Волны в пару дюймов высотой накатывали на пляж, словно хотели пробраться на берег, а лучи солнца отражались от рыбьих хвостов в воде. Косяк альбул двигался туда же, куда и похоронная процессия, но обычно пугливая рыба почему-то вовсе не боялась шума повозки и песни, которую пел экипаж, шедший позади.
Когда мы начали подниматься по тропинке к мысу Орлика, косяк рыбы стал четко виден. Пока мы глазели на них, альбулы медленно повернули влево, словно эскадрилья реактивных истребителей, потом сделали полный круг и исчезли в синей воде. Круги замыкались повсюду вокруг меня, думал я, ведя лошадь. Кажется, только вчера я ступил на берег вместе с Клеопатрой.
Роберто установил на повозке радиоприемник и, когда все собрались на месте погребения, включил его. Плеск волн заглушил знакомый голос Карлоса Гарделя. Гроб из красного дерева поставили на поленницу, и Соломон зажег огонь.
Вот так ясным морозным утром на соленом клочке суши в спрятанном от чужих глаз уголке мира оранжево-желтые языки пламени погребального костра Клеопатры ярко горели в день Марди-Гра. Стая розовых фламинго, которых мы не видели на острове уже несколько месяцев, внезапно вернулась. Они сделали несколько кругов над огнем, а потом повторили маневр вокруг красно-белой башни Кайо-Локо.
Клеопатра не только нашла душу маяка. Она стала ее частью.
42. Ушел на рыбалку
Я не хочу, чтоб вы подумали, будто я легко пережил потерю друга и наставника. Но когда закончилась суета с организацией и проведением похоронной церемонии, я решил прокатиться по острову верхом и разобраться со своими мыслями и чувствами. Я долго ехал в тишине, и вот что мне пришло в голову: жизнь есть и всегда была борьбой. Рыболовная удочка у одних гнется сильнее, чем у других, и никто еще не сообразил почему. Точно так же, забрасывая удочку, никогда не знаешь, что клюнет на мушку: малек люциана размером с палец или тигровая акула, способная превратить в наживку самого рыбака. И все же мы все равно боремся с удочкой. Жизнь для меня – как рыба на леске. Когда она там, ее чувствуешь. Борешься с ней. Вытягиваешь леску. Разматываешь леску. Но если нить внезапно обрывается, ломается удочка или появляются тысячи других проблем, которыми рыбаки пользуются для объяснения скудного улова, – это чувствуешь еще сильнее.
Я смотрел на океан и размышлял. Неожиданно мои мысли прервал противный звук гоночной моторной лодки, и я вдруг вспомнил тот день, когда встретил современного патриарха Даймондской ветви семьи Хайборнов. Я сопровождал Клеопатру в Майами в доки «Судоходной Компании Хайборн», которые построил ее отец для содержания и обслуживания шхуны.
– Мой отец, упокой господь его душу, был достаточно мудр, чтобы защитить то, что он любил больше всего, – меня и мою шхуну. Если бы все зависело от этой деньги-хватающей, по-социальной-лестнице-карабкающейся, удачливой части моей семьи, управляемой Доналдом Говнетьим, эта пристань давно бы превратилась в роскошные кондоминиумы.
Я расхохотался:
– Похоже, он засранец просто царственный.
– Точно, – согласилась Клеопатра. – Его настоящее имя Доналд Г. Даймонд Третий, но Говнетий ему больше подходит. Он из таких людей, что мгновенно заставляет собеседника думать, что в уголовном кодексе Южной Флориды должна быть восстановлена публичная порка, а приводить в исполнение ее надо в «счастливый час» всех кафе по Коллинз-авеню.
Мы уже собирались покинуть Майами и отправиться на Кайо-Локо, когда к причалу подъехал большой «мерседес», и из него вышел Доналд. Судя по серьезному выражению его лица, он приехал сюда не для того, чтобы пожелать нам доброго пути. Одетый в синий пиджак, белые штаны и вельветовые туфли, Доналд аккуратно пересек грязный цементный причал, словно лавируя между ядовитыми змеями.
– Я услышал, что вы здесь, и приехал, чтобы переговорить о последнем из ваших фондовых опционов, о котором я вам писал, – выкрикнул он. Клеопатра проигнорировала его и уже приказывала Соломону отчаливать, но ее голос потонул в оглушающем грохоте выхлопных труб приближающегося гоночного катера.
– Ненавижу этих серунов, – зашипела Клеопатра. – Их превозносят по телику, но появились на свет они лишь ради одного – как можно быстрее перекачивать из Колумбии во Флориду кокаин. Большими партиями.
И вот из-за излучины реки появилась эта похожая на пенис штуковина с несколькими ожиревшими мужиками, голыми по пояс и с явным нарушением тестостеронового баланса. Судно выкрашено в ярко-желтый цвет, а на борту оранжевыми буквами с металлическим отливом выписано: «ПОЛ-У-ЗВЕРЬ». Мужчины в окружении девиц, явно метящих в порно-звезды, передавали друг другу бутылку шампанского.
Катер пронесся мимо нашей швартовки, пустив за собой мощную волну, которая секунды спустя ударила в «Лукрецию». Судно врезалось в причал, а команда бросилась за кранцами. Несколько тиковых досок у нас на палубе разлетелись в щепки. Я обернулся посмотреть на виновников, и тут увидел Доналда – он махал капитану катера. Тот усмехнулся и, обернувшись, показал нам голую задницу.
Клеопатру это не позабавило. «Пол-У-Зверь» отплыл примерно на сотню ярдов вниз по реке. Трое мужчин забрались на корму и стали писать в реку, потрясая своими дряблыми задницами под взрывы хеви-метал. Одна из девиц вопила, чтобы троица пописала перед объективом ее видеокамеры.
Вот тогда-то Клеопатра, до сих пор молча наблюдавшая за происходящим, попросила Роберто подать ей ружье. Он мгновенно вернулся с «M16». Доналд с причала заголосил:
– Нет, нет, тетя Клео! Мы не должны стрелять по воскресеньям из полуавтоматического оружия!
Она показала Доналду средний палец, передернула затвор, подошла к носу, присела за двумя большими мешками, прицелилась и выстрелила.
В следующий миг мы услышали вой серьезных неполадок в моторе – капитан катера пытался газовать, но тщетно. Из нижних отсеков всех трех двигателей повалил дым. И тут, словно бы этого было мало, в узкой речушке неожиданно столпились несколько буксиров и двухтонный сухогруз. Тусовщики покинули «Пол-У-Зверь» и, спасая шкуру, поплыли в грязной воде к берегу. В этот момент на катер и обрушился сухогруз.
Возникла страшная неразбериха, и мы ускользнули относительно незамеченными, что довольно удивительно для 142-футовой шхуны.
Когда мы отплыли, Клеопатра повернулась ко мне и вздохнула.
– Талли, это не тот город, который я знала подростком, когда мы с отцом мчались сюда наперегонки с Мартиники. Черт, на реке были пороги, и не так далеко от того места, где мы стояли. Тогда Майами был просто небольшим поселком, куда местные рыбаки и охотники приносили рыбу, мех и кожу аллигаторов. Талли, я почти так же стара, как этот город. Возраст – это как опиумный сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Когда мы начали подниматься по тропинке к мысу Орлика, косяк рыбы стал четко виден. Пока мы глазели на них, альбулы медленно повернули влево, словно эскадрилья реактивных истребителей, потом сделали полный круг и исчезли в синей воде. Круги замыкались повсюду вокруг меня, думал я, ведя лошадь. Кажется, только вчера я ступил на берег вместе с Клеопатрой.
Роберто установил на повозке радиоприемник и, когда все собрались на месте погребения, включил его. Плеск волн заглушил знакомый голос Карлоса Гарделя. Гроб из красного дерева поставили на поленницу, и Соломон зажег огонь.
Вот так ясным морозным утром на соленом клочке суши в спрятанном от чужих глаз уголке мира оранжево-желтые языки пламени погребального костра Клеопатры ярко горели в день Марди-Гра. Стая розовых фламинго, которых мы не видели на острове уже несколько месяцев, внезапно вернулась. Они сделали несколько кругов над огнем, а потом повторили маневр вокруг красно-белой башни Кайо-Локо.
Клеопатра не только нашла душу маяка. Она стала ее частью.
42. Ушел на рыбалку
Я не хочу, чтоб вы подумали, будто я легко пережил потерю друга и наставника. Но когда закончилась суета с организацией и проведением похоронной церемонии, я решил прокатиться по острову верхом и разобраться со своими мыслями и чувствами. Я долго ехал в тишине, и вот что мне пришло в голову: жизнь есть и всегда была борьбой. Рыболовная удочка у одних гнется сильнее, чем у других, и никто еще не сообразил почему. Точно так же, забрасывая удочку, никогда не знаешь, что клюнет на мушку: малек люциана размером с палец или тигровая акула, способная превратить в наживку самого рыбака. И все же мы все равно боремся с удочкой. Жизнь для меня – как рыба на леске. Когда она там, ее чувствуешь. Борешься с ней. Вытягиваешь леску. Разматываешь леску. Но если нить внезапно обрывается, ломается удочка или появляются тысячи других проблем, которыми рыбаки пользуются для объяснения скудного улова, – это чувствуешь еще сильнее.
Я смотрел на океан и размышлял. Неожиданно мои мысли прервал противный звук гоночной моторной лодки, и я вдруг вспомнил тот день, когда встретил современного патриарха Даймондской ветви семьи Хайборнов. Я сопровождал Клеопатру в Майами в доки «Судоходной Компании Хайборн», которые построил ее отец для содержания и обслуживания шхуны.
– Мой отец, упокой господь его душу, был достаточно мудр, чтобы защитить то, что он любил больше всего, – меня и мою шхуну. Если бы все зависело от этой деньги-хватающей, по-социальной-лестнице-карабкающейся, удачливой части моей семьи, управляемой Доналдом Говнетьим, эта пристань давно бы превратилась в роскошные кондоминиумы.
Я расхохотался:
– Похоже, он засранец просто царственный.
– Точно, – согласилась Клеопатра. – Его настоящее имя Доналд Г. Даймонд Третий, но Говнетий ему больше подходит. Он из таких людей, что мгновенно заставляет собеседника думать, что в уголовном кодексе Южной Флориды должна быть восстановлена публичная порка, а приводить в исполнение ее надо в «счастливый час» всех кафе по Коллинз-авеню.
Мы уже собирались покинуть Майами и отправиться на Кайо-Локо, когда к причалу подъехал большой «мерседес», и из него вышел Доналд. Судя по серьезному выражению его лица, он приехал сюда не для того, чтобы пожелать нам доброго пути. Одетый в синий пиджак, белые штаны и вельветовые туфли, Доналд аккуратно пересек грязный цементный причал, словно лавируя между ядовитыми змеями.
– Я услышал, что вы здесь, и приехал, чтобы переговорить о последнем из ваших фондовых опционов, о котором я вам писал, – выкрикнул он. Клеопатра проигнорировала его и уже приказывала Соломону отчаливать, но ее голос потонул в оглушающем грохоте выхлопных труб приближающегося гоночного катера.
– Ненавижу этих серунов, – зашипела Клеопатра. – Их превозносят по телику, но появились на свет они лишь ради одного – как можно быстрее перекачивать из Колумбии во Флориду кокаин. Большими партиями.
И вот из-за излучины реки появилась эта похожая на пенис штуковина с несколькими ожиревшими мужиками, голыми по пояс и с явным нарушением тестостеронового баланса. Судно выкрашено в ярко-желтый цвет, а на борту оранжевыми буквами с металлическим отливом выписано: «ПОЛ-У-ЗВЕРЬ». Мужчины в окружении девиц, явно метящих в порно-звезды, передавали друг другу бутылку шампанского.
Катер пронесся мимо нашей швартовки, пустив за собой мощную волну, которая секунды спустя ударила в «Лукрецию». Судно врезалось в причал, а команда бросилась за кранцами. Несколько тиковых досок у нас на палубе разлетелись в щепки. Я обернулся посмотреть на виновников, и тут увидел Доналда – он махал капитану катера. Тот усмехнулся и, обернувшись, показал нам голую задницу.
Клеопатру это не позабавило. «Пол-У-Зверь» отплыл примерно на сотню ярдов вниз по реке. Трое мужчин забрались на корму и стали писать в реку, потрясая своими дряблыми задницами под взрывы хеви-метал. Одна из девиц вопила, чтобы троица пописала перед объективом ее видеокамеры.
Вот тогда-то Клеопатра, до сих пор молча наблюдавшая за происходящим, попросила Роберто подать ей ружье. Он мгновенно вернулся с «M16». Доналд с причала заголосил:
– Нет, нет, тетя Клео! Мы не должны стрелять по воскресеньям из полуавтоматического оружия!
Она показала Доналду средний палец, передернула затвор, подошла к носу, присела за двумя большими мешками, прицелилась и выстрелила.
В следующий миг мы услышали вой серьезных неполадок в моторе – капитан катера пытался газовать, но тщетно. Из нижних отсеков всех трех двигателей повалил дым. И тут, словно бы этого было мало, в узкой речушке неожиданно столпились несколько буксиров и двухтонный сухогруз. Тусовщики покинули «Пол-У-Зверь» и, спасая шкуру, поплыли в грязной воде к берегу. В этот момент на катер и обрушился сухогруз.
Возникла страшная неразбериха, и мы ускользнули относительно незамеченными, что довольно удивительно для 142-футовой шхуны.
Когда мы отплыли, Клеопатра повернулась ко мне и вздохнула.
– Талли, это не тот город, который я знала подростком, когда мы с отцом мчались сюда наперегонки с Мартиники. Черт, на реке были пороги, и не так далеко от того места, где мы стояли. Тогда Майами был просто небольшим поселком, куда местные рыбаки и охотники приносили рыбу, мех и кожу аллигаторов. Талли, я почти так же стара, как этот город. Возраст – это как опиумный сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104