А что в
программе? Что отложилось в генах за два миллиарда лет эволюции? Хватай!
Кусай! Убегай! Потому что если кто-то убегал задумчиво или сомневался в
своем праве хватать и кусать, у того - что? Правильно! Детишек не было! Не
успевал! Человек семь тысяч лет придумывает рецепты моральной
самореконструкции - и не изменился ни вот настолько. Потому что рецепты-то
эти создавались теми, у кого в программе был какой-то сбой. Творческий
потенциал вообще возникает исключительно из вопиющего несоответствия
реального мира и мутантной, поэтому - неадекватной миру программы. Поэтому
болтовня всегда отдельно, а жизнь - отдельно. Мозги измышляют синтез ядер
- дескать, в тундрах зацветут апельсины, - а программа говорит: кусай!
Только мутанты... они были, были... Но мало!! Результаты неадекватных
мутаций беспощадно уничтожаются природой. В том числе и те, из-за которых
случайно возникают психотипы, естественные для гуманной общественной
среды. Среды-то нет! Гуманисты с мутантной программой давно придумали, что
насиловать и убивать нельзя. Но было на самом деле можно. Ведь виду это не
угрожало. Гуманизм был лишь одним из проявлений индивидуализма. Насилие и
убийство от души осуждали лишь те, кого насиловали и убивали. Но теперь
любая попытка убийства убивает весь вид! Каждый - на волоске! И каждый -
необходим! Пришло такое время! А программа на это не рассчитана! Она же не
знает, что мы придумали водородные бомбы! Но словами кого же изменишь?
Программу надо сменить!! У всех разом!! Понимаешь?! У всех разом!! - дико
закричал человек в балахоне, дойдя до пика возбуждения, и сразу провалился
в апатию и тоску. - А он не хочет. Культуру выродки создавали, она не
имеет к нашему миру никакого отношения, она - вранье... Только теперь я
слышу правду...
Он перекинул тумблер, и пульт ответил; он глянул на ленту и вдруг
захныкал, уронив на руки голову в шлеме.
- Да нет же, - мягко сказал профессор и ободряюще тронул человека в
балахоне за плечо. Тот вздрогнул, но не поднял головы. - Не так все
ужасно, - профессор встал, продолжая говорить. Стащил перчатки и отбросил
их гадливым движением. Потом осторожно коснулся кнопок. Горящие дисплеи
ответили беззвучными всплесками цифр, профессор сощурился, всматриваясь.
Снова, уже увереннее, пробежал по кнопкам пальцами. - Знаете, над крысами
проводились интересные опыты. То есть, много интересных опытов, но... в
частности. Достаточно большая популяция помещалась в идеальные условия. А
на периферии благоустроенного мира - всякая жуть, опасные дыры, холод... И
представьте себе, обязательно есть одна-две особи, которым неймется... -
Едва слышно за массивной стеной загудели, разворачивая антенну, моторы. -
Презрев крысиный рай, они лезут в эти дыры, голодают, погибают там...
Действительно спариваются реже других, действительно иногда совсем не
успевают дать потомства - хотя в следующих поколениях опять появляются
такие же странные субъекты. Дети по духу. Без всяких мутаций. И даже без
молитв, представьте. - Летяще сутулясь над пультом, он улыбнулся грустно и
мгновенно. - Их поведение бессмысленно, пока условия благоприятны. Даже
вредно, поскольку грозит втянуть других в авантюры. Увести оттуда, откуда
незачем уходить. Но, знаете, остальных не так-то легко сбить с толку. Их
задача - снятие случайных отклонений. Честь и хвала здравомыслящим
ребятам, которые без серьезных оснований не лезут черт-те куда в холод и
голод... греются на солнышке, едят в свое удовольствие и без особых
эмоций, зато регулярно, прыгают на подружек. Словом, обеспечивают
использование видом благоприятных условий, - профессор запнулся. Глаза
его, прикованные к фонтанирующим цифирью дисплеям, ввалились от
напряжения; руки, как кошки, мягко и цепко падали на пульт вслепую. - Ну а
надобность в тех, кому неймется, реально возникает лишь при переменах.
Досадно, конечно, что неймется им по-разному и действовать сообща эти
шустрики совершенно не в состоянии. Одному обязательно хочется хвост
отморозить, другому, наоборот, усы подпалить, и хоть ты их режь. Потому
что вид пытается заранее предусмотреть все возможные варианты катастроф, -
клавиши и переключатели длинно, слитно прошелестели. Тогда он отдернул
руки от пульта и, порывисто вздохнув, чуть распрямился. - Во-от. А когда
что-то и впрямь валится на голову - вся команда с писком бросается хвост в
хвост по следу одного из малахольных собратьев, по проложенному им
ненормальному пути. Доползают до норы обетованной - и снова меняются
ролями, - профессор разочарованно прикусил губу и глянул на часы. Медленно
опустился на стул, пригладил волосы. Со вздохом покосился на человека в
балахоне. Тот был неподвижен. - Но уже в другом мире... Это, конечно,
бывает не при каждом поколении. Но может случиться при каждом. Вид знает
это. В любой момент есть горстка тех, кому неймется. Их не должно совсем
не быть. И их не должно быть много, - он опять вздохнул, окончательно
расслабляясь. - Конечно, никого не изменишь словами. Но не потому, что
глупая программа. Между нами - программа-то что надо. Люби, оберегай,
познавай - тоже там. Но слишком уж искажено то, что вы назвали банком
оперативных данных. Мы все время стараемся использовать требования
программы соседа в своих интересах. И его "люби", и его "кусай". Слова -
самый массовый и самый доступный вид насилия. Из ста слов девяносто семь
произносятся только для того, чтобы обмануть. Заставить слушающего хотеть
не того, что нужно ему, а того, что нужно говорящему. И говорят все-е-е...
Сослуживцы, друзья, министры... А нули - ну что нули? Это же смотря кто
кнопки нажимает... - Не вставая, он потянулся к пульту и легко тронул одну
из бесчисленных кнопок. Перфоратор запнулся и заверещал бойчей. - Конечно.
Крысы тоже могли бы невпопад называть своих не вовремя появившихся бедняг
диссидентами, а появившихся вовремя - мессиями. Но зачем? И зачем это нам?
Разве разум дан на то, чтобы усложнять простое? По-моему, чтобы понимать
сложное... - Он помолчал, а потом сказал совсем безжизненно: - Понимать,
например, что когда мир меняется и пора отследить и осмыслить изменения,
сообразить, что давно придуманные вечные истины наконец-то стали
единственным способом выживания... уверять через газеты и телевизоры,
будто все идет как всегда, - преступный кретинизм... Лишающий вид всякой
перспективы...
Лента частыми толчками выклевывалась из перфоратора. Человек в
балахоне уставился на нее, потом схватил обеими руками, поднес к глазам,
не в силах поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23