И с ручным пулеметом — на ланци. Брат говорил: он был как Зевс, как самый сильный бог. И ланци в страхе побежали!.. Мальчишки не хотели верить, что уже потом он погиб от шальной пули...
— Вы так рассказываете, будто были рядом с ними...
— Поверите ли, даже ездили к памятнику. Ему цветов в горах нарвали... Кое-что мальчишки помнят всю жизнь...
Антонио долго молчал. Не представлял он, что все то далекое, казалось, смутно жившее только в его памяти, вот так воскресло... Селенье, в которое они ехали и которого он никогда не видел, будто стало родным, быть может, потому, что связано это с тем лучшим, о чем думал с еще не осознанной гордостью отца,— недаром жил на свете Филиппо. И его имя могло бы быть там, на белом мраморе.
— А где сейчас Никколо? Что он делает? — снова заговорил Антонио.
Джузеппе ответил не сразу и не очень охотно. - Он в Милане... Вообще-то, как я, тоже рабочий, но состоит в руководстве профсоюзов.
— И он... коммунист?
— Да...— суховато проронил Джузеппе, и, видимо, не желая продолжать разговор на эту тему, сказал, что прежде всего они заедут в таверну. Франческо Казакова все знают, и он всех знает,— решительно заключил Джузеппе.
Антонио невольно улыбнулся. Когда-то в молодые годы ему попала книжка о любовных похождениях Казановы, и он сказал об этом. Джузеппе так заразительно захохотал, что и старик невольно улыбнулся.
— Да, да, благодаря этой его фамилии партизанам удалось провести за нос ланци! — И шофер рассказал, как Казанова пришел со своим другом Рафаэлем к фашистскому начальнику попросить пропуск. У него, мол, заболел отец. На самом же деле надо было срочно связаться с партизанами. Конечно, припрятанный для, совершенно особого случая коньяк должен был смягчить фашиста. Тот, услышав фамилию Казановы, погрозил ему пальцем: о, плут, я, мол, кое-что знаю о твоих по-
хождениях. Рафаэль с серьезным видом подтвердил: кто же не знает, какие грешки водятся за Казановой?
— Так тот жил больше ста лет назад! — смеясь, воскликнул Антонио.
— Это вы знаете! — весело продолжал Джузеппе.— А тупой, как ржавая пила, ланци, наверное, вообще ничего не читал. Слышал о таком ловеласе, и все тут. Тем более что Рафаэль — он был куда более бойкий, чем наш Казанова,— тут же подмигнул ланци: все именно так. И тот, выписывая пропуск, потребовал, чтобы Казанова и для него присмотрел синьорину. На что наш герой скромно ответил: уж как получится.
— Наверное, партизаны придумали все это,— вытирая глаза, на которые от смеха набежали слезы, сказал старик.
— Придумали или нет, но Казанова в это верит. Кстати, он до сих пор не женат. Сам стряпает, подает, ведет хозяйство — словом, увидите.
— Давно так не смеялся,— сказал Антонио.
— У нас климат "особый — много солнца, не'унываем. К нам через горы и ущелья не так-то легко пробиться чужакам.
Из-за поворота появился седой мул, груженный корзинами, в которых стояли бутылки с вином. Крестьянин, здороваясь с Джузеппе, снял широкополую шляпу и приветственно помахал ею.
— Запасается,— кивнул в его сторону шофер.— Замуж дочку выдает. Они там еще выше в горах живут.
— Куда ж еще выше,— Антонио глянул из кабины. Отвесная скала уходила в синее ущелье, вдоль которого тонкой прозрачной пеленой лежал туман и лишь кое-где, будто осколки стекла, поблескивала струившаяся по дну речушка. На противоположном склоне алели осенней листвой террасы виноградников. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь монотонным урчанием мотора.
Селенье открылось внезапно. Выкрашенные в светлые тона домики причудливо раскинулись на пологом склоне, утопая в зелени оливковых и апельсиновых деревьев.
И снова шофер бросил быстрый взгляд на своего пассажира:
— Нравится?
— Еще бы?! Красиво тут у вас.
В зеленых двориках бегали дети, полоскалось на свежем ветру белье, у дороги два здоровенных сенбернара лениво подняли морды, глядя на приближающуюся машину.
— Зимой в горах — незаменимые помощники,— Джу-зеппе хотел, чтобы гость вполне оценил своеобразие этих мест.
Остановились у таверны, стоявшей несколько в стороне от дороги.
Навстречу им вышел хозяин. Это был невысокий, худощавый, очень подвижный для своих лет человек с небольшими умными глазами и ласковой, обаятельной улыбкой, совершенно менявшей его морщинистое смуглое лицо.
С Джузеппе он обменялся крепким рукопожатием и негромко спросил:
— Отсюда к Никколо?
— Как обычно. Он собирается выехать в Комизо на два-три месяца, но сначала мне надо повидать Джино. Он еще не приехал?
— Уже здесь, в селенье, зашел по делу. Сейчас и сюда придет.
— Хорошо,— Джузеппе обернулся к Антонио, который уже вышел из кабины.— Знакомьтесь!
Узнав, что Антонио — отец партизана, воевавшего в этих краях, Казанова порывисто обнял старика и ввел в таверну.
Просторная светлая комната была отгорожена легкой дощатой перегородкой от кухни. Несколько посетителей сидело за длинным массивным столом. Стены были увешаны всевозможными охотничьими трофеями и сувенирами побывавших здесь посетителей. На самом видном месте над стойкой, возле пестро раскрашенной статуэтки, изображавшей святого Франциска, лежали рядом с большой матрешкой шесть раскрашенных деревянных ложек, и, указав на все это, Казакова с гордостью сказал:
— Подарок русских.
Он, очевидно, всем сообщал, откуда и как попали к нему сувениры.
— Знакомьтесь, отец нашего партизана,— продолжал он, уже обращаясь к сидевшим за столами гостям. Те подвинулись, освобождая место для Антонио, хотя тут же стоял еще один стол, налили вина, отрезали ломоть пирога.
— Я как чувствовал, что сегодня у нас будет гость издалека,— продолжал Казанова, тоже присаживаясь к столу.— Угощайтесь, синьор Антонио, и не стесняйтесь,
здесь все свои.— Он поочередно представил старику своих посетителей.
— Я думаю, найдутся партизаны, которые вспомнят вашего Филиппо,— проговорил Джузеппе.— Надо только разговориться.
— А я и сейчас помню,— неожиданно произнес могучего сложения пожилой мужчина, стоявший в дверях таверны. Чуть запрокинув голову с копной будто инеем посеребренных волос, он, улыбаясь, смотрел на собравшихся.
— Компаньо Джино!
— Тигре! — раздались возгласы.
Антонио было известно, что партизаны и коммунисты, обращаясь друг к другу, говорят не «синьор», а «компаньо».
— Он был командиром нашего партизанского отряда,— пояснил Казанова сидевшему рядом с ним Антонио.—Тигре — его партизанская кличка.
Антонио кивнул. Ему казалось, что именно таким описывал ему своего командира Филиппо. Гордо поднятая голова, словно из темного мрамора высеченное лицо с резко очерченным подбородком и высокими скулами. Невозможно было представить себе этого человека вялым, ожиревшим. Будто время, как на скале, оставляло свои отметины, но это все равно была скала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Вы так рассказываете, будто были рядом с ними...
— Поверите ли, даже ездили к памятнику. Ему цветов в горах нарвали... Кое-что мальчишки помнят всю жизнь...
Антонио долго молчал. Не представлял он, что все то далекое, казалось, смутно жившее только в его памяти, вот так воскресло... Селенье, в которое они ехали и которого он никогда не видел, будто стало родным, быть может, потому, что связано это с тем лучшим, о чем думал с еще не осознанной гордостью отца,— недаром жил на свете Филиппо. И его имя могло бы быть там, на белом мраморе.
— А где сейчас Никколо? Что он делает? — снова заговорил Антонио.
Джузеппе ответил не сразу и не очень охотно. - Он в Милане... Вообще-то, как я, тоже рабочий, но состоит в руководстве профсоюзов.
— И он... коммунист?
— Да...— суховато проронил Джузеппе, и, видимо, не желая продолжать разговор на эту тему, сказал, что прежде всего они заедут в таверну. Франческо Казакова все знают, и он всех знает,— решительно заключил Джузеппе.
Антонио невольно улыбнулся. Когда-то в молодые годы ему попала книжка о любовных похождениях Казановы, и он сказал об этом. Джузеппе так заразительно захохотал, что и старик невольно улыбнулся.
— Да, да, благодаря этой его фамилии партизанам удалось провести за нос ланци! — И шофер рассказал, как Казанова пришел со своим другом Рафаэлем к фашистскому начальнику попросить пропуск. У него, мол, заболел отец. На самом же деле надо было срочно связаться с партизанами. Конечно, припрятанный для, совершенно особого случая коньяк должен был смягчить фашиста. Тот, услышав фамилию Казановы, погрозил ему пальцем: о, плут, я, мол, кое-что знаю о твоих по-
хождениях. Рафаэль с серьезным видом подтвердил: кто же не знает, какие грешки водятся за Казановой?
— Так тот жил больше ста лет назад! — смеясь, воскликнул Антонио.
— Это вы знаете! — весело продолжал Джузеппе.— А тупой, как ржавая пила, ланци, наверное, вообще ничего не читал. Слышал о таком ловеласе, и все тут. Тем более что Рафаэль — он был куда более бойкий, чем наш Казанова,— тут же подмигнул ланци: все именно так. И тот, выписывая пропуск, потребовал, чтобы Казанова и для него присмотрел синьорину. На что наш герой скромно ответил: уж как получится.
— Наверное, партизаны придумали все это,— вытирая глаза, на которые от смеха набежали слезы, сказал старик.
— Придумали или нет, но Казанова в это верит. Кстати, он до сих пор не женат. Сам стряпает, подает, ведет хозяйство — словом, увидите.
— Давно так не смеялся,— сказал Антонио.
— У нас климат "особый — много солнца, не'унываем. К нам через горы и ущелья не так-то легко пробиться чужакам.
Из-за поворота появился седой мул, груженный корзинами, в которых стояли бутылки с вином. Крестьянин, здороваясь с Джузеппе, снял широкополую шляпу и приветственно помахал ею.
— Запасается,— кивнул в его сторону шофер.— Замуж дочку выдает. Они там еще выше в горах живут.
— Куда ж еще выше,— Антонио глянул из кабины. Отвесная скала уходила в синее ущелье, вдоль которого тонкой прозрачной пеленой лежал туман и лишь кое-где, будто осколки стекла, поблескивала струившаяся по дну речушка. На противоположном склоне алели осенней листвой террасы виноградников. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь монотонным урчанием мотора.
Селенье открылось внезапно. Выкрашенные в светлые тона домики причудливо раскинулись на пологом склоне, утопая в зелени оливковых и апельсиновых деревьев.
И снова шофер бросил быстрый взгляд на своего пассажира:
— Нравится?
— Еще бы?! Красиво тут у вас.
В зеленых двориках бегали дети, полоскалось на свежем ветру белье, у дороги два здоровенных сенбернара лениво подняли морды, глядя на приближающуюся машину.
— Зимой в горах — незаменимые помощники,— Джу-зеппе хотел, чтобы гость вполне оценил своеобразие этих мест.
Остановились у таверны, стоявшей несколько в стороне от дороги.
Навстречу им вышел хозяин. Это был невысокий, худощавый, очень подвижный для своих лет человек с небольшими умными глазами и ласковой, обаятельной улыбкой, совершенно менявшей его морщинистое смуглое лицо.
С Джузеппе он обменялся крепким рукопожатием и негромко спросил:
— Отсюда к Никколо?
— Как обычно. Он собирается выехать в Комизо на два-три месяца, но сначала мне надо повидать Джино. Он еще не приехал?
— Уже здесь, в селенье, зашел по делу. Сейчас и сюда придет.
— Хорошо,— Джузеппе обернулся к Антонио, который уже вышел из кабины.— Знакомьтесь!
Узнав, что Антонио — отец партизана, воевавшего в этих краях, Казанова порывисто обнял старика и ввел в таверну.
Просторная светлая комната была отгорожена легкой дощатой перегородкой от кухни. Несколько посетителей сидело за длинным массивным столом. Стены были увешаны всевозможными охотничьими трофеями и сувенирами побывавших здесь посетителей. На самом видном месте над стойкой, возле пестро раскрашенной статуэтки, изображавшей святого Франциска, лежали рядом с большой матрешкой шесть раскрашенных деревянных ложек, и, указав на все это, Казакова с гордостью сказал:
— Подарок русских.
Он, очевидно, всем сообщал, откуда и как попали к нему сувениры.
— Знакомьтесь, отец нашего партизана,— продолжал он, уже обращаясь к сидевшим за столами гостям. Те подвинулись, освобождая место для Антонио, хотя тут же стоял еще один стол, налили вина, отрезали ломоть пирога.
— Я как чувствовал, что сегодня у нас будет гость издалека,— продолжал Казанова, тоже присаживаясь к столу.— Угощайтесь, синьор Антонио, и не стесняйтесь,
здесь все свои.— Он поочередно представил старику своих посетителей.
— Я думаю, найдутся партизаны, которые вспомнят вашего Филиппо,— проговорил Джузеппе.— Надо только разговориться.
— А я и сейчас помню,— неожиданно произнес могучего сложения пожилой мужчина, стоявший в дверях таверны. Чуть запрокинув голову с копной будто инеем посеребренных волос, он, улыбаясь, смотрел на собравшихся.
— Компаньо Джино!
— Тигре! — раздались возгласы.
Антонио было известно, что партизаны и коммунисты, обращаясь друг к другу, говорят не «синьор», а «компаньо».
— Он был командиром нашего партизанского отряда,— пояснил Казанова сидевшему рядом с ним Антонио.—Тигре — его партизанская кличка.
Антонио кивнул. Ему казалось, что именно таким описывал ему своего командира Филиппо. Гордо поднятая голова, словно из темного мрамора высеченное лицо с резко очерченным подбородком и высокими скулами. Невозможно было представить себе этого человека вялым, ожиревшим. Будто время, как на скале, оставляло свои отметины, но это все равно была скала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48