщину, и пока я смотрел, она вздрогнула и повернулась, словно я коснулся ее, и увидела меня.
Я двинулся к ней, хохоча, как победитель: да поможет мне Бог, я был очень пьян, но не думаю, что только от пива; я схватил ее за запястье и втянул в хоровод. Позади нас к цепочке танцующих присоединялись другие пары, а впереди, увлекая нас все дальше и дальше, звучала серебряная мелодия свирели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173