А затем я
снова достала свой блокнот и сделала еще несколько заметок по этике. Тема
была легкой: философия силы.
По существу, философия силы утверждает, что следует делать все, что
можно сделать безнаказанно. Вот если тебя наказывают, тогда ты не прав. Но
только в этом случае.
Спорить тут не о чем. Это замкнутая на себя система, логически
самосогласующаяся. Она не обращается ни к какому внешнему авторитету и не
спотыкается о собственные определения. Но мне она не нравится. Хоты бы
потому, что не подразумевает никакой разницы между "хорошим" и "лучшим",
естественно, в этическом плане. Важнее, однако, другое: сторонники
философии силы напирают именно на принцип безнаказанности, результаты
действий для них совершенно не важны. А это, извините, философия
срывающего злость двухлетнего ребенка.
Ту ночь мы провели в хижине, заперев дверь на засов и испытывая
жуткое довольство собой от того, что ночуем в доме собственной постройки.
Могу еще добавить, что пол оказался гораздо тверже почвы, хотя, может
быть, я просто не так устала в этот день.
Утро было туманное, и потом, когда туман поднялся, серые облака
по-прежнему висели низко над головой. Мы объединились в одну группу во
главе с мистером Марешалем. Мистер Писарро шел позади и нес канаты. Если
смотреть в сторону реки, наша хижина была слева, а сарай - справа; мы
ходили за бревнами вверх по реке, а марешальцы - вниз. И сейчас, все
вместе, мы шли вниз по течению, давно уже миновав то место, где следы
волокуш марешальцев отворачивали от реки по склону холма; позади остался и
плавный речной изгиб; обе постройки скрылись за поворотом. День был
пасмурный, но настроение бодрое, и наша шестерка вновь сбилась в тесную
команду.
Больше мили мы двигались, выбирая дорогу, иногда уходя далеко от
берега и углубляясь в лес, так что получилась неплохая прогулка. Наконец,
выбравшись на песчаный пляж, мы увидели на противоположном берегу
сравнительно пологий и подходящий для подъема склон.
- Придется нам поплавать, - сказал мистер Марешаль и вошел в воду по
пояс - такая глубина была примерно на четверти ширины реки.
Потом начали переправляться мы, а оба наших руководителя нас
страховали. Вода была холодной, и на этот раз никакого удовольствия от
вынужденного купания мы не получили. И можете мне поверить, куда приятнее
сушить одежду, сняв ее с себя, а не прямо на теле. Короче, выбравшись на
берег, я дрожала мелкой дрожью, и капли с меня стекали, словно с дерева
под дождем. Потом реку переплыли мистер Марешаль и мистер Писарро, и,
продираясь сквозь подлесок и беспорядочно наваленные камни, мы стали
подниматься по склону. И когда я добралась до самого верха, то уже, по
крайней мере, не дрожала.
Стоя среди деревьев на краю обрыва, мы смотрели с высоты на пологий
лесистый склон на другой стороне реки. Он был похож на огромный,
темно-зеленый, стелющийся вверх ковер. Затем мы свернули в лес, довольно
долго шли и наконец снова оказались на краю обрыва, как раз напротив
лагеря. Между нами и кажущимся таким уютным лагерем пролегла глубоко внизу
река.
На самом краю стоять было неприятно - страшно. Подобравшись на
коленках, я заглянула в бездну. Да уж, падать здесь было высоковато. Чтобы
убиться, такая высота совсем не нужна; и точное знание числа этих метров
представляет в данном случае интерес чисто академический. Казалось, там,
внизу, на крохотном пятачке сможет уместиться всего лишь один человек, не
больше. Но, как нам затем объяснили, здесь, наверху, к деревьям будут
привязаны два каната, и каждый из нас должен будет спуститься с обрыва,
обвязавшись канатом вокруг пояса. Глядя вниз, я находила эту затею не
очень-то удачной.
- Ну? - осведомился мистер Марешаль. - Кто первым собирается это
испробовать?
- Я и Миа, - сказал Джимми.
Мистер Марешаль посмотрел на меня, и я кивнула - "да". Мне не
нравилась затея, но это должен был проделать каждый, значит, моя очередь
рано или поздно все равно бы настала. И я не видела причины возражать
против того, чтобы покончить с делом поскорее.
Канаты привязали к деревьям, затем - сложным образом обвязали вокруг
наших поясов. Мистер Марешаль продемонстрировал нам с Джимми, как все это
срабатывало. Фактически нам предстояло сесть в движущуюся петлю, которая,
свободно скользя по канату, спускалась до самой земли.
По сигналу мы встали спинами к реке, туго натянув канаты. Я
посмотрела вниз, вздохнула, зажмурилась - и сделала шаг назад... Несколько
мгновений я просто травила канат, затем остановилась и покачалась на
месте, упершись ногами в отвесную стену обрыва. Я даже удивилась, как все
здорово сработало. Снова оттолкнувшись, я спустилась еще футов на
шесть-семь. Мне стало весело, и, посмотрев на Джимми, я рассмеялась. И
вдруг, чуть ли не раньше, чем я это осознала, я оказалась внизу. На ногах.
Берег был гораздо шире, чем казался сверху, футов пять или шесть шириной.
Джимми приземлился почти одновременно со мной. Освободившись от
канатов, мы помахали ребятам наверху.
- Это очень легко! - крикнул Джимми.
- И не страшно! - добавила я.
Канаты поползли вверх. Джимми предложил:
- Какой смысл здесь стоять, а? Давай переплывем через реку.
Так мы и сделали и, усевшись на крыльце хижины, стали смотреть, как
спускается с обрыва следующая пара.
- Кстати, спасибо, что ты меня... завербовал, - сказала я.
- Я знаю, - сказал Джимми. - Ты - сорви-голова из-под палки. Но разве
это не ты ползала по воздуховодам?
- То другое дело, - ответила я. - Там была моя идея.
В конце декабря, как раз перед самым праздником Конца Года, на
Корабль вернулась группа, проходившая Испытание на Новой Далмации. Из
сорока двух человек не подали сигнал о подъеме семеро. Одним из них был
Джек Брофи, которого я немного знала еще по Альфинг-Куоду. И конечно, я не
могла не задуматься: а вернусь ли я сама на Корабль через год? Но довольно
скоро я выбросила из головы эти мысли. Конец Года - слишком веселый
праздник, чтобы думать о неприятном. И кроме того, я обнаружила нечто
совершенно сногсшибательное - оно завладело моими мыслями и заставило
по-иному взглянуть на мать.
Конец Года - это пять или шесть дней празднеств. В 2198 невисокосном
году - пять. В одной из прочитанных книг я обнаружила, что до реформы
календаря день високосного года приплюсовывали к февралю. (Это было частью
мнемонических правил, которые помогали вам запомнить, сколько дней должно
быть в каждом из месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
снова достала свой блокнот и сделала еще несколько заметок по этике. Тема
была легкой: философия силы.
По существу, философия силы утверждает, что следует делать все, что
можно сделать безнаказанно. Вот если тебя наказывают, тогда ты не прав. Но
только в этом случае.
Спорить тут не о чем. Это замкнутая на себя система, логически
самосогласующаяся. Она не обращается ни к какому внешнему авторитету и не
спотыкается о собственные определения. Но мне она не нравится. Хоты бы
потому, что не подразумевает никакой разницы между "хорошим" и "лучшим",
естественно, в этическом плане. Важнее, однако, другое: сторонники
философии силы напирают именно на принцип безнаказанности, результаты
действий для них совершенно не важны. А это, извините, философия
срывающего злость двухлетнего ребенка.
Ту ночь мы провели в хижине, заперев дверь на засов и испытывая
жуткое довольство собой от того, что ночуем в доме собственной постройки.
Могу еще добавить, что пол оказался гораздо тверже почвы, хотя, может
быть, я просто не так устала в этот день.
Утро было туманное, и потом, когда туман поднялся, серые облака
по-прежнему висели низко над головой. Мы объединились в одну группу во
главе с мистером Марешалем. Мистер Писарро шел позади и нес канаты. Если
смотреть в сторону реки, наша хижина была слева, а сарай - справа; мы
ходили за бревнами вверх по реке, а марешальцы - вниз. И сейчас, все
вместе, мы шли вниз по течению, давно уже миновав то место, где следы
волокуш марешальцев отворачивали от реки по склону холма; позади остался и
плавный речной изгиб; обе постройки скрылись за поворотом. День был
пасмурный, но настроение бодрое, и наша шестерка вновь сбилась в тесную
команду.
Больше мили мы двигались, выбирая дорогу, иногда уходя далеко от
берега и углубляясь в лес, так что получилась неплохая прогулка. Наконец,
выбравшись на песчаный пляж, мы увидели на противоположном берегу
сравнительно пологий и подходящий для подъема склон.
- Придется нам поплавать, - сказал мистер Марешаль и вошел в воду по
пояс - такая глубина была примерно на четверти ширины реки.
Потом начали переправляться мы, а оба наших руководителя нас
страховали. Вода была холодной, и на этот раз никакого удовольствия от
вынужденного купания мы не получили. И можете мне поверить, куда приятнее
сушить одежду, сняв ее с себя, а не прямо на теле. Короче, выбравшись на
берег, я дрожала мелкой дрожью, и капли с меня стекали, словно с дерева
под дождем. Потом реку переплыли мистер Марешаль и мистер Писарро, и,
продираясь сквозь подлесок и беспорядочно наваленные камни, мы стали
подниматься по склону. И когда я добралась до самого верха, то уже, по
крайней мере, не дрожала.
Стоя среди деревьев на краю обрыва, мы смотрели с высоты на пологий
лесистый склон на другой стороне реки. Он был похож на огромный,
темно-зеленый, стелющийся вверх ковер. Затем мы свернули в лес, довольно
долго шли и наконец снова оказались на краю обрыва, как раз напротив
лагеря. Между нами и кажущимся таким уютным лагерем пролегла глубоко внизу
река.
На самом краю стоять было неприятно - страшно. Подобравшись на
коленках, я заглянула в бездну. Да уж, падать здесь было высоковато. Чтобы
убиться, такая высота совсем не нужна; и точное знание числа этих метров
представляет в данном случае интерес чисто академический. Казалось, там,
внизу, на крохотном пятачке сможет уместиться всего лишь один человек, не
больше. Но, как нам затем объяснили, здесь, наверху, к деревьям будут
привязаны два каната, и каждый из нас должен будет спуститься с обрыва,
обвязавшись канатом вокруг пояса. Глядя вниз, я находила эту затею не
очень-то удачной.
- Ну? - осведомился мистер Марешаль. - Кто первым собирается это
испробовать?
- Я и Миа, - сказал Джимми.
Мистер Марешаль посмотрел на меня, и я кивнула - "да". Мне не
нравилась затея, но это должен был проделать каждый, значит, моя очередь
рано или поздно все равно бы настала. И я не видела причины возражать
против того, чтобы покончить с делом поскорее.
Канаты привязали к деревьям, затем - сложным образом обвязали вокруг
наших поясов. Мистер Марешаль продемонстрировал нам с Джимми, как все это
срабатывало. Фактически нам предстояло сесть в движущуюся петлю, которая,
свободно скользя по канату, спускалась до самой земли.
По сигналу мы встали спинами к реке, туго натянув канаты. Я
посмотрела вниз, вздохнула, зажмурилась - и сделала шаг назад... Несколько
мгновений я просто травила канат, затем остановилась и покачалась на
месте, упершись ногами в отвесную стену обрыва. Я даже удивилась, как все
здорово сработало. Снова оттолкнувшись, я спустилась еще футов на
шесть-семь. Мне стало весело, и, посмотрев на Джимми, я рассмеялась. И
вдруг, чуть ли не раньше, чем я это осознала, я оказалась внизу. На ногах.
Берег был гораздо шире, чем казался сверху, футов пять или шесть шириной.
Джимми приземлился почти одновременно со мной. Освободившись от
канатов, мы помахали ребятам наверху.
- Это очень легко! - крикнул Джимми.
- И не страшно! - добавила я.
Канаты поползли вверх. Джимми предложил:
- Какой смысл здесь стоять, а? Давай переплывем через реку.
Так мы и сделали и, усевшись на крыльце хижины, стали смотреть, как
спускается с обрыва следующая пара.
- Кстати, спасибо, что ты меня... завербовал, - сказала я.
- Я знаю, - сказал Джимми. - Ты - сорви-голова из-под палки. Но разве
это не ты ползала по воздуховодам?
- То другое дело, - ответила я. - Там была моя идея.
В конце декабря, как раз перед самым праздником Конца Года, на
Корабль вернулась группа, проходившая Испытание на Новой Далмации. Из
сорока двух человек не подали сигнал о подъеме семеро. Одним из них был
Джек Брофи, которого я немного знала еще по Альфинг-Куоду. И конечно, я не
могла не задуматься: а вернусь ли я сама на Корабль через год? Но довольно
скоро я выбросила из головы эти мысли. Конец Года - слишком веселый
праздник, чтобы думать о неприятном. И кроме того, я обнаружила нечто
совершенно сногсшибательное - оно завладело моими мыслями и заставило
по-иному взглянуть на мать.
Конец Года - это пять или шесть дней празднеств. В 2198 невисокосном
году - пять. В одной из прочитанных книг я обнаружила, что до реформы
календаря день високосного года приплюсовывали к февралю. (Это было частью
мнемонических правил, которые помогали вам запомнить, сколько дней должно
быть в каждом из месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70