Тут и видно, что сила-то была, а мужества не было и в помине. А у тебя оно есть. У тебя, слабака, задохлика – есть.
Эх, парень, мне бы твое мужество. Оно бы мне куда как пригодилось. Я ведь не уверен, что, добравшись до Оршана, смогу, как ты… безоружный и беззащитный… такой же безоружный и беззащитный…
Ладно. Дорога моя, будем надеяться, кончается не завтра. Может, я еще успею научиться.
– Слушай, – перебил я Интая, – да ну его к свиньям, дядюшку твоего. Что это мы, право слово, все о грустном да о грустном! Давай-ка лучше я тебя погоняю, чем зря сидеть.
– В каком смысле? – не понял Интай.
– Приемчиков покажу, – ехидно пояснил я.
– Давай! – радостно завопил Интай, вскакивая на ноги.
* * *
Мальчишка оказался насквозь прав: вернуться за новым оружием мне и в самом деле никто не давал. Я, конечно, разок-другой попробовал – напрасные усилия. Что там порванная сумка или подвернутая нога? Мелочи. А вот бурелома не хотите? Бурелома, возникшего за спиной без малейшего дуновения ветерка? Стоило только развернуться и пройти немного – ан вот он, милейший. Развалился так, что ни обойти, ни объехать. Ну и что же, что полдня назад никакого бурелома и в помине не было? Зато теперь есть. И ведь не перелезешь: как-то так хитро деревья повалены что на одно ступишь, другое на тебя катится… надо будет запомнить, как они расположены. Если только жив останусь… да мне лучшего заграждения сроду не выдумать! Валы крепостные, стенки – ерунда это все. Вот такой бурелом… или пожар лесной, который гонит нас с Интаем очертя голову, не разбирая дороги… я всерьез подозревал, что довольно мне остановиться, и пожар угаснет сам собой. Не такой же Оршан дурак, в самом-то деле, чтобы намеченную жертву спалить живьем, так и не заполучив. Добро бы еще выбор был, а так я у Него один-разъединственный, неповторимейший из неповторимых.
Подозревал. Но пробовать не хотел.
Уже хотя бы потому, что это я – меченый, а Интай – нет, уж его-то Оршан спалит за милую душу. Как деревья, как кусты, как траву. Чем для Него несъедобный мальчишка отличается от несъедобного куста? А ничем. Так что лучше просто и незатейливо драпать, понадеясь, что огненная стена не догонит.
Правильно понадеялись. Не догнала. Мы успели добежать до реки, успели и переплыть ее. Сущее чудо, особенно если учесть, что плавает Интай чуть получше топора, так что через реку вплавь волочить его пришлось опять же мне.
Успели. Но возвращаться я с того раза напрочь зарекся.
Не только вернуться – в сторону с неведомой мне дороги соступить, и то не удавалось. В крохотную деревушку Уллим, пьяненькую насквозь и захолустную свыше пределов вообразимого, мы вошли беспрепятственно. Там себе и одежку всякую прикупили, и припасов дорожных, и подкормились.
А вот в Эртаину – городок, славный тем, что в нем невесть по каким причинам из поколения в поколение рождаются сильные маги – нам попасть так и не удалось. Дождь, неожиданно мощный для этого времени года. Паводок. Мост, разнесенный спятившей рекой на бревнышки. Берега, превратившиеся не то, что в топкое месиво, а просто-таки в болото: один неосторожный шаг – и увязнешь по пояс, а станешь брыкаться, так и с головой затянет. И времени, времени у меня нет перебираться через эту мерзость. Да и не дадут мне перебраться. Опять ногу подверну. Или руку сломаю. Эх, магов в этой самой Эртаине – что семечек в тыкве, изводу на них нет… а только мне туда путь заказан.
Зато если я не пробовал уклониться от намеченного не мною пути или поискать помощи, а просто шел себе и шел, подчиняясь власти Зова, дорога сама стелилась мне под ноги шелком-бархатом. Ни одного сучка, на который можно напороться. Ни даже камешка острого – ногу не поранить, не ушибить. И солнышка в меру, и ветерка по надобности… легко идти, привольно – знай себе шагай. Только побыстрей шагай, не задерживайся!
А, проваль – вот и думай, Дайр Кинтар, к чему бы это? То ли попросту оголодал Оршан… а что, очень даже может быть. Ну до того оголодал – совсем Его нетерпячка задавила. Дождаться не может, покуда лакомый кусочек Ему в пасть явится. Вот Он дорожку и расчищает. Чтобы, значит, судьба не споткнулась да вожделенную еду с подноса не вывернуло: кому ж охота из пустой плошки хлебать? Нет, мы еще вот здесь половицы выгладим да вот тут перильца приладим, тогда уж точно не споткнется никто… а двери всякие посторонние – двери запереть наглухо, замуровать, чтобы еду мимо рта не пронесли. Не то, чего доброго, завернет судьба в другую дверь – и прощай, вкусный Дайр Кинтар! Нет, надо, чтобы не пронесла мимо.
То ли и вправду Ему невтерпеж… то ли побаивается Пожиратель Душ. Вкусный-то Кинтар вкусный, да об него и зубки пообломать можно. Ведь был уже на алтаре – а сбежал! Прямо из миски, почти изо рта. Сбежал, котлета наглая! И не просто сбежал, а еще и поваров последних перебил… у-у, жратва дурная! Нельзя, чтобы котлеты вооруженными в миску ложились. Вооруженные котлеты фордыбачить начинают. Это молодым остренькое по вкусу, а с нас и предыдущего разгрома хватит. Незачем вкусному Кинтару оружие. Мы его безоружного скушаем.
Вот и разбери, попробуй – мои ли это мысли? Я ли сам от себя отшучиваюсь, чтоб не взвыть в голос? Храбрюсь, перышки распускаю? Или… или это Он? Свой ли ужас облекаю в слова – или это Его слова, это Его я слышу, как слышал давеча на алтаре, распростертый, связанный? Я ведь чуял Его тогда – могу чуять и теперь, я же меченый… неужто это Он? Неужто Он… неужто Он боится?
Кого – меня? Насмешил, Кинтар, ох и насмешил… А что, если и вправду? Если Он действительно боится? Боится… значит, есть чего бояться? Значит, не все так безнадежно, как мне в моем воображении рисовалось? Значит… у меня есть надежда?
Боится. Пожиратель Душ и Извратитель Естества боится Дайра Кинтара. Ну, по крайности, опасается. Надо же! Меня на моем веку много кто боялся, но такая жуткая тварь – в первый раз.
Вот об уважении у нас с Интаем на очередном привале речь и зашла. Об уважении – и не только.
– Послушай, – не очень внятно возгласил Интай, обгрызая последние остатки мяса с косточки, – я давно тебя спросить хотел… только ты не обижайся, ладно?
– Что ты, – помотал головой я, – какие там обиды!
– Я спросить хотел, – повторил Интай, откладывая косточку и очень старательно глядя не на меня, а на нее, – почему ты себя так не любишь?
Я едва лепешкой не подавился.
– Как это – не люблю? – изумленно вопросил я, когда отперхался. – Я себя знаешь, как уважаю…
– Может, и уважаешь, – дерзко перебил меня Интай. – Даже наверняка. Но не любишь.
Вот теперь он смотрел мне в глаза – и как смотрел!
– Ты себя высоко держишь, – сказал он. – И есть отчего. Но ты себя не любишь, мастер. Я же вижу.
Я хотел улыбнуться, возразить – дескать, что за ерунда, я себя вовсе даже люблю, очень люблю…
Хотел – и не возразил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Эх, парень, мне бы твое мужество. Оно бы мне куда как пригодилось. Я ведь не уверен, что, добравшись до Оршана, смогу, как ты… безоружный и беззащитный… такой же безоружный и беззащитный…
Ладно. Дорога моя, будем надеяться, кончается не завтра. Может, я еще успею научиться.
– Слушай, – перебил я Интая, – да ну его к свиньям, дядюшку твоего. Что это мы, право слово, все о грустном да о грустном! Давай-ка лучше я тебя погоняю, чем зря сидеть.
– В каком смысле? – не понял Интай.
– Приемчиков покажу, – ехидно пояснил я.
– Давай! – радостно завопил Интай, вскакивая на ноги.
* * *
Мальчишка оказался насквозь прав: вернуться за новым оружием мне и в самом деле никто не давал. Я, конечно, разок-другой попробовал – напрасные усилия. Что там порванная сумка или подвернутая нога? Мелочи. А вот бурелома не хотите? Бурелома, возникшего за спиной без малейшего дуновения ветерка? Стоило только развернуться и пройти немного – ан вот он, милейший. Развалился так, что ни обойти, ни объехать. Ну и что же, что полдня назад никакого бурелома и в помине не было? Зато теперь есть. И ведь не перелезешь: как-то так хитро деревья повалены что на одно ступишь, другое на тебя катится… надо будет запомнить, как они расположены. Если только жив останусь… да мне лучшего заграждения сроду не выдумать! Валы крепостные, стенки – ерунда это все. Вот такой бурелом… или пожар лесной, который гонит нас с Интаем очертя голову, не разбирая дороги… я всерьез подозревал, что довольно мне остановиться, и пожар угаснет сам собой. Не такой же Оршан дурак, в самом-то деле, чтобы намеченную жертву спалить живьем, так и не заполучив. Добро бы еще выбор был, а так я у Него один-разъединственный, неповторимейший из неповторимых.
Подозревал. Но пробовать не хотел.
Уже хотя бы потому, что это я – меченый, а Интай – нет, уж его-то Оршан спалит за милую душу. Как деревья, как кусты, как траву. Чем для Него несъедобный мальчишка отличается от несъедобного куста? А ничем. Так что лучше просто и незатейливо драпать, понадеясь, что огненная стена не догонит.
Правильно понадеялись. Не догнала. Мы успели добежать до реки, успели и переплыть ее. Сущее чудо, особенно если учесть, что плавает Интай чуть получше топора, так что через реку вплавь волочить его пришлось опять же мне.
Успели. Но возвращаться я с того раза напрочь зарекся.
Не только вернуться – в сторону с неведомой мне дороги соступить, и то не удавалось. В крохотную деревушку Уллим, пьяненькую насквозь и захолустную свыше пределов вообразимого, мы вошли беспрепятственно. Там себе и одежку всякую прикупили, и припасов дорожных, и подкормились.
А вот в Эртаину – городок, славный тем, что в нем невесть по каким причинам из поколения в поколение рождаются сильные маги – нам попасть так и не удалось. Дождь, неожиданно мощный для этого времени года. Паводок. Мост, разнесенный спятившей рекой на бревнышки. Берега, превратившиеся не то, что в топкое месиво, а просто-таки в болото: один неосторожный шаг – и увязнешь по пояс, а станешь брыкаться, так и с головой затянет. И времени, времени у меня нет перебираться через эту мерзость. Да и не дадут мне перебраться. Опять ногу подверну. Или руку сломаю. Эх, магов в этой самой Эртаине – что семечек в тыкве, изводу на них нет… а только мне туда путь заказан.
Зато если я не пробовал уклониться от намеченного не мною пути или поискать помощи, а просто шел себе и шел, подчиняясь власти Зова, дорога сама стелилась мне под ноги шелком-бархатом. Ни одного сучка, на который можно напороться. Ни даже камешка острого – ногу не поранить, не ушибить. И солнышка в меру, и ветерка по надобности… легко идти, привольно – знай себе шагай. Только побыстрей шагай, не задерживайся!
А, проваль – вот и думай, Дайр Кинтар, к чему бы это? То ли попросту оголодал Оршан… а что, очень даже может быть. Ну до того оголодал – совсем Его нетерпячка задавила. Дождаться не может, покуда лакомый кусочек Ему в пасть явится. Вот Он дорожку и расчищает. Чтобы, значит, судьба не споткнулась да вожделенную еду с подноса не вывернуло: кому ж охота из пустой плошки хлебать? Нет, мы еще вот здесь половицы выгладим да вот тут перильца приладим, тогда уж точно не споткнется никто… а двери всякие посторонние – двери запереть наглухо, замуровать, чтобы еду мимо рта не пронесли. Не то, чего доброго, завернет судьба в другую дверь – и прощай, вкусный Дайр Кинтар! Нет, надо, чтобы не пронесла мимо.
То ли и вправду Ему невтерпеж… то ли побаивается Пожиратель Душ. Вкусный-то Кинтар вкусный, да об него и зубки пообломать можно. Ведь был уже на алтаре – а сбежал! Прямо из миски, почти изо рта. Сбежал, котлета наглая! И не просто сбежал, а еще и поваров последних перебил… у-у, жратва дурная! Нельзя, чтобы котлеты вооруженными в миску ложились. Вооруженные котлеты фордыбачить начинают. Это молодым остренькое по вкусу, а с нас и предыдущего разгрома хватит. Незачем вкусному Кинтару оружие. Мы его безоружного скушаем.
Вот и разбери, попробуй – мои ли это мысли? Я ли сам от себя отшучиваюсь, чтоб не взвыть в голос? Храбрюсь, перышки распускаю? Или… или это Он? Свой ли ужас облекаю в слова – или это Его слова, это Его я слышу, как слышал давеча на алтаре, распростертый, связанный? Я ведь чуял Его тогда – могу чуять и теперь, я же меченый… неужто это Он? Неужто Он… неужто Он боится?
Кого – меня? Насмешил, Кинтар, ох и насмешил… А что, если и вправду? Если Он действительно боится? Боится… значит, есть чего бояться? Значит, не все так безнадежно, как мне в моем воображении рисовалось? Значит… у меня есть надежда?
Боится. Пожиратель Душ и Извратитель Естества боится Дайра Кинтара. Ну, по крайности, опасается. Надо же! Меня на моем веку много кто боялся, но такая жуткая тварь – в первый раз.
Вот об уважении у нас с Интаем на очередном привале речь и зашла. Об уважении – и не только.
– Послушай, – не очень внятно возгласил Интай, обгрызая последние остатки мяса с косточки, – я давно тебя спросить хотел… только ты не обижайся, ладно?
– Что ты, – помотал головой я, – какие там обиды!
– Я спросить хотел, – повторил Интай, откладывая косточку и очень старательно глядя не на меня, а на нее, – почему ты себя так не любишь?
Я едва лепешкой не подавился.
– Как это – не люблю? – изумленно вопросил я, когда отперхался. – Я себя знаешь, как уважаю…
– Может, и уважаешь, – дерзко перебил меня Интай. – Даже наверняка. Но не любишь.
Вот теперь он смотрел мне в глаза – и как смотрел!
– Ты себя высоко держишь, – сказал он. – И есть отчего. Но ты себя не любишь, мастер. Я же вижу.
Я хотел улыбнуться, возразить – дескать, что за ерунда, я себя вовсе даже люблю, очень люблю…
Хотел – и не возразил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119