Потом мне рассказали, какое смятение вызвали мои слова, с какими почестями мадонну Паолу сопровождали в замок своего кузена, как она расхваливала мой геройский поступок и как улицы Пезаро оглашались приветственными криками «Боккадоро!», «Боккадоро!», когда четыре солдата проносили плащ с моим бесчувственным телом. Горожане любили меня, и их сильно опечалило известие о моем изгнании. Теперь же, когда их любимец с триумфом вернулся, они обрадовались возможности выразить ему свою признательность, и я сильно сомневаюсь, что имя Сфорца когда-либо возглашалось в Пезаро с таким неподдельным энтузиазмом, как имя его шута в тот день.
Глава VII
ВЫЗОВ В РИМ
Если мадонна Паола и не смогла добиться всего, что она с такой готовностью обещала, ей, однако же, удалось сделать значительно больше, чем я на то надеялся, будучи знаком с характером Джованни Сфорца и зная, как сильно он ненавидел меня. Ее красота буквально очаровала тирана Пезаро, и неудивительно, что он прислушался к ее ходатайству. Но он не был бы Джованни Сфорца, если бы согласился выполнить все ее просьбы, уступая которым он заявил, что простит меня и его личный врач будет ухаживать за мной до моего полного выздоровления. Этого, утверждал он, сейчас более чем достаточно; когда же моя жизнь окажется вне опасности, можно будет решать, в какое русло ее следует направить.
И мадонна Паола, по простоте душевной, поверила этим туманным обещаниям, которыми он всего лишь хотел убедить ее в своем великодушии.
Десять дней я был прикован к постели, терзаемый лихорадкой и страдая от слабости, естественного следствия большой потери крови. Но затем лихорадка унялась, меня стали навещать посетители, и первой среди них была, конечно же, мадонна Паола, пришедшая сообщить мне, что ее заступничество обещало принести плоды.
Но я не стал обольщаться этим — мое положение после всех недавних событий оставалось весьма и весьма двусмысленным.
Другим посетителем оказался мессер Мариани, напыщенный сенешаль Пезаро, всегда симпатизировавший мне и, пожалуй, даже жалевший меня, и я решил воспользоваться его визитом, чтобы выполнить поручение, которое привело меня сюда.
— Своей жизнью я обязан многим счастливым обстоятельствам, — сказал я, — но более всего — доброте синьоры Лукреции. Как вы думаете, мессер Мариани, не согласится ли она посетить меня, чтобы я смог выразить ей свою искреннюю благодарность?
Мессер Мариани пообещал передать ей мою просьбу, и, спустя час, она уже сидела в кресле возле моей постели. Догадываясь, почему я захотел ее видеть, она попросила мессера Мариани, сопровождавшего ее, оставить нас ненадолго наедине; едва за ним закрылась дверь, она обратилась ко мне со словами дружеского сочувствия, и в ее мелодичном голосе звучали нотки искреннего сострадания.
Природа щедро одарила мадонну Лукрецию. Несмотря на то, что ее нос был, пожалуй, несколько длинноват, подбородок, возможно, чересчур мал, едва ли нашелся бы в мире человек, который, увидев ее, остался бы равнодушен к очарованию ее красоты. Ее лицо было свежим, как у ребенка, серые глаза смотрели по-детски наивно, а золотая корона волос заставляла вспомнить о несравненной красоте ангельских локонов, какими их обычно изображают художники.
Я поблагодарил ее за проявленное ко мне внимание и ответил, что поправляюсь и через день-два надеюсь встать на ноги.
— Храбрый мальчик, — негромко произнесла она и легонько похлопала меня по руке, лежавшей поверх одеяла, словно я был не придворным шутом, а ее кузеном. — Впредь можешь считать меня своим преданным другом. Ты расстроил планы моих родственников, но мадонна Паола значит для меня куда больше, чем все они, вместе взятые; она мне дороже, чем родная сестра, а ты рисковал жизнью ради нее.
— У меня не оставалось выбора, мадонна, — честно признался я. — Ваш знаменитый брат задал мне такую задачку, что я не нашел иного способа справиться с ней, — ответил я.
— Вот как? — ее серые глаза испытующе взглянули на меня, и ее лицо посерьезнело и как будто постарело.
— Синьор кардинал Валенсии доверил мне передать вам письмо в ответ на полученную от вас корреспонденцию, — сказал я, отвечая на ее немой вопрос, и достал из-под подушки пакет, который в отсутствие мессера Мариани предусмотрительно извлек из сапога.
Она вздохнула, и уголки ее рта тронула задумчивая улыбка.
— Я надеялась, что он найдет лучшее применение вашим способностям.
— Его высокопреосвященство обещал подыскать для меня более подходящее место, если я благополучно доставлю вам это письмо. Увы, помогая мадонне Паоле, я лишил себя возможности потребовать от него обещанное мне вознаграждение, хотя, с другой стороны, я не представляю, как бы мне удалось проникнуть сюда и встретиться с вами, если бы не она.
Мадонна Лукреция взяла пакет и сломала печать. Затем она поднялась с кресла, подошла к окну и, повернувшись ко мне спиной, стала читать. Вскоре я услышал приглушенное всхлипывание и звук разорванного и скомканного пергамента. Через несколько минут она вернулась ко мне, но за столь короткий промежуток времени ее настроение совершенно изменилось: теперь она выглядела взволнованной и озабоченной, и мне показалось, что, когда она разговаривала со мной, ее мысли витали где-то далеко. Вскоре она ушла, и я не виделся с ней до тех пор, пока мне не разрешили вставать с постели.
Это случилось на одиннадцатый день моего пребывания в замке синьора Джованни. Стояла солнечная, по-весеннему теплая погода, и доктор впервые разрешил мне погулять на открытой террасе. Облачившись в ненавистный мне шутовской наряд — иного в моей комнате не оказалось, но я постарался выбрать наименее кричащие одежды: камзол с черными и желтыми полосами и черно-желтые штаны — опираясь на костыль, я выполз на свет Божий, являя собой бледную тень здорового, энергичного человека, каким я был еще полмесяца назад.
Я устроился на каменной скамейке в укромном уголке, откуда открывался чудесный вид на море, и с наслаждением вдохнул бодрящий воздух Адриатики. Снег уже сошел, и повсюду зеленели ростки молодой травы, дружно пробивавшиеся сквозь прошлогодний перегной к свету и теплу.
Я захватил с собой книгу, которую мадонна Лукреция прислала мне, пока я еще был прикован к постели: манускрипт с одами и афоризмами некоего Доминико Лопеса [Доминико Лопес — вымышленный персонаж] , превосходное чтиво для шута. Оды показались мне не лишенными своеобразного изящества, а среди афоризмов, любопытных как по форме, так и по содержанию, я нашел не мало нового и интересного. Книга была написана по-испански, и я обрадовался возможности освежить свои познания в этом языке. Я настолько увлекся, что даже не слышал, как ко мне подошел синьор Джованни, и поднял голову лишь тогда, когда его тень упала на страницу, которую я читал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Глава VII
ВЫЗОВ В РИМ
Если мадонна Паола и не смогла добиться всего, что она с такой готовностью обещала, ей, однако же, удалось сделать значительно больше, чем я на то надеялся, будучи знаком с характером Джованни Сфорца и зная, как сильно он ненавидел меня. Ее красота буквально очаровала тирана Пезаро, и неудивительно, что он прислушался к ее ходатайству. Но он не был бы Джованни Сфорца, если бы согласился выполнить все ее просьбы, уступая которым он заявил, что простит меня и его личный врач будет ухаживать за мной до моего полного выздоровления. Этого, утверждал он, сейчас более чем достаточно; когда же моя жизнь окажется вне опасности, можно будет решать, в какое русло ее следует направить.
И мадонна Паола, по простоте душевной, поверила этим туманным обещаниям, которыми он всего лишь хотел убедить ее в своем великодушии.
Десять дней я был прикован к постели, терзаемый лихорадкой и страдая от слабости, естественного следствия большой потери крови. Но затем лихорадка унялась, меня стали навещать посетители, и первой среди них была, конечно же, мадонна Паола, пришедшая сообщить мне, что ее заступничество обещало принести плоды.
Но я не стал обольщаться этим — мое положение после всех недавних событий оставалось весьма и весьма двусмысленным.
Другим посетителем оказался мессер Мариани, напыщенный сенешаль Пезаро, всегда симпатизировавший мне и, пожалуй, даже жалевший меня, и я решил воспользоваться его визитом, чтобы выполнить поручение, которое привело меня сюда.
— Своей жизнью я обязан многим счастливым обстоятельствам, — сказал я, — но более всего — доброте синьоры Лукреции. Как вы думаете, мессер Мариани, не согласится ли она посетить меня, чтобы я смог выразить ей свою искреннюю благодарность?
Мессер Мариани пообещал передать ей мою просьбу, и, спустя час, она уже сидела в кресле возле моей постели. Догадываясь, почему я захотел ее видеть, она попросила мессера Мариани, сопровождавшего ее, оставить нас ненадолго наедине; едва за ним закрылась дверь, она обратилась ко мне со словами дружеского сочувствия, и в ее мелодичном голосе звучали нотки искреннего сострадания.
Природа щедро одарила мадонну Лукрецию. Несмотря на то, что ее нос был, пожалуй, несколько длинноват, подбородок, возможно, чересчур мал, едва ли нашелся бы в мире человек, который, увидев ее, остался бы равнодушен к очарованию ее красоты. Ее лицо было свежим, как у ребенка, серые глаза смотрели по-детски наивно, а золотая корона волос заставляла вспомнить о несравненной красоте ангельских локонов, какими их обычно изображают художники.
Я поблагодарил ее за проявленное ко мне внимание и ответил, что поправляюсь и через день-два надеюсь встать на ноги.
— Храбрый мальчик, — негромко произнесла она и легонько похлопала меня по руке, лежавшей поверх одеяла, словно я был не придворным шутом, а ее кузеном. — Впредь можешь считать меня своим преданным другом. Ты расстроил планы моих родственников, но мадонна Паола значит для меня куда больше, чем все они, вместе взятые; она мне дороже, чем родная сестра, а ты рисковал жизнью ради нее.
— У меня не оставалось выбора, мадонна, — честно признался я. — Ваш знаменитый брат задал мне такую задачку, что я не нашел иного способа справиться с ней, — ответил я.
— Вот как? — ее серые глаза испытующе взглянули на меня, и ее лицо посерьезнело и как будто постарело.
— Синьор кардинал Валенсии доверил мне передать вам письмо в ответ на полученную от вас корреспонденцию, — сказал я, отвечая на ее немой вопрос, и достал из-под подушки пакет, который в отсутствие мессера Мариани предусмотрительно извлек из сапога.
Она вздохнула, и уголки ее рта тронула задумчивая улыбка.
— Я надеялась, что он найдет лучшее применение вашим способностям.
— Его высокопреосвященство обещал подыскать для меня более подходящее место, если я благополучно доставлю вам это письмо. Увы, помогая мадонне Паоле, я лишил себя возможности потребовать от него обещанное мне вознаграждение, хотя, с другой стороны, я не представляю, как бы мне удалось проникнуть сюда и встретиться с вами, если бы не она.
Мадонна Лукреция взяла пакет и сломала печать. Затем она поднялась с кресла, подошла к окну и, повернувшись ко мне спиной, стала читать. Вскоре я услышал приглушенное всхлипывание и звук разорванного и скомканного пергамента. Через несколько минут она вернулась ко мне, но за столь короткий промежуток времени ее настроение совершенно изменилось: теперь она выглядела взволнованной и озабоченной, и мне показалось, что, когда она разговаривала со мной, ее мысли витали где-то далеко. Вскоре она ушла, и я не виделся с ней до тех пор, пока мне не разрешили вставать с постели.
Это случилось на одиннадцатый день моего пребывания в замке синьора Джованни. Стояла солнечная, по-весеннему теплая погода, и доктор впервые разрешил мне погулять на открытой террасе. Облачившись в ненавистный мне шутовской наряд — иного в моей комнате не оказалось, но я постарался выбрать наименее кричащие одежды: камзол с черными и желтыми полосами и черно-желтые штаны — опираясь на костыль, я выполз на свет Божий, являя собой бледную тень здорового, энергичного человека, каким я был еще полмесяца назад.
Я устроился на каменной скамейке в укромном уголке, откуда открывался чудесный вид на море, и с наслаждением вдохнул бодрящий воздух Адриатики. Снег уже сошел, и повсюду зеленели ростки молодой травы, дружно пробивавшиеся сквозь прошлогодний перегной к свету и теплу.
Я захватил с собой книгу, которую мадонна Лукреция прислала мне, пока я еще был прикован к постели: манускрипт с одами и афоризмами некоего Доминико Лопеса [Доминико Лопес — вымышленный персонаж] , превосходное чтиво для шута. Оды показались мне не лишенными своеобразного изящества, а среди афоризмов, любопытных как по форме, так и по содержанию, я нашел не мало нового и интересного. Книга была написана по-испански, и я обрадовался возможности освежить свои познания в этом языке. Я настолько увлекся, что даже не слышал, как ко мне подошел синьор Джованни, и поднял голову лишь тогда, когда его тень упала на страницу, которую я читал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59