Казалось, что предметы сами выделяют ее и потом прячутся под рыхлым мягким слоем. Обескураженный, он садился на стул и спрашивал громко себя, а может, Элисабед:
— Что я такого сделал?
Вахтанг перед отъездом как будто помирился с ним. За это он был бесконечно благодарен сыну, хотя в глубине души считал, что тот обошелся с ним несправедливо— он так же не понимал его, как и все остальные. Но главная беда состояла в том, что он сам не мог разобраться, правильно ли поступил на этот раз.
Иногда заглядывала к ним Ксения. Иона не любил, когда она приходила. Никогда у него к ней душа не лежала, но что делать — не выгонишь ведь. А Ксения после того случая и вовсе другом семьи сделалась: за Элисабед ухаживала, обед готовила, убирала, стирала. Элисабед радовалась ее приходу, в разговорах с ней отводила душу. Стоило появиться Ионе, как они замолкали и откровенно ждали, когда он уйдет. Ксения снова посматривала на него косо и относилась к нему пренебрежительно. Может, Элисабед ее так настраивала? «Чего она вообще повадилась,— сердился Иона.— Кто ее приглашал? Мы уж как-нибудь сами разберемся».
Но Ксения во все вмешивалась: «Дома ни крошки хлеба, а ты сидишь, сложа руки,— сказала она Ионе.— Больной нужно питание. Наши учителя ездят в Самтредиа и привозят оттуда сыр, фасоль, кукурузную муку». Иона пошел в комнату жены и спросил, что из вещей можно отвезти на рынок. Элисабед отвернулась к стене и ничего не ответила. Иона достал из шкафа свое пальто и каракулевую шапку. В Самтредиа он выменял их па мешок муки, сыр и лобио. Все это он с трудом дотащил до дому, обливаясь холодным потом при мысли, что его могут принять за спекулянта.
Ксения испекла мчади — кукурузную лепешку — и сварила лобио. Возле кровати Элисабед Иона поставил маленький столик, накрыл его салфеткой и, когда Ксения внесла дымящуюся миску, потирая руки, сказал:
— Ох-ох-ох, как мы сейчас поедим!
Ему казалось, что таким образом он делает шаг к примирению. Он сел на кровать, отломил кусок от горячей лепешки, подул на пальцы, чтобы показать, какая она горячая, и тут встретил взгляд жены, полный такой неприкрытой ненависти, что кусок застрял- у него в горле. Он отставил тарелку и вышел на кухню. Нарез некоторое время Ксения вынесла ему поесть.
— Спасибо, Ксения, не знаю, как тебя благодарить,— с жалкой улыбкой пробормотал Иона.
— Убить вас, мужиков, мало! — с достоинством ответила Ксения и вернулась к Элисабед.
Иона так и остался стоять с тарелкой в руках. Есть он не мог, поставил тарелку на стол и тихонько вышел.
Шел дождь. Но Иона заметил это только после того, как сосед крикнул ему из окна, что он совсем вымок. Тогда Иона опять улыбнулся покорно и униженно, вытер мокрое лицо ладонями и пошел в город.
В духанчике подле цирка он выпил кислого вина из литровой банки и окончательно пришел в себя. В духане было полно народу. Какой-то моряк сидел на полу, а его дружок шумно и безуспешно пытался его поднять. Острый аромат камфарных деревьев, растворенный в чистом морском воздухе, сообщал телу ловкость и невесомость. «Подняться бы в небо и повиснуть там, как аэростат, в одиночестве,— подумал Иона.— А впрочем... Разве я и здесь не одинок?» Он остановился, испуганный собственным кощунством: «Господи, не слушай меня, дурака. У меня такой сын, а я на одиночество жалуюсь!»
Кто знает: сколько людей умирает ежедневно? Нет, все равно, пока на потеряешь кого-нибудь из близких, не почувствуешь, что такое смерть. За это и не любят меня, что я глупости болтаю. А что им за дело, я ведь сам с собой разговариваю, никому не мешаю. Бедная Элисабед! Й чего она убивается? За двадцать лет могла бы понять, что за муж у нее. Правда, иногда он думает одно, а говорит другое. Но разве он виноват, если у него почему-то так получается?
Иона и сам не заметил, как очутился возле дома Силована. Силован уже поужинал, на тарелке оставался только кусок мчади.
— Где ты так промок, Иона? — Силован придвинул гостю стул. Иона, наморщив лоб, мучительно пытался вспомнить, зачем он сюда пришел. Силован терпеливо ждал, когда Иона объяснит причину столь позднего визита. В такой час люди не ходят в гости просто так. Но Иона молчал, и тогда хозяин осторожно спросил:
— Что слышно от Вахтанга?.
— Ничего,— вздохнул Иона.
— Сколько времени прошло, как он уехал?
— Шесть месяцев.
Опять пауза. И снова Силован нарушил молчание:
— Ты слышал, Иполитэ скончался?,
— Какой Иполитэ?
— Чкуасели.
— Остался у него кто-нибудь?
— Никого,— Силован подошел к буфету.— Чем тебя угостить?..
— Я ничего не хочу, спасибо,
— Водочки выпьешь?
— Что ты, что ты! — замахал руками Иона.
— Как же тогда? — растерянно остановился Силован посреди своей тесной комнатушки.
— Да никак. Посижу немного и уйду.
— Сиди хоть до утра, как тебе не стыдно церемониться!
Силован поставил на стол жестянку с табаком, и оба принялись скручивать козью ножку. Это занятие немного рассеяло возникшую было неловкость.
— Хороший табак,— сказал Силован, затягиваясь.
— Хороший,— согласился Иона и посмотрел на горящий кончик самокрутки.— Хороший,— повторил он и, помолчав, сказал: — Почему человек так устроен, никак не пойму.
— Как? — спросил Силован в надежде, что сейчас выяснится, зачем пришел Иона.
— Да вот, сам не знаю, как...
- А-а,— разочарованно протянул хозяин.
— Вот, например...— Иона обвел глазами стол. Силоан догадался и подставил ему пепельницу.— Вот, м 1жем, Иполитэ помер и как будто ничего. А ведь я с детства его знал, каждый день на улице с ним встреча- дней Здоровались.
Смерть потеряла свою цену, Иона.
— Потеряла цену?
— Да. Сейчас умирают миллионы людей, и ничья смерть никого не удивляет.
— Но мы-то, мы почему не удивляемся, мы ведь еще живы! Или, может, и мы давно померли, только не знаем об этом?
— Выдумщик ты! — рассмеялся Силован:
— Нет, ты скажи мне, почему человек так устроен?
— Не понимаю, о чем ты?
— Я о том, что мы грызем, жрем друг друга.
— Война,— коротко ответил Силован»
— Я сейчас не о войне.
— Тогда о чем же?
— Не знаю,— Иона умолк.
— Чудак был покойный Иполитэ,— Силован улыбался своим мыслям.— Говорят, когда он женился, один, без жены, отправился в свадебное путешествие. Так, говорит, дешевле обойдется.
— Ну и что же? — заупрямился Иона.— Все равно он был таким же человеком, как все.
— Я шучу. Не сердись.
— Ты мне лучше назови человека, у которого бы не было недостатков.
— Таких не бывает.
— Вот именно! — обрадовался Иона.— Тогда почему же мы не даем житья друг другу?
— Что-то не пойму я тебя сегодня, Иона, выражайся яснее,— попросил Силован.
— Интересно, когда я умру, что обо мне скажут?
— Тебе рано об этом думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Что я такого сделал?
Вахтанг перед отъездом как будто помирился с ним. За это он был бесконечно благодарен сыну, хотя в глубине души считал, что тот обошелся с ним несправедливо— он так же не понимал его, как и все остальные. Но главная беда состояла в том, что он сам не мог разобраться, правильно ли поступил на этот раз.
Иногда заглядывала к ним Ксения. Иона не любил, когда она приходила. Никогда у него к ней душа не лежала, но что делать — не выгонишь ведь. А Ксения после того случая и вовсе другом семьи сделалась: за Элисабед ухаживала, обед готовила, убирала, стирала. Элисабед радовалась ее приходу, в разговорах с ней отводила душу. Стоило появиться Ионе, как они замолкали и откровенно ждали, когда он уйдет. Ксения снова посматривала на него косо и относилась к нему пренебрежительно. Может, Элисабед ее так настраивала? «Чего она вообще повадилась,— сердился Иона.— Кто ее приглашал? Мы уж как-нибудь сами разберемся».
Но Ксения во все вмешивалась: «Дома ни крошки хлеба, а ты сидишь, сложа руки,— сказала она Ионе.— Больной нужно питание. Наши учителя ездят в Самтредиа и привозят оттуда сыр, фасоль, кукурузную муку». Иона пошел в комнату жены и спросил, что из вещей можно отвезти на рынок. Элисабед отвернулась к стене и ничего не ответила. Иона достал из шкафа свое пальто и каракулевую шапку. В Самтредиа он выменял их па мешок муки, сыр и лобио. Все это он с трудом дотащил до дому, обливаясь холодным потом при мысли, что его могут принять за спекулянта.
Ксения испекла мчади — кукурузную лепешку — и сварила лобио. Возле кровати Элисабед Иона поставил маленький столик, накрыл его салфеткой и, когда Ксения внесла дымящуюся миску, потирая руки, сказал:
— Ох-ох-ох, как мы сейчас поедим!
Ему казалось, что таким образом он делает шаг к примирению. Он сел на кровать, отломил кусок от горячей лепешки, подул на пальцы, чтобы показать, какая она горячая, и тут встретил взгляд жены, полный такой неприкрытой ненависти, что кусок застрял- у него в горле. Он отставил тарелку и вышел на кухню. Нарез некоторое время Ксения вынесла ему поесть.
— Спасибо, Ксения, не знаю, как тебя благодарить,— с жалкой улыбкой пробормотал Иона.
— Убить вас, мужиков, мало! — с достоинством ответила Ксения и вернулась к Элисабед.
Иона так и остался стоять с тарелкой в руках. Есть он не мог, поставил тарелку на стол и тихонько вышел.
Шел дождь. Но Иона заметил это только после того, как сосед крикнул ему из окна, что он совсем вымок. Тогда Иона опять улыбнулся покорно и униженно, вытер мокрое лицо ладонями и пошел в город.
В духанчике подле цирка он выпил кислого вина из литровой банки и окончательно пришел в себя. В духане было полно народу. Какой-то моряк сидел на полу, а его дружок шумно и безуспешно пытался его поднять. Острый аромат камфарных деревьев, растворенный в чистом морском воздухе, сообщал телу ловкость и невесомость. «Подняться бы в небо и повиснуть там, как аэростат, в одиночестве,— подумал Иона.— А впрочем... Разве я и здесь не одинок?» Он остановился, испуганный собственным кощунством: «Господи, не слушай меня, дурака. У меня такой сын, а я на одиночество жалуюсь!»
Кто знает: сколько людей умирает ежедневно? Нет, все равно, пока на потеряешь кого-нибудь из близких, не почувствуешь, что такое смерть. За это и не любят меня, что я глупости болтаю. А что им за дело, я ведь сам с собой разговариваю, никому не мешаю. Бедная Элисабед! Й чего она убивается? За двадцать лет могла бы понять, что за муж у нее. Правда, иногда он думает одно, а говорит другое. Но разве он виноват, если у него почему-то так получается?
Иона и сам не заметил, как очутился возле дома Силована. Силован уже поужинал, на тарелке оставался только кусок мчади.
— Где ты так промок, Иона? — Силован придвинул гостю стул. Иона, наморщив лоб, мучительно пытался вспомнить, зачем он сюда пришел. Силован терпеливо ждал, когда Иона объяснит причину столь позднего визита. В такой час люди не ходят в гости просто так. Но Иона молчал, и тогда хозяин осторожно спросил:
— Что слышно от Вахтанга?.
— Ничего,— вздохнул Иона.
— Сколько времени прошло, как он уехал?
— Шесть месяцев.
Опять пауза. И снова Силован нарушил молчание:
— Ты слышал, Иполитэ скончался?,
— Какой Иполитэ?
— Чкуасели.
— Остался у него кто-нибудь?
— Никого,— Силован подошел к буфету.— Чем тебя угостить?..
— Я ничего не хочу, спасибо,
— Водочки выпьешь?
— Что ты, что ты! — замахал руками Иона.
— Как же тогда? — растерянно остановился Силован посреди своей тесной комнатушки.
— Да никак. Посижу немного и уйду.
— Сиди хоть до утра, как тебе не стыдно церемониться!
Силован поставил на стол жестянку с табаком, и оба принялись скручивать козью ножку. Это занятие немного рассеяло возникшую было неловкость.
— Хороший табак,— сказал Силован, затягиваясь.
— Хороший,— согласился Иона и посмотрел на горящий кончик самокрутки.— Хороший,— повторил он и, помолчав, сказал: — Почему человек так устроен, никак не пойму.
— Как? — спросил Силован в надежде, что сейчас выяснится, зачем пришел Иона.
— Да вот, сам не знаю, как...
- А-а,— разочарованно протянул хозяин.
— Вот, например...— Иона обвел глазами стол. Силоан догадался и подставил ему пепельницу.— Вот, м 1жем, Иполитэ помер и как будто ничего. А ведь я с детства его знал, каждый день на улице с ним встреча- дней Здоровались.
Смерть потеряла свою цену, Иона.
— Потеряла цену?
— Да. Сейчас умирают миллионы людей, и ничья смерть никого не удивляет.
— Но мы-то, мы почему не удивляемся, мы ведь еще живы! Или, может, и мы давно померли, только не знаем об этом?
— Выдумщик ты! — рассмеялся Силован:
— Нет, ты скажи мне, почему человек так устроен?
— Не понимаю, о чем ты?
— Я о том, что мы грызем, жрем друг друга.
— Война,— коротко ответил Силован»
— Я сейчас не о войне.
— Тогда о чем же?
— Не знаю,— Иона умолк.
— Чудак был покойный Иполитэ,— Силован улыбался своим мыслям.— Говорят, когда он женился, один, без жены, отправился в свадебное путешествие. Так, говорит, дешевле обойдется.
— Ну и что же? — заупрямился Иона.— Все равно он был таким же человеком, как все.
— Я шучу. Не сердись.
— Ты мне лучше назови человека, у которого бы не было недостатков.
— Таких не бывает.
— Вот именно! — обрадовался Иона.— Тогда почему же мы не даем житья друг другу?
— Что-то не пойму я тебя сегодня, Иона, выражайся яснее,— попросил Силован.
— Интересно, когда я умру, что обо мне скажут?
— Тебе рано об этом думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17