..
– С нами крестная сила! – прошептала Аграфена Кондратьевна, незаметно помахав перед собою щепотью.
– Простите, а как же он будет говорить? – Куратов задумчиво почесал в затылке. – Я хочу спросить, на каком языке?
– Да что вы, право, Савелий Лукич, точно маленький! – рассмеялся Бочаров. – Будто не знаете, что император Наполеон – француз! Не по-китайски же ему говорить!
– Не скажите, Петр Силыч! – возразил Куратов, любивший, чтобы последнее слово оставалось за ним. – Во-первых, Буонапарт – корсиканец, а во-вторых, среди духов бестелесных, как я слышал, все наречия равны, и они легко общаются друг с другом на любом языке.
– От кого же это вы слышали? – язвительно поинтересовался Бочаров. – Уж не от них ли самих?
– Господа! – грудным оперным альтом произнесла вдруг Ольга и отложила салфетку. – Вы все увидаете сам! Главное – спирит, то бишь дух визиват, с ваша помога! Если он прилетай – ви разговаривать, если нет – пер бакко! – ви сами виноват, плёхо помогаль! Давай начинаем! Герр доктор! Зовите, битте, ваш кучер с мой багаж!
Через минуту в гостиной, где по распоряжению Ольги были погашены почти все свечи, Джек Милдэм установил столик резидента Собакина, расписанный под Хохлому. Гости, волнуясь, рассаживались. Всем, даже уряднику, весьма любопытно было побеседовать с духом покойного императора, и только матушка Аграфена Кондратьевна пыталась ретироваться. Бедная старушка, стуча зубами от страха, уверяла, что лучше пойдет готовить чай, потому что этого Бонапартия вдоволь насмотрелась еще в молодости, живя у тетки, в Смоленской губернии...
Но Ольга не отпустила Аграфену Кондратьевну.
– Нас тепер рофно семь, – сказала она. – Это есть «Нумеро магика». Никто не мошет уходить, не то дух пойдет за ним...
При этом известии матушка только слабо пискнула и без сил опустилась на стул. Глаза ее, выпученные от ужаса, неподвижно смотрели в одну точку. Гипноз больше не нужен был бедной старушке, она и так впала в беспамятство.
Прежде чем начать сеанс, мадам Борщаговская подозвала михельсоновского кучера и шепотом отдала ему какое-то приказание. Тот поклонился, вышел из комнаты и плотно запер за собой дверь.
Ольга велела всем положить руки на стол и раздвинуть пальцы так, чтобы каждый мизинец касался мизинца соседа. Куратову и Михельсону пришлось помочь Аграфене Кондратьевне справиться с неживыми пальцами, после чего все руки, наконец, коснулись друг друга, образовав замкнутую кольцом цепь.
Тотчас Христофор ощутил некое подобие электрического разряда, пробежавшего по рукам. Он не мог бы сказать, что это было – судорога в чрезмерно напряженных пальцах или эффект от прикосновения к ифриту, сидящему рядом с ним. Впрочем, это могли быть и первые фокусы зеленоглазой ведьмы.
– Астарот, Аллохим, – глухо заговорила Ольга. – Аполлион, Асмодеус... Их кенэ ирен намен, их ладе зи айн! ... Элвус, Гномус, Нимвус, Саламандер! Субординате тус миос! ... Ключ и врата! Четыре стихии, три начала, семь сфер... Ваши руки теплеют, расслабляются. Вы дышите глубоко и спокойно. Вы не слышите ничего, кроме моего голоса. Вы не видите ничего, кроме тлеющего огонька...
В центре стола вдруг сам собою заалел огонек и притянул к себе все взгляды. Даже Христофор, знавший, что это всего лишь лампочка крохотного прибора, не мог оторвать глаз от светящейся точки.
Никто и не заметил, что мадам Борщаговская перешла на русский язык и говорит совершенно без акцента.
– Вы слышите только меня, – продолжала Ольга. – Ваши ноги теплеют и расслабляются... Духи земли и воды, воздуха и огня повинуются мне... Дух великого императора стоит передо мной... Руки его сложены на груди, вежды его сомкнуты сном смерти. Слушай меня, существо из другого мира! К тебе обращается твой хозяин!
Голос Ольги неузнаваемо изменился с первыми словами нового заклинания. Собственно слов Христофор не услышал. Комната вдруг наполнилась звуками, напоминающими многоголосый шепот, беспорядочно окрашенный самыми неожиданными эмоциями – вздохами облегчения, безутешным всхлипыванием, сладострастными стонами. Ольга быстро шевелила губами, то монотонно бормоча что-то, то вдруг вскрикивая гортанно.
Христофор почувствовал, что оцепенение его постепенно проходит – новое заклинание предназначалось одному ифриту. Пытаясь усилием воли заставить себя отвести взгляд от лампочки, Гонзо заметно шевельнулся. Ольга тотчас уловила передавшееся столу движение и снова заговорила по-русски:
– Вы совершенно спокойны, вы слышите только меня. Ваши руки теплеют и расслабляются. Все ваше тело расслаблено. Оно теплеет... теплеет...
Блаженный туман снова начал было заволакивать сознание Христофора, как вдруг острая обжигающая боль заставила его отдернуть руку от руки соседа. Христофор вскрикнул и повернулся к Петру Силычу Бочарову. Тело ифрита светилось в полутьме малиновым жаром. В воздухе запахло паленым деревом и шерстью – обивка стула под Бочаровым уже тлела, над столиком, в том месте, где лежали его ладони, поднимался розовый дымок.
– Вот тебе и «руки теплеют»! – прошипел Христофор, дуя на обожженный мизинец. – Кончай его скорей, а то все сгорим тут!
Ольга не ответила. Глядя на ифрита в упор, она все быстрее шептала заклинания. Петра Силыча Бочарова сотрясала крупная дрожь. Столик под его ладонями подпрыгивал и стучал ножками в пол. Посуда в шкафу отзывалась мелодичным звоном.
Дрожь все усиливалась, силуэт Петра Силыча стал терять четкость, расплылся по краям. Вскоре светящийся туманный ореол полностью окутал тело ифрита.
И тогда княжна вынула бутылку. Багровый отсвет лизнул матовое стекло. Появление этого нового магического объекта, вероятно, было исполнено грозного смысла, так как ифрит вдруг совсем потерял форму. Округлое багровое облако повисло в воздухе над обожженным стулом.
Ольга поставила бутылку на стол и призывными пассами тонких белых рук с неумолимой силой потянула облако к себе. Сначала лишь слабая струйка тумана вырвалась из клокочущей массы в сторону бутылки. На полдороги она остановилась и даже немного подалась назад. Ифрит сопротивлялся. Но княжна крепко держала его силой своих заклинаний.
Мало-помалу светящаяся субстанция стала вытекать из облака, наполняя собой тонкий туманный ручеек. Он ширился, наливался силой и, наконец, сложным извилистым путем снова двинулся к горлышку бутылки.
Ольга, закусив губы от напряжения, молча тянула ифрита к себе. Христофор всей душой желал ей помочь, но не знал как. Ифрит сопротивлялся. Светящийся ручеек тек все медленнее и, наконец, замер всего в нескольких сантиметрах от горлышка.
– Не могу! – простонала Ольга.
Силы ифрита и колдуньи уравнялись.
В этот момент рубиновый огонек на столе потух, но сейчас же снова вспыхнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– С нами крестная сила! – прошептала Аграфена Кондратьевна, незаметно помахав перед собою щепотью.
– Простите, а как же он будет говорить? – Куратов задумчиво почесал в затылке. – Я хочу спросить, на каком языке?
– Да что вы, право, Савелий Лукич, точно маленький! – рассмеялся Бочаров. – Будто не знаете, что император Наполеон – француз! Не по-китайски же ему говорить!
– Не скажите, Петр Силыч! – возразил Куратов, любивший, чтобы последнее слово оставалось за ним. – Во-первых, Буонапарт – корсиканец, а во-вторых, среди духов бестелесных, как я слышал, все наречия равны, и они легко общаются друг с другом на любом языке.
– От кого же это вы слышали? – язвительно поинтересовался Бочаров. – Уж не от них ли самих?
– Господа! – грудным оперным альтом произнесла вдруг Ольга и отложила салфетку. – Вы все увидаете сам! Главное – спирит, то бишь дух визиват, с ваша помога! Если он прилетай – ви разговаривать, если нет – пер бакко! – ви сами виноват, плёхо помогаль! Давай начинаем! Герр доктор! Зовите, битте, ваш кучер с мой багаж!
Через минуту в гостиной, где по распоряжению Ольги были погашены почти все свечи, Джек Милдэм установил столик резидента Собакина, расписанный под Хохлому. Гости, волнуясь, рассаживались. Всем, даже уряднику, весьма любопытно было побеседовать с духом покойного императора, и только матушка Аграфена Кондратьевна пыталась ретироваться. Бедная старушка, стуча зубами от страха, уверяла, что лучше пойдет готовить чай, потому что этого Бонапартия вдоволь насмотрелась еще в молодости, живя у тетки, в Смоленской губернии...
Но Ольга не отпустила Аграфену Кондратьевну.
– Нас тепер рофно семь, – сказала она. – Это есть «Нумеро магика». Никто не мошет уходить, не то дух пойдет за ним...
При этом известии матушка только слабо пискнула и без сил опустилась на стул. Глаза ее, выпученные от ужаса, неподвижно смотрели в одну точку. Гипноз больше не нужен был бедной старушке, она и так впала в беспамятство.
Прежде чем начать сеанс, мадам Борщаговская подозвала михельсоновского кучера и шепотом отдала ему какое-то приказание. Тот поклонился, вышел из комнаты и плотно запер за собой дверь.
Ольга велела всем положить руки на стол и раздвинуть пальцы так, чтобы каждый мизинец касался мизинца соседа. Куратову и Михельсону пришлось помочь Аграфене Кондратьевне справиться с неживыми пальцами, после чего все руки, наконец, коснулись друг друга, образовав замкнутую кольцом цепь.
Тотчас Христофор ощутил некое подобие электрического разряда, пробежавшего по рукам. Он не мог бы сказать, что это было – судорога в чрезмерно напряженных пальцах или эффект от прикосновения к ифриту, сидящему рядом с ним. Впрочем, это могли быть и первые фокусы зеленоглазой ведьмы.
– Астарот, Аллохим, – глухо заговорила Ольга. – Аполлион, Асмодеус... Их кенэ ирен намен, их ладе зи айн! ... Элвус, Гномус, Нимвус, Саламандер! Субординате тус миос! ... Ключ и врата! Четыре стихии, три начала, семь сфер... Ваши руки теплеют, расслабляются. Вы дышите глубоко и спокойно. Вы не слышите ничего, кроме моего голоса. Вы не видите ничего, кроме тлеющего огонька...
В центре стола вдруг сам собою заалел огонек и притянул к себе все взгляды. Даже Христофор, знавший, что это всего лишь лампочка крохотного прибора, не мог оторвать глаз от светящейся точки.
Никто и не заметил, что мадам Борщаговская перешла на русский язык и говорит совершенно без акцента.
– Вы слышите только меня, – продолжала Ольга. – Ваши ноги теплеют и расслабляются... Духи земли и воды, воздуха и огня повинуются мне... Дух великого императора стоит передо мной... Руки его сложены на груди, вежды его сомкнуты сном смерти. Слушай меня, существо из другого мира! К тебе обращается твой хозяин!
Голос Ольги неузнаваемо изменился с первыми словами нового заклинания. Собственно слов Христофор не услышал. Комната вдруг наполнилась звуками, напоминающими многоголосый шепот, беспорядочно окрашенный самыми неожиданными эмоциями – вздохами облегчения, безутешным всхлипыванием, сладострастными стонами. Ольга быстро шевелила губами, то монотонно бормоча что-то, то вдруг вскрикивая гортанно.
Христофор почувствовал, что оцепенение его постепенно проходит – новое заклинание предназначалось одному ифриту. Пытаясь усилием воли заставить себя отвести взгляд от лампочки, Гонзо заметно шевельнулся. Ольга тотчас уловила передавшееся столу движение и снова заговорила по-русски:
– Вы совершенно спокойны, вы слышите только меня. Ваши руки теплеют и расслабляются. Все ваше тело расслаблено. Оно теплеет... теплеет...
Блаженный туман снова начал было заволакивать сознание Христофора, как вдруг острая обжигающая боль заставила его отдернуть руку от руки соседа. Христофор вскрикнул и повернулся к Петру Силычу Бочарову. Тело ифрита светилось в полутьме малиновым жаром. В воздухе запахло паленым деревом и шерстью – обивка стула под Бочаровым уже тлела, над столиком, в том месте, где лежали его ладони, поднимался розовый дымок.
– Вот тебе и «руки теплеют»! – прошипел Христофор, дуя на обожженный мизинец. – Кончай его скорей, а то все сгорим тут!
Ольга не ответила. Глядя на ифрита в упор, она все быстрее шептала заклинания. Петра Силыча Бочарова сотрясала крупная дрожь. Столик под его ладонями подпрыгивал и стучал ножками в пол. Посуда в шкафу отзывалась мелодичным звоном.
Дрожь все усиливалась, силуэт Петра Силыча стал терять четкость, расплылся по краям. Вскоре светящийся туманный ореол полностью окутал тело ифрита.
И тогда княжна вынула бутылку. Багровый отсвет лизнул матовое стекло. Появление этого нового магического объекта, вероятно, было исполнено грозного смысла, так как ифрит вдруг совсем потерял форму. Округлое багровое облако повисло в воздухе над обожженным стулом.
Ольга поставила бутылку на стол и призывными пассами тонких белых рук с неумолимой силой потянула облако к себе. Сначала лишь слабая струйка тумана вырвалась из клокочущей массы в сторону бутылки. На полдороги она остановилась и даже немного подалась назад. Ифрит сопротивлялся. Но княжна крепко держала его силой своих заклинаний.
Мало-помалу светящаяся субстанция стала вытекать из облака, наполняя собой тонкий туманный ручеек. Он ширился, наливался силой и, наконец, сложным извилистым путем снова двинулся к горлышку бутылки.
Ольга, закусив губы от напряжения, молча тянула ифрита к себе. Христофор всей душой желал ей помочь, но не знал как. Ифрит сопротивлялся. Светящийся ручеек тек все медленнее и, наконец, замер всего в нескольких сантиметрах от горлышка.
– Не могу! – простонала Ольга.
Силы ифрита и колдуньи уравнялись.
В этот момент рубиновый огонек на столе потух, но сейчас же снова вспыхнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90