Это всего лишь эмоция, а он должен уметь владеть собой. «Возможно, питекантропы обладали такими же эмоциями», – подумал он, подбирая подходящий способ самоубийства. Оказалось, это не так просто.
Конут удостоверился, что дверь заперта, подумал минутку и решил выпить напоследок. Нашел бутылку, налил в стакан, понюхал и громко сказал: «За будущие разновидности человека!» Осушив стакан, принялся за дело.
Мысль о смерти не чужда любому смертному, однако Конут никогда не рассматривал ее как ближайшее будущее. Это его беспокоило. Все там будем, утешил он себя (или почти все). Даже дети совершают самоубийства. Старики, опротивев сами себе, вздыхают и помогают себе уйти из жизни. Нервные люди поступают так из-за вымышленного оскорбления или от страха. Смельчаки идут на верную гибель на войне. Как пишут в древних историях, девушки выбирали смерть, чтобы не оказаться в султанском серале. Почему же Конуту так трудно?
Поскольку Конут был человеком методичным, он уселся за стол и принялся за составление списка, который озаглавил:
Способы смерти
1. Яд.
2. Вскрытие вен.
3. Прыжок из окна (или с моста).
4. Электрический ток.
Он приостановился. Электричество? Звучит не так плохо, особенно если учесть, что все вышеназванные способы он уже перепробовал. Приятно выбрать что-нибудь новенькое. Он налил себе еще стакан, чтобы все хорошенько обдумать, а потом развить бурную деятельность. В душе царило полное умиротворение.
– То, что я должен умереть, всего лишь справедливо, – уютно устроившись, сказал Конут, – ты слышишь, Джилсон?
Конечно, он не мог разговаривать с ними. Но, возможно, они его слышали. И, возможно, они беспокоятся. Печальная мысль, – он не хотел доставлять бессмертным беспокойство.
– Я прекрасно все понимаю, – сказал он вслух, – надеюсь, вы меня слышите. Я выполню вашу волю.
Он сделал паузу, бессознательно, по лекторской привычке, подняв палец.
– Предположим, – сказал он чуть погодя, – у меня рак в последней стадии. Предположим, я и Эст Кир попали в крушение на судне, и у нас только один спасательный пояс. Перед ним вся жизнь, а у меня, в лучшем случае, неделя мучений. Кто возьмет пояс?
Он покачал пальцем и прогремел:
– Эст Кир возьмет! А здесь тот же случай. У меня смертельная болезнь, я человек. И вопрос стоит так: их жизнь или моя.
Он налил себе еще и решил, что истина, которую в него вколачивали, слишком велика, чтобы исчезнуть вместе с ним. Он смахнул на пол лист со способами самоубийства и, мурлыкая, начал писать на следующем:
«Мы – дети, а бессмертные – мудрые в полном смысле этого слова. Как дети, мы нуждаемся в их знаниях. Они направляют нас, руководят нашими университетами и планируют наши действия; у них опыт веков, без них мы были бы потерянными, случайными частицами, статистическим хаосом. Но мы опасные дети, так что они должны хранить свой секрет, а тот, кто узнал его, должен умереть…»
Он гневно смял листок бумаги. Он чуть все не испортил! Из-за собственного тщеславия почти раскрыл секрет, ради сохранения которого должен умереть. Он стал шарить по полу в поисках первого листка, но вдруг остановился, задумчиво глядя на пол.
По правде говоря, он совсем не любил их.
Он выпрямился и печально наполнил стакан. Нет, тут он не может рассчитывать на себя, подумал он. Например, вскрыть вены. Вдруг кто-нибудь войдет, а что может быть неудобнее, чем очнуться на операционном столе с зашитыми венами и необходимостью приняться за эго проклятое дело вновь.
Он заметил, что стакан опять пуст, но не стал наполнять его. Он чувствовал, что уже достаточно выпил. Если бы он не был так возмутительно глуп, он чувствовал бы себя просто отлично, ибо что может быть лучше сознания, ч го очень скоро твоя смерть послужит высшим интересам в мире. Здорово…
Он встал и, лучезарно улыбаясь, уставился в окно. Возле Медцентра еще кишела толпа, добиваясь иммунизации. Глупцы, насколько ему лучше, чем им!
– Двойки столкните и тройки столкните: вот Сито Эратосфена, – пел он. – Постойте!
У него появилась хорошая мысль. Было бы кстати, подумал он, иметь в такое время поддержку мудрого старшего друга. Конут не должен беспокоиться о том, как умереть, чтобы не напортить чего-нибудь. Он должен дать Эсту Киру и его друзьям шанс. Расслабиться, прийти в состояние полусна… Возможно, еще выпить… Остальное сделают они сами.
– Сито Эратосфена, – весело допел он. – Когда улетучатся кратные числа, простые останутся там непременно! – он споткнулся и растянулся на кровати.
Спустя мгновение он в гневе поднялся. Он был не совсем честен! Если ему сложно найти подходящий способ самоубийства в своей комнате, как он может переложить эту трудность на плечи своего повелителя, Эста Кира?
Он очень рассердился на себя, но, подобрав бутылку, выйдя в коридор и распевая, что ищет подходящее для смерти место, он снова почувствовал себя прекрасно.
Сержант Рейм проверил баррикады перед загородкой аборигенов и отослал своих людей к Медцентру поддерживать порядок в толпе. Его люди трудились без отдыха; аборигены пытались заговорить с ними на пиджине, но полицейские были слишком заняты. Единственный говорящий по-английски более или менее сносно Матасура-сан не выходил из своей хижины, остальных было не понять.
Рейм взглянул на часы и решил, что у него есть время быстренько выпить чашку кофе, перед тем как отправиться на помощь своим людям в толпе. Хотя, мелькнула у него невеселая мысль, не лучше ли предоставить обезумевших людей самим себе, пусть передавят друг друга. По крайней мере это быстрая смерть. Хирург полицейского департамента в частном порядке сообщил, что прививки не действуют… Рейм испуганно обернулся, услышав девичий оклик.
Это была плачущая Лусилла.
– Пожалуйста, помогите мне! Конут куда-то делся, мой брат умер, и – я нашла вот это.
Она протянула сержанту листок бумаги с аккуратно выписанными Конутом способами самоубийства.
Тот факт, что Рейма оторвали от компьютерных занятий и послали сюда, чтобы сдерживать толпу, не оставлял сомнений в том, что ситуация чрезвычайная, но он был смущен и растерян. Несчастье с конкретным человеком гораздо более впечатляет, чем массовая паника. Он начал задавать обычные вопросы:
– Не знаете, где он может быть? Никаких соображений? Может, горничные видели его уходящим? Вы не справлялись? А почему…
Но у него не было времени допытываться, почему Лусилле не удалось опросить горничных, он понимал, что любой момент отсутствия Конута может стать моментом его смерти.
Они разыскали студента-дежурного, который нервничал, напуганный событиями, но все еще не покинул своего поста. И он видел Конута!
– Думаю, он спятил. Я пытался кое-что втолковать ему – вы помните Эгерта из его класса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Конут удостоверился, что дверь заперта, подумал минутку и решил выпить напоследок. Нашел бутылку, налил в стакан, понюхал и громко сказал: «За будущие разновидности человека!» Осушив стакан, принялся за дело.
Мысль о смерти не чужда любому смертному, однако Конут никогда не рассматривал ее как ближайшее будущее. Это его беспокоило. Все там будем, утешил он себя (или почти все). Даже дети совершают самоубийства. Старики, опротивев сами себе, вздыхают и помогают себе уйти из жизни. Нервные люди поступают так из-за вымышленного оскорбления или от страха. Смельчаки идут на верную гибель на войне. Как пишут в древних историях, девушки выбирали смерть, чтобы не оказаться в султанском серале. Почему же Конуту так трудно?
Поскольку Конут был человеком методичным, он уселся за стол и принялся за составление списка, который озаглавил:
Способы смерти
1. Яд.
2. Вскрытие вен.
3. Прыжок из окна (или с моста).
4. Электрический ток.
Он приостановился. Электричество? Звучит не так плохо, особенно если учесть, что все вышеназванные способы он уже перепробовал. Приятно выбрать что-нибудь новенькое. Он налил себе еще стакан, чтобы все хорошенько обдумать, а потом развить бурную деятельность. В душе царило полное умиротворение.
– То, что я должен умереть, всего лишь справедливо, – уютно устроившись, сказал Конут, – ты слышишь, Джилсон?
Конечно, он не мог разговаривать с ними. Но, возможно, они его слышали. И, возможно, они беспокоятся. Печальная мысль, – он не хотел доставлять бессмертным беспокойство.
– Я прекрасно все понимаю, – сказал он вслух, – надеюсь, вы меня слышите. Я выполню вашу волю.
Он сделал паузу, бессознательно, по лекторской привычке, подняв палец.
– Предположим, – сказал он чуть погодя, – у меня рак в последней стадии. Предположим, я и Эст Кир попали в крушение на судне, и у нас только один спасательный пояс. Перед ним вся жизнь, а у меня, в лучшем случае, неделя мучений. Кто возьмет пояс?
Он покачал пальцем и прогремел:
– Эст Кир возьмет! А здесь тот же случай. У меня смертельная болезнь, я человек. И вопрос стоит так: их жизнь или моя.
Он налил себе еще и решил, что истина, которую в него вколачивали, слишком велика, чтобы исчезнуть вместе с ним. Он смахнул на пол лист со способами самоубийства и, мурлыкая, начал писать на следующем:
«Мы – дети, а бессмертные – мудрые в полном смысле этого слова. Как дети, мы нуждаемся в их знаниях. Они направляют нас, руководят нашими университетами и планируют наши действия; у них опыт веков, без них мы были бы потерянными, случайными частицами, статистическим хаосом. Но мы опасные дети, так что они должны хранить свой секрет, а тот, кто узнал его, должен умереть…»
Он гневно смял листок бумаги. Он чуть все не испортил! Из-за собственного тщеславия почти раскрыл секрет, ради сохранения которого должен умереть. Он стал шарить по полу в поисках первого листка, но вдруг остановился, задумчиво глядя на пол.
По правде говоря, он совсем не любил их.
Он выпрямился и печально наполнил стакан. Нет, тут он не может рассчитывать на себя, подумал он. Например, вскрыть вены. Вдруг кто-нибудь войдет, а что может быть неудобнее, чем очнуться на операционном столе с зашитыми венами и необходимостью приняться за эго проклятое дело вновь.
Он заметил, что стакан опять пуст, но не стал наполнять его. Он чувствовал, что уже достаточно выпил. Если бы он не был так возмутительно глуп, он чувствовал бы себя просто отлично, ибо что может быть лучше сознания, ч го очень скоро твоя смерть послужит высшим интересам в мире. Здорово…
Он встал и, лучезарно улыбаясь, уставился в окно. Возле Медцентра еще кишела толпа, добиваясь иммунизации. Глупцы, насколько ему лучше, чем им!
– Двойки столкните и тройки столкните: вот Сито Эратосфена, – пел он. – Постойте!
У него появилась хорошая мысль. Было бы кстати, подумал он, иметь в такое время поддержку мудрого старшего друга. Конут не должен беспокоиться о том, как умереть, чтобы не напортить чего-нибудь. Он должен дать Эсту Киру и его друзьям шанс. Расслабиться, прийти в состояние полусна… Возможно, еще выпить… Остальное сделают они сами.
– Сито Эратосфена, – весело допел он. – Когда улетучатся кратные числа, простые останутся там непременно! – он споткнулся и растянулся на кровати.
Спустя мгновение он в гневе поднялся. Он был не совсем честен! Если ему сложно найти подходящий способ самоубийства в своей комнате, как он может переложить эту трудность на плечи своего повелителя, Эста Кира?
Он очень рассердился на себя, но, подобрав бутылку, выйдя в коридор и распевая, что ищет подходящее для смерти место, он снова почувствовал себя прекрасно.
Сержант Рейм проверил баррикады перед загородкой аборигенов и отослал своих людей к Медцентру поддерживать порядок в толпе. Его люди трудились без отдыха; аборигены пытались заговорить с ними на пиджине, но полицейские были слишком заняты. Единственный говорящий по-английски более или менее сносно Матасура-сан не выходил из своей хижины, остальных было не понять.
Рейм взглянул на часы и решил, что у него есть время быстренько выпить чашку кофе, перед тем как отправиться на помощь своим людям в толпе. Хотя, мелькнула у него невеселая мысль, не лучше ли предоставить обезумевших людей самим себе, пусть передавят друг друга. По крайней мере это быстрая смерть. Хирург полицейского департамента в частном порядке сообщил, что прививки не действуют… Рейм испуганно обернулся, услышав девичий оклик.
Это была плачущая Лусилла.
– Пожалуйста, помогите мне! Конут куда-то делся, мой брат умер, и – я нашла вот это.
Она протянула сержанту листок бумаги с аккуратно выписанными Конутом способами самоубийства.
Тот факт, что Рейма оторвали от компьютерных занятий и послали сюда, чтобы сдерживать толпу, не оставлял сомнений в том, что ситуация чрезвычайная, но он был смущен и растерян. Несчастье с конкретным человеком гораздо более впечатляет, чем массовая паника. Он начал задавать обычные вопросы:
– Не знаете, где он может быть? Никаких соображений? Может, горничные видели его уходящим? Вы не справлялись? А почему…
Но у него не было времени допытываться, почему Лусилле не удалось опросить горничных, он понимал, что любой момент отсутствия Конута может стать моментом его смерти.
Они разыскали студента-дежурного, который нервничал, напуганный событиями, но все еще не покинул своего поста. И он видел Конута!
– Думаю, он спятил. Я пытался кое-что втолковать ему – вы помните Эгерта из его класса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38