Жан держал в руках палитру и кисти. Увы! Он с грустью отложил их в
сторону.
Как сложится его дальнейшая жизнь? Лебри были далеко не богаты. Этот
маленький домик был основой их состояния. В нем они занимали только один
этаж. Низ был сдан в наем под маленькую мастерскую дамских шляп, а верхний
этаж пустовал уже в течение нескольких месяцев... Какое будущее ожидало их
при существующей дороговизне - ее, искалеченную ревматизмом старуху, и его
- слепого?
Его, во всяком случае, в ближайшем будущем ожидало пребывание в
санатории...
Раздались медленные удары часов. Они били полдень. На столе стыл
поданный мне завтрак. Меня удерживало у окна какое-то непонятное чувство,
какое-то не поддающееся определению ощущение. Мне вдруг показалось, что
движения Жана Лебри противоречили тому факту, что он слеп!
Я, не спуская глаз, следил за тем, как он осторожно бродил взад и
вперед по комнате. Его руки скользили вдоль камина, ощупывая его
поверхность, проверяя контуры. Внезапно он опустил одну руку в свой
жилетный карман, и это его движение было настолько естественно и
нормально, что в тот момент оно даже не поразило меня как нечто
необычайное...
Тем не менее, когда прозвучал последний удар городских часов, я все
еще стоял на том же месте, как прикованный...
С последним ударом часов слепой Жан Лебри вынул свои карманные часы и
перевел стрелку.
3. ОЧАРОВАТЕЛЬНАЯ ФАННИ
Что же это могло означать?
"Жан солгал мне, - подумал я. - Он видит совершенно отчетливо и ясно.
Но как? У него ведь нет глаз! Не может же он видеть этими неодушевленными
предметами? Это какая-то нелепость. Я, по-видимому, ошибся. Должно быть, я
не уследил за его движениями. Он наверное снял со своих часов стекло и
перевел стрелки на ощупь; ничего не может быть легче; каждый человек
знает, где на его часах расположена цифра двенадцать по отношению к
часовому ободку... Но нет, я следил за ним очень внимательно. Все это
необходимо проверить. Солгал? Но зачем? Если его действительно снабдили
зрительными аппаратами, если он скрывал под своими веками такие бесценные,
чудодейственные приспособления, которые могли заменить глаза, неужели же
он мог быть таким глупым дикарем, таким безграничным эгоистом, чтобы
скрывать это?"
На этот вопрос какой-то внутренний голос ответил мне: "да". И я не
без иронии подумал о том, насколько Жан Лебри представлялся мне менее
чистым, менее совершенным человеком с тех пор, как он уже не был мертв.
Его возврат к жизни лишил его известного ореола, и я сознавал, что не в
состоянии окружить его живого тем культом, который я создал вокруг его
памяти. Я видел в нем маленькие недостатки, а мертвые ведь кажутся нам
почти святыми.
"С другой стороны, - снова возобновил я свой мысленный разговор с
самим собой, - врачу достаточно одного беглого взгляда, чтобы обнаружить
подобную симуляцию. Притвориться слепым далеко не легко, и ему бы не
удалось меня провести. Правда, как раз несколько минут тому назад в моем
мозгу зародилось смутное сомнение по этому поводу. Я думаю, что лучше все
же будет воздержаться от дальнейших умозаключений и попытаться это
как-нибудь проверить".
Не успел я принять этого решения, как в мой кабинет очень кстати
проник солнечный луч.
Жан стоял в глубине своей комнаты, лицом ко мне. Его окно было все
еще открыто. Я бесшумно открыл свое окно и поймал солнечный луч маленьким
карманным зеркалом. Отраженное зеркалом круглое пятно света весело
задрожало на стене стоявшего в тени дома и скользнуло вдоль задней стены
комнаты, затем оно остановилось на лице Жана Лебри, озарив его ярким
светом.
Человек не дрогнул, и глаза его не моргнули.
Итак, что же мне было думать?
Я был в недоумении. Всего благоразумнее мне казалось сохранять
молчание до следующего случая. Что бы там ни было, тайна Жана не могла
бросать тени на его честь солдата. Он храбро вел себя от начала и до конца
своей военной карьеры. Он был ранен в присутствии своего начальства, во
время отступления, происходившего по распоряжению верховного командования.
В настоящее время его часть была уже фактически демобилизована. На днях
должен быть подписан мир. Он был свободным человеком. Слава богу, я знал
его достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что он попал в плен, с честью
сражаясь за жизнь.
Мне пришлось терпеливо ждать в течение целых пятнадцати дней, пока
наконец не представился случай обнаружить истину.
Истина! Она превзошла все то, что могло предвидеть мое воображение!
То, что я узнал, должно было бы меня взволновать, привести меня в такой
восторг и замешательство, как если бы я был каким-нибудь скромным
средневековым лекарем, которому преждевременно открылось изобретение
радиографии или беспроволочного телеграфа... Да, я не могу этого отрицать:
это вскружило мне голову. Все мое существо содрогнулось, когда до моего
сознания дошла вся грандиозность этого открытия. Но ведь человек так
создан, что им управляет сердце. А в то время мое сердце учащенно билось
от зарождавшейся в нем любви, и ничто кроме очаровательной Фанни уже не в
силах было пробудить в нем страсть.
Фанни!..
Моя рука дрожит, когда я пишу ее имя. Я не предполагал, что на свете
может существовать такое обворожительное создание. Сначала мне казалось,
что только я один оценил всю ее прелесть и поддался ее очарованию
благодаря тому, что между нами оказалось какое-то духовное сродство... Я
дожил до тридцати пяти лет, не веря в существование такой любви, какую
воспевают поэты. Я проходил мимо женщин без улыбки, без нежного взгляда, и
ни одна из них не привлекла меня к себе. Но стоило мне только раз увидеть
ее, как я стал ее покорным и трепещущим рабом... Несколько позднее я
испытал смешанное чувство гордости и ревности от сознания, что Фанни для
всех была так же пленительна, как и для меня, и что ее сияющая юность
подчинила своей власти всю вселенную.
Фанни! Фанни!
Но у меня было какое-то тяжелое предчувствие.
Приблизительно две недели спустя после возвращения Жана, мадам Лебри,
имевшая полное основание беспокоиться относительно состояния здоровья
своего сына, попросила меня прослушать его. Мы были в его комнате.
Наступили сумерки. Я слышал, как над нами кто-то ходит во всех
направлениях, передвигая и перетаскивая по полу тяжелые предметы...
- Ну, как вы его находите? - спросила меня мадам Лебри, когда я
окончил осмотр больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28