- Всю ночь, - ответил я. - Вы можете идти спать, Цезарина.
Она ушла. Я уселся в кресло и открыл лежавшую на столе библию. Но
вскоре я почувствовал, что и я тоже изнемогаю от усталости. И на мне в
конце концов сказались бессонные ночи и тяжелое потрясение, вызванное
пропажей завещания; правда, впечатление об этом несколько сгладилось
благодаря Фанни, но даже ее любовь не могла меня вполне утешить в этой
ужасной неудаче. Я принужден был встать и начать ходить по комнате, чтобы
как-нибудь побороть предательскую дремоту.
В моем мозгу бродили какие-то спутанные, туманные мысли. И вдруг меня
внезапно, как молнией, пронзила яркая, отчетливая мысль: я должен сейчас
же, во что бы то ни стало, похитить электроскопы.
Я был один около покойного, я мог свободно действовать.
Пробило одиннадцать часов.
До рассвета оставалось еще так долго, что я мог бы совершить
несколько преступлений или столько же героических поступков. Но это было
достойным поступком, не правда ли? Мог ли я колебаться? Имел ли я право
допустить, чтобы тайна шестого чувства ускользнула от нас навсегда? И
притом ускользнула бы навсегда только от моих соотечественников? Неужели
же для нас, французов, это огромное по важности открытие так и останется
неизвестным, в то время как наши будущие враги овладеют его тайной и будут
постепенно совершенствоваться? Ведь, если завтра снова вспыхнет война, мы
окажемся в крайне невыгодном положении, потому что нам придется бороться
против тех людей. Среди наших бесчисленных противников отыщутся
необычайные специалисты, способные читать, ловить в воздухе секретные
распоряжения, передаваемые беспроволочным телеграфом; способные раскрыть
сеть самых глубоких траншей, обнаружить искусно замаскированные
артиллерийские батареи. Им будут помогать люди, для которых горы так же
прозрачны, как воздух... Я с содроганием вспомнил о потрясающей
проницательности Жана Лебри. Я точно снова увидел, как он без малейшего
колебания указывал мне место, где произошла порча обмотки динамомашины,
или определял на взгляд болезненную точку спинного мозга. Мне рисовались
сотни примеров, когда можно было бы применить на практике шестое
чувство... Нет, мне было совершенно ясно, что я должен делать. Я не могу
исполнить желание старой провинциальной женщины, требовавшей от меня
поступать согласно ее отсталым взглядам. На меня была возложена роль
защитника народных интересов. Долой все предрассудки и суеверия!
Да кроме того, едва ли кто-нибудь заметил бы исчезновение
электроскопов. Для того, чтобы извлечь их, мне нужно было всего
каких-нибудь тридцать-сорок минут времени, а в моем распоряжении
оставалось еще несколько часов, в течение которых я мог рассчитывать
скрыть все следы произведенной мною операции. Мало того, я надеялся, что
при удаче мне удастся выяснить еще недоступный моему пониманию способ
соединения оптического нерва с электроскопами.
Я стоял, скрестив на груди руки, у ложа покойного и смотрел на труп,
обладавший такой изумительной тайной. У меня было такое чувство, точно я
находился во власти каких-то тайных сил, которые по мановению жезла
рассеяли в моей душе все сомнения, заставили отказаться от привычных
воззрений, забыть о чувствах. Машинальным движением руки я уже нащупывал
сквозь толщу пиджака футляр с хирургическими инструментами и в то же время
с волнением, как вор, прислушивался к тому, что происходит в доме.
Кругом царила успокаивающая ночная тишина. Дом был объят молчанием. В
течение нескольких минут до меня доносились лишь звуки отдаленного
ноктюрна, глухой шум запоздалого автомобиля и прерывистое дыхание мадам
Лебри, спавшей в соседней комнате.
Тем не менее я все еще колебался, сам не зная почему. Меня вдруг
охватило безумное желание отсрочить решающий момент. Мне показалось, что
все это лишь дурной сон, страшный кошмар, после которого просыпаешься
совершенно разбитым. Силы изменяли мне. Но это была лишь минутная
слабость.
Твердыми шагами приблизился я к покойнику и уверенным
профессиональным движением, слегка касаясь пальцами еще не успевшего
закоченеть века, приоткрыл ему глаз.
Я глухо застонал... И, торопливо схватив свечу, я приоткрыл второе
веко...
Электроскопов не было и следа! На их место в глазные впадины были
вложены маленькие комочки шерсти для того, чтобы сохранить выпуклое
очертание век.
А очки?.. Очки тоже исчезли!
Я задыхался. Я был готов громко кричать, просить помощи. Я не мог
дольше хранить эту тайну, она давила меня. Мне необходимо было излить
душу, рассказать обо всем близкому человеку, другу, вызвать его сочувствие
и обсудить вместе с ним это невероятное несчастье, которое постигло меня,
и не только меня, но и всю страну...
Усилием воли я, тем не менее, заставил себя побороть это опасное
волнение. Никто не должен был знать о постигшей меня неудаче. Никто, кроме
Фанни. Но бедняжка Фанни! Ведь я обязан оберегать и охранять ее от всех
тягот жизни. Неужели же я сам пойду и эгоистично нарушу ее покой? Да кроме
того, как ее разбудить в такой поздний час, не возбудив любопытства и
удивления ее тетки?
Ах, какую я совершил неосторожность, возложив на нее такую
непосильную задачу! Какою ошибкой было с моей стороны поручить ей охранять
покойника в мое отсутствие! Взвалить такую ответственность на молоденькую
девушку, которая и без того в течение двух дней не позволила себе ни
минуты отдыха, несмотря на страшное нервное напряжение! Этим-то наш
противник и воспользовался! "Я не заметила ни одного подозрительного
человека", - сказала она мне. Но разве может двадцатилетней женщине
показаться подозрительным агент похоронного бюро? Разве мог ей показаться
подозрительным снимавший мерку гробовщик, или священник, или
констатировавший смерть участковый врач? Или зашедшая помолиться монахиня,
в ее смиренном одеянии?
Я ждал наступления утра с болезненным нетерпением. Я должен был
убедиться, действительно ли Фанни в точности исполнила все данные ей мною
инструкции. Но кроме того, признаюсь, мне хотелось поскорее оказаться в ее
дышащей чистотой и уютом комнатке и найти в ее сочувствии хоть некоторое
облегчение своим душевным мукам.
Рассветало. Я почувствовал, что не могу уже дольше ждать, и стал,
крадучись, подыматься по лестнице, так и не решив, как я объясню мадам
Фонтан свое появление на их половине в такое неурочное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28