Он добродушно улыбнулся, поощрив похвалой словоохотливость Рафаэля.
— Клянусь Богом, внешне ты совсем мальчик, а ум у тебя — мужчины. Откровенно говоря, ты умнее и большинства мужчин, с которыми мне доводилось встречаться. Ты Далеко пойдешь.
Рафаэль уселся по-турецки, сияя, как медный таз.
— Ты, я вижу, не упускаешь ни единой мелочи, — добавил Панталеоне.
— Стараюсь, — в голосе Рафаэля звучало самодовольство. — И могу сказать вам кое-что еще. К примеру, так уж получилось, что исчезла и жена Марио, это наш кастелян, с изрытым оспой лицом. Он укладывал вас в кровать и пускал вам кровь. Жена Марио кухарничала и пропала вместе с Джуберти. И я хотел бы знать, что тому причина.
— Будь ты постарше, причина эта не казалась бы тебе столь загадочной, — Панталеоне сознательно провоцировал мальчишку, чтобы выжать из него все, что тот знал.
Рафаэль, естественно, заглотил наживку. Склонил голову, пренебрежительно глянул на кондотьера.
— Вы же сами сказали, что ума у меня поболе, чем у многих мужчин. Мужчина, естественно, в такой ситуации может подумать только об одном. Не зря говорят, что в голове у них одна похоть. Но, мессер, пусть я мальчик, но не херувим с фрески! Достаточно одного взгляда на Коломбу, жену Марио, чтобы удостовериться в целомудренности ее отношений с Джуберти или с кем-то еще. Марио вы уже лицезрели. Впечатление, небось, такое, будто черт прошелся по его лицу копытами, подбитыми раскаленными подковами. Так его жена еще страшнее. Она заразилась от него оспой, и физиономии у них, что у близнецов.
— Паршивец ты этакий, — притворно рассердился Панталеоне. — У тебя не язык, а помело. Будь ты моим сыном, я бы всыпал тебе плетей, — он отбросил одеяло, накрыв им Рафаэля, и начал одеваться. Едва ли мальчишка мог рассказать ему что-то еще.
— И все-таки для меня это загадка, — паж выбрался из-под одеяла. — Сможете раскусить ее, мессер Панталеоне?
— Постараюсь, — Панталеоне как раз надевал рейтузы, а Рафаэль, при всей своей сообразительности, не понял, какой смысл вкладывал в ответ кондотьер.
Итак, не проведя и одних суток в Пьевано, наш герой смог составить довольно ясную картину: исчезновение одного из слуг, Джуберти, и кухарки Коломбы совпадало по времени с появлением в конюшне лишней лошади, то есть с приездом в Пьевано Маттео Орсини, которого и поручили заботам пропавших мужчины и женщины. Пребывание Орсини в замке могло бы вызвать ненужные разговоры, а потому вся троица поселилась, разумеется, втайне от всех, кроме графа и мадонны Фульвии, в непосредственной близости от замка. Если б они уехали далеко, Маттео не оставил бы лошадь в конюшне.
Теперь мессеру Панталеоне оставалось немногое — выяснить, где за пределами замка мог найти убежище Маттео Орсини.
Пока он спал, одежду просушили на кухне. Башмаков у него не было, поэтому пришлось натягивать сапоги. Погода стояла холодная, и он надел поверх камзола кожаный панцирь. Наконец, затянув стальной пояс, с длинным мечом у левого бедра и тяжелым кинжалом — у правого, Панталеоне спустился вниз, решительный, уверенный в себе красавец-мужчина, разительно непохожий на вчерашнего выбившегося из сил бедолагу, просившего убежище у правителя Пьевано.
Рафаэль привел его пред очи мессера Альмерико и мадонны Фульвии. Встретили они его вежливо, искренне порадовавшись его быстрому выздоровлению. Колебания и недоверие, которые прошлым днем выказал старый граф, исчезли бесследно. Мессер Панталеоне нашел тому следующее объяснение: ночью граф Альмерико переговорил с Маттео, и тот высказался в том смысле, что Панталеоне, скорее всего, не врет и действительно был дружен с Паоло Орсини. То есть ему представили еще одно доказательство нахождения Маттео в Пьевано.
Желая как можно скорее осмотреть окрестности, Панталеоне возвестил, что ему хочется пройтись по свежему воздуху. Но тут вмешался Марио, апломбом не уступая придворному врачу.
— Как можно, мессер! В вашем состоянии, к на улицу? Это безумие. Вчера у вас была лихорадка, вам пустили кровь. Вы должны отдохнуть, а иначе я не ручаюсь за вашу жизнь.
Панталеоне рассмеялся, отметая саму мысль как о своей слабости, так и о том, что морозный воздух может повредить его здоровью. Разве не светит солнце? Разве он уже не пришел в себя?
Но Марио стоял на своем, более того, привел новые доводы в свою пользу.
— Здоровье ваше пошло на поправку лишь благодаря мне, так что доверьтесь моему опыту в подобных делах. Сегодняшнее улучшение всего лишь иллюзия полного выздоровления, вызванная кровопусканием. И выходить на улицу вам сегодня не стоит. Иначе ваше самочувствие резко ухудшится и болезнь затянется надолго.
Граф Альмерико и его дочь поддержали Марио, и Панталеоне сдался, не желая того, чтобы его упорное стремление выйти из замка разбудило вчерашние подозрения старика. День он провел в стенах Пьевано, и время для него ползло как улитка.
Доброта и забота, которыми окружили мессера Панталеоне, не произвели на него ни малейшего впечатления, не сбили с намеченного пути. Не мучили его совесть и задуманное предательство. А потому он воспринимал как должное гостеприимство графа Альмерико и мадонны Фульвии.
Мягкотелостью Панталеоне не страдал никогда, был эгоистом, каких мало, признающим лишь собственную выгоду. Честь означала для него не более чем человеческий недостаток. Что такое стыд, он не понимал вовсе. Макиавелли мог бы похвалить Борджа: принимая во внимание наперед поставленную цель, он нашел идеального исполнителя.
Назавтра Панталеоне удалось-таки выбраться из-под крыши, хотя Марио по-прежнему сомневался, стоит ли ему выходить на свежий воздух. Он хотел взять с собой пажа, справедливо полагая, что этот болтун мог многое рассказать, но на этот раз гостеприимство хозяев Пьевано сработало против него. Ибо его вызвалась сопровождать сама мадонна Фульвия. Его возражения не помогли. Мадонна настояла на своем, и в сад они вышли вместе.
Сад Пьевано террасами поднимался на холм, возвышающийся за замком. Окружала его серая, поросшая мхом стена, построенная более двухсот лет тому назад и выдержавшая не одну осаду. Правда, в прошлом, до появления артиллерии. Летом террасы зеленели рощами лимонных деревьев и рядами виноградной лозы. В январе — чернели голыми ветвями. Хотя кое-где и пробивалась травка. Горные вершины, окружающие замок, сверкали на солнце, к северу от Пьевано синело озеро Тразимене.
Панталеоне и Фульвия не спеша поднялись на верхнюю террасу, шестую по счету, откуда открывался прекрасный вид на долину. У западной стены они нашли вырубленную из гранита скамью с заполненным до краев бассейном перед ней: летом вода использовалась для полива. Над скамьей, в полукруглой нише, стояла глиняная фигурка Девы Марии, разрисованная красной и синей красками, порядком выцветшими от солнца и дождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Клянусь Богом, внешне ты совсем мальчик, а ум у тебя — мужчины. Откровенно говоря, ты умнее и большинства мужчин, с которыми мне доводилось встречаться. Ты Далеко пойдешь.
Рафаэль уселся по-турецки, сияя, как медный таз.
— Ты, я вижу, не упускаешь ни единой мелочи, — добавил Панталеоне.
— Стараюсь, — в голосе Рафаэля звучало самодовольство. — И могу сказать вам кое-что еще. К примеру, так уж получилось, что исчезла и жена Марио, это наш кастелян, с изрытым оспой лицом. Он укладывал вас в кровать и пускал вам кровь. Жена Марио кухарничала и пропала вместе с Джуберти. И я хотел бы знать, что тому причина.
— Будь ты постарше, причина эта не казалась бы тебе столь загадочной, — Панталеоне сознательно провоцировал мальчишку, чтобы выжать из него все, что тот знал.
Рафаэль, естественно, заглотил наживку. Склонил голову, пренебрежительно глянул на кондотьера.
— Вы же сами сказали, что ума у меня поболе, чем у многих мужчин. Мужчина, естественно, в такой ситуации может подумать только об одном. Не зря говорят, что в голове у них одна похоть. Но, мессер, пусть я мальчик, но не херувим с фрески! Достаточно одного взгляда на Коломбу, жену Марио, чтобы удостовериться в целомудренности ее отношений с Джуберти или с кем-то еще. Марио вы уже лицезрели. Впечатление, небось, такое, будто черт прошелся по его лицу копытами, подбитыми раскаленными подковами. Так его жена еще страшнее. Она заразилась от него оспой, и физиономии у них, что у близнецов.
— Паршивец ты этакий, — притворно рассердился Панталеоне. — У тебя не язык, а помело. Будь ты моим сыном, я бы всыпал тебе плетей, — он отбросил одеяло, накрыв им Рафаэля, и начал одеваться. Едва ли мальчишка мог рассказать ему что-то еще.
— И все-таки для меня это загадка, — паж выбрался из-под одеяла. — Сможете раскусить ее, мессер Панталеоне?
— Постараюсь, — Панталеоне как раз надевал рейтузы, а Рафаэль, при всей своей сообразительности, не понял, какой смысл вкладывал в ответ кондотьер.
Итак, не проведя и одних суток в Пьевано, наш герой смог составить довольно ясную картину: исчезновение одного из слуг, Джуберти, и кухарки Коломбы совпадало по времени с появлением в конюшне лишней лошади, то есть с приездом в Пьевано Маттео Орсини, которого и поручили заботам пропавших мужчины и женщины. Пребывание Орсини в замке могло бы вызвать ненужные разговоры, а потому вся троица поселилась, разумеется, втайне от всех, кроме графа и мадонны Фульвии, в непосредственной близости от замка. Если б они уехали далеко, Маттео не оставил бы лошадь в конюшне.
Теперь мессеру Панталеоне оставалось немногое — выяснить, где за пределами замка мог найти убежище Маттео Орсини.
Пока он спал, одежду просушили на кухне. Башмаков у него не было, поэтому пришлось натягивать сапоги. Погода стояла холодная, и он надел поверх камзола кожаный панцирь. Наконец, затянув стальной пояс, с длинным мечом у левого бедра и тяжелым кинжалом — у правого, Панталеоне спустился вниз, решительный, уверенный в себе красавец-мужчина, разительно непохожий на вчерашнего выбившегося из сил бедолагу, просившего убежище у правителя Пьевано.
Рафаэль привел его пред очи мессера Альмерико и мадонны Фульвии. Встретили они его вежливо, искренне порадовавшись его быстрому выздоровлению. Колебания и недоверие, которые прошлым днем выказал старый граф, исчезли бесследно. Мессер Панталеоне нашел тому следующее объяснение: ночью граф Альмерико переговорил с Маттео, и тот высказался в том смысле, что Панталеоне, скорее всего, не врет и действительно был дружен с Паоло Орсини. То есть ему представили еще одно доказательство нахождения Маттео в Пьевано.
Желая как можно скорее осмотреть окрестности, Панталеоне возвестил, что ему хочется пройтись по свежему воздуху. Но тут вмешался Марио, апломбом не уступая придворному врачу.
— Как можно, мессер! В вашем состоянии, к на улицу? Это безумие. Вчера у вас была лихорадка, вам пустили кровь. Вы должны отдохнуть, а иначе я не ручаюсь за вашу жизнь.
Панталеоне рассмеялся, отметая саму мысль как о своей слабости, так и о том, что морозный воздух может повредить его здоровью. Разве не светит солнце? Разве он уже не пришел в себя?
Но Марио стоял на своем, более того, привел новые доводы в свою пользу.
— Здоровье ваше пошло на поправку лишь благодаря мне, так что доверьтесь моему опыту в подобных делах. Сегодняшнее улучшение всего лишь иллюзия полного выздоровления, вызванная кровопусканием. И выходить на улицу вам сегодня не стоит. Иначе ваше самочувствие резко ухудшится и болезнь затянется надолго.
Граф Альмерико и его дочь поддержали Марио, и Панталеоне сдался, не желая того, чтобы его упорное стремление выйти из замка разбудило вчерашние подозрения старика. День он провел в стенах Пьевано, и время для него ползло как улитка.
Доброта и забота, которыми окружили мессера Панталеоне, не произвели на него ни малейшего впечатления, не сбили с намеченного пути. Не мучили его совесть и задуманное предательство. А потому он воспринимал как должное гостеприимство графа Альмерико и мадонны Фульвии.
Мягкотелостью Панталеоне не страдал никогда, был эгоистом, каких мало, признающим лишь собственную выгоду. Честь означала для него не более чем человеческий недостаток. Что такое стыд, он не понимал вовсе. Макиавелли мог бы похвалить Борджа: принимая во внимание наперед поставленную цель, он нашел идеального исполнителя.
Назавтра Панталеоне удалось-таки выбраться из-под крыши, хотя Марио по-прежнему сомневался, стоит ли ему выходить на свежий воздух. Он хотел взять с собой пажа, справедливо полагая, что этот болтун мог многое рассказать, но на этот раз гостеприимство хозяев Пьевано сработало против него. Ибо его вызвалась сопровождать сама мадонна Фульвия. Его возражения не помогли. Мадонна настояла на своем, и в сад они вышли вместе.
Сад Пьевано террасами поднимался на холм, возвышающийся за замком. Окружала его серая, поросшая мхом стена, построенная более двухсот лет тому назад и выдержавшая не одну осаду. Правда, в прошлом, до появления артиллерии. Летом террасы зеленели рощами лимонных деревьев и рядами виноградной лозы. В январе — чернели голыми ветвями. Хотя кое-где и пробивалась травка. Горные вершины, окружающие замок, сверкали на солнце, к северу от Пьевано синело озеро Тразимене.
Панталеоне и Фульвия не спеша поднялись на верхнюю террасу, шестую по счету, откуда открывался прекрасный вид на долину. У западной стены они нашли вырубленную из гранита скамью с заполненным до краев бассейном перед ней: летом вода использовалась для полива. Над скамьей, в полукруглой нише, стояла глиняная фигурка Девы Марии, разрисованная красной и синей красками, порядком выцветшими от солнца и дождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45