— он рассмеялся. — Разве я похож на шута, который притворяется несчастным в такой день, находясь рядом с вами?
— Значит, вы счастливы? — спросила она с вызовом.
— А что есть счастье? — отозвался он. И прежде чем она успела ответить, добавил:
— Многие годы я не был счастлив так, как сейчас.
— Я говорю не о теперешнем вашем положении, — сказала она с укоризной, уловив в его словах нечто большее, чем просто комплимент. — Я говорю о всей вашей жизни.
Но то ли из врожденной скромности, то ли еще по какой причине, он пришел к разумному заключению, что данная тема менее всего пригодна для развлечения молодой девушки.
— Мисс Синтия, — произнес он, делая вид, что не слышал ее вопроса, — я бы хотел сказать вам пару слов относительно Кеннета.
В ответ на это она недовольно надула губки.
— Но я просила вас рассказать о себе. Нехорошо не слушаться леди. К тому же мастер Кеннет меня абсолютно не интересует.
— Если девушку не интересует жених, то у него мало шансов стать ее мужем.
— Ну, я думаю, вы, наконец, поняли меня. Кеннет никогда не станет моим мужем, сэр Криспин.
— Что вы такое говорите? — воскликнул он.
— О, господи! Неужели я должна выйти замуж за куклу? Разве он мужчина, которому девушка могла бы подарить свою любовь, сэр Криспин?
— Что вам в нем не нравится?
— Все!
Он рассмеялся, не принимая ее слова всерьез.
— Ну это чересчур. А кто виноват в его недостатках?
— Кто же?
— Вы сами, Синтия. Вы относитесь к нему пренебрежительно. И в том, что в последнее время его поведение стало несколько экстравагантным, виноваты тоже вы. Вы слишком жестоки к нему, и он в своем стремлении вернуть вашу благосклонность переступил границу осторожности.
— Это мой отец просил вас сказать мне об этом?
— С каких пор ваш отец почитает меня таким доверием? Нет, нет, Синтия. Я прошу за этого мальчика — сам не знаю почему.
— Плохо заступаться за человека, не зная своих истинных побуждений! Давайте забудем об этом повесе Кеннете. Говорят, сэр Криспин, — и она взглянула на него своими прекрасными глазами, которым нельзя было лгать, — что в королевской армии вас прозвали «Рыцарем Таверны».
— Это правда. И что из этого?
— Как что из этого? Вы краснеете при одной мысли об этом?
— Я? Краснею? — В его глазах сверкали искорки смеха, когда он встретил ее грустный, полный сочувствия взгляд. Искренний, чистосердечный смех вырвался из его груди, спугнув стаю чаек с прибрежных скал.
— О, Синтия! — проговорил он, слегка задыхаясь от смеха. — Представьте себе Криспина Геллиарда, краснеющего и хихикающего, как молодая девушка перед первым возлюбленным. Нет, только представьте! Легче представить себе Люцифера, распевающего псалмы и поучения пастора-конформиста.
Ее глаза сверкали гневом.
— Вы всегда так. Надо всем вам надо посмеяться! Я уверена, что таким вы были с самого начала и именно это ваше качество довело вас до теперешнего состояния.
— Нет, прекрасная мисс, вы ошибаетесь, вы очень ошибаетесь, я не всегда был таким. Было время… — Он замолчал. — А! Только трусы кричат что «было время»… Оставим мое прошлое, Синтия. Оно мертво, а о мертвом не принято говорить плохо.
— Что же скрывается в вашем прошлом? — продолжала настаивать она, несмотря на его слова. — Что могло изменить природу человека, который когда-то был и все еще остается человеком большой души? Что привело вас к вашему теперешнему состоянию, вас, который был рожден, чтобы вести за собой других, который…
— Не надо, дитя мое. Не надо! — умолял он ее.
— Нет, вы расскажите мне обо всем. Давайте присядем здесь.
И, взяв его за рукав, она присела на небольшой бугорок, оставив место для него. С полусмехом-полувздохом он подчинился и присел рядом с ней на камень, освещенный лучами сентябрьского солнца.
Его подмывало рассказать ей все. Нотка тепла в ее голосе была для него, как глоток воды для умирающего от жажды. Жгучее желание оправдать себя в ее глазах, дать ей понять, что в его падении больше виноваты другие, нежели он сам, толкало его поведать ей ту историю, которую он рассказал Кеннету в Ворчестере. Искушение росло с каждой минутой, но в конце концов он образумился, напомнив себе, что виновники его несчастий приходятся ей родственниками. Он мягко улыбнулся и покачал головой.
— Мне нечего рассказать вам, дитя мое. Давайте лучше поговорим о Кеннете.
— Я уже сказала вам, что не желаю слышать о нем.
— Но вы должны выслушать это, хотите вы того или нет. Вы думаете, что только потрепанный в войнах пьяница может ошибаться? Не приходило ли вам в голову, что и маленькая нежная девушка также не застрахована от ошибок?
— Но что я сделала дурного? — воскликнула Синтия.
— Вы несправедливы к бедному мальчику. Разве вы не видите, что единственным его желанием является стремление вернуть ваше расположение?
— В таком случае, это его желание проявляется в странных формах.
— Он просто выбрал не те средства, вот и все. В его сердце лежит только одно желание — быть рядом с вами, и в конечном счете важна суть, а не ее проявления. Почему вы так неласковы с ним?
— Но это вовсе не так. Можно ли считать плохим отношением, если я даю понять, что мне не нравится его манера одеваться? Будет ли более гуманно не замечать этого и поощрять его дальше? У меня не хватает на него терпения.
— Что касается его манеры одеваться, то, как я уже говорил, это больше ваша вина.
— Сэр Криспин! — грозно произнесла она. — Вы становитесь утомительным.
— Да, — ответил он, — я начинаю утомлять вас своими словами, потому что говорю о долге, а это утомительная тема для беседы.
— Какой долг? О чем вы говорите? — Ее щеки окрасил стыдливый румянец.
— Я поясню, — ответил он невозмутимым тоном. — С этим юношей вы помолвлены. У него доброе сердце, он благородный и честный человек, временами даже слишком честный и благородный, но оставим это. Из простого каприза, причуды вы решили посмеяться над ним, как часто поступают существа вашего пола, когда считают мужчину своей собственностью. Из этого он заключает, бедный мальчик, что больше ничего не значит в ваших глазах, и чтобы вернуть прежнее расположение — единственная вещь в мире, которую он ценит больше жизни, — он начинает совершать глупость за глупостью. Это дает вам новый повод для насмешек. Он ревнует вас, как курица свое потомство.
— Ревнует? — откликнулась Синтия.
— Ну, конечно! И его ревность заходит так далеко, что он подозревает даже меня! — воскликнул он с преувеличением, безразличием и изумлением. — Меня! Рыцаря Таверны!
Его слова заставили ее задуматься. Продолжая размышлять, она пришла к неожиданному открытию, от которого у нее перехватило дыхание.
Толчком к этому послужил тот презрительный тон, с которым Криспин говорил о ревности Кеннета к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Значит, вы счастливы? — спросила она с вызовом.
— А что есть счастье? — отозвался он. И прежде чем она успела ответить, добавил:
— Многие годы я не был счастлив так, как сейчас.
— Я говорю не о теперешнем вашем положении, — сказала она с укоризной, уловив в его словах нечто большее, чем просто комплимент. — Я говорю о всей вашей жизни.
Но то ли из врожденной скромности, то ли еще по какой причине, он пришел к разумному заключению, что данная тема менее всего пригодна для развлечения молодой девушки.
— Мисс Синтия, — произнес он, делая вид, что не слышал ее вопроса, — я бы хотел сказать вам пару слов относительно Кеннета.
В ответ на это она недовольно надула губки.
— Но я просила вас рассказать о себе. Нехорошо не слушаться леди. К тому же мастер Кеннет меня абсолютно не интересует.
— Если девушку не интересует жених, то у него мало шансов стать ее мужем.
— Ну, я думаю, вы, наконец, поняли меня. Кеннет никогда не станет моим мужем, сэр Криспин.
— Что вы такое говорите? — воскликнул он.
— О, господи! Неужели я должна выйти замуж за куклу? Разве он мужчина, которому девушка могла бы подарить свою любовь, сэр Криспин?
— Что вам в нем не нравится?
— Все!
Он рассмеялся, не принимая ее слова всерьез.
— Ну это чересчур. А кто виноват в его недостатках?
— Кто же?
— Вы сами, Синтия. Вы относитесь к нему пренебрежительно. И в том, что в последнее время его поведение стало несколько экстравагантным, виноваты тоже вы. Вы слишком жестоки к нему, и он в своем стремлении вернуть вашу благосклонность переступил границу осторожности.
— Это мой отец просил вас сказать мне об этом?
— С каких пор ваш отец почитает меня таким доверием? Нет, нет, Синтия. Я прошу за этого мальчика — сам не знаю почему.
— Плохо заступаться за человека, не зная своих истинных побуждений! Давайте забудем об этом повесе Кеннете. Говорят, сэр Криспин, — и она взглянула на него своими прекрасными глазами, которым нельзя было лгать, — что в королевской армии вас прозвали «Рыцарем Таверны».
— Это правда. И что из этого?
— Как что из этого? Вы краснеете при одной мысли об этом?
— Я? Краснею? — В его глазах сверкали искорки смеха, когда он встретил ее грустный, полный сочувствия взгляд. Искренний, чистосердечный смех вырвался из его груди, спугнув стаю чаек с прибрежных скал.
— О, Синтия! — проговорил он, слегка задыхаясь от смеха. — Представьте себе Криспина Геллиарда, краснеющего и хихикающего, как молодая девушка перед первым возлюбленным. Нет, только представьте! Легче представить себе Люцифера, распевающего псалмы и поучения пастора-конформиста.
Ее глаза сверкали гневом.
— Вы всегда так. Надо всем вам надо посмеяться! Я уверена, что таким вы были с самого начала и именно это ваше качество довело вас до теперешнего состояния.
— Нет, прекрасная мисс, вы ошибаетесь, вы очень ошибаетесь, я не всегда был таким. Было время… — Он замолчал. — А! Только трусы кричат что «было время»… Оставим мое прошлое, Синтия. Оно мертво, а о мертвом не принято говорить плохо.
— Что же скрывается в вашем прошлом? — продолжала настаивать она, несмотря на его слова. — Что могло изменить природу человека, который когда-то был и все еще остается человеком большой души? Что привело вас к вашему теперешнему состоянию, вас, который был рожден, чтобы вести за собой других, который…
— Не надо, дитя мое. Не надо! — умолял он ее.
— Нет, вы расскажите мне обо всем. Давайте присядем здесь.
И, взяв его за рукав, она присела на небольшой бугорок, оставив место для него. С полусмехом-полувздохом он подчинился и присел рядом с ней на камень, освещенный лучами сентябрьского солнца.
Его подмывало рассказать ей все. Нотка тепла в ее голосе была для него, как глоток воды для умирающего от жажды. Жгучее желание оправдать себя в ее глазах, дать ей понять, что в его падении больше виноваты другие, нежели он сам, толкало его поведать ей ту историю, которую он рассказал Кеннету в Ворчестере. Искушение росло с каждой минутой, но в конце концов он образумился, напомнив себе, что виновники его несчастий приходятся ей родственниками. Он мягко улыбнулся и покачал головой.
— Мне нечего рассказать вам, дитя мое. Давайте лучше поговорим о Кеннете.
— Я уже сказала вам, что не желаю слышать о нем.
— Но вы должны выслушать это, хотите вы того или нет. Вы думаете, что только потрепанный в войнах пьяница может ошибаться? Не приходило ли вам в голову, что и маленькая нежная девушка также не застрахована от ошибок?
— Но что я сделала дурного? — воскликнула Синтия.
— Вы несправедливы к бедному мальчику. Разве вы не видите, что единственным его желанием является стремление вернуть ваше расположение?
— В таком случае, это его желание проявляется в странных формах.
— Он просто выбрал не те средства, вот и все. В его сердце лежит только одно желание — быть рядом с вами, и в конечном счете важна суть, а не ее проявления. Почему вы так неласковы с ним?
— Но это вовсе не так. Можно ли считать плохим отношением, если я даю понять, что мне не нравится его манера одеваться? Будет ли более гуманно не замечать этого и поощрять его дальше? У меня не хватает на него терпения.
— Что касается его манеры одеваться, то, как я уже говорил, это больше ваша вина.
— Сэр Криспин! — грозно произнесла она. — Вы становитесь утомительным.
— Да, — ответил он, — я начинаю утомлять вас своими словами, потому что говорю о долге, а это утомительная тема для беседы.
— Какой долг? О чем вы говорите? — Ее щеки окрасил стыдливый румянец.
— Я поясню, — ответил он невозмутимым тоном. — С этим юношей вы помолвлены. У него доброе сердце, он благородный и честный человек, временами даже слишком честный и благородный, но оставим это. Из простого каприза, причуды вы решили посмеяться над ним, как часто поступают существа вашего пола, когда считают мужчину своей собственностью. Из этого он заключает, бедный мальчик, что больше ничего не значит в ваших глазах, и чтобы вернуть прежнее расположение — единственная вещь в мире, которую он ценит больше жизни, — он начинает совершать глупость за глупостью. Это дает вам новый повод для насмешек. Он ревнует вас, как курица свое потомство.
— Ревнует? — откликнулась Синтия.
— Ну, конечно! И его ревность заходит так далеко, что он подозревает даже меня! — воскликнул он с преувеличением, безразличием и изумлением. — Меня! Рыцаря Таверны!
Его слова заставили ее задуматься. Продолжая размышлять, она пришла к неожиданному открытию, от которого у нее перехватило дыхание.
Толчком к этому послужил тот презрительный тон, с которым Криспин говорил о ревности Кеннета к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47