До личной встречи, слава Богу, дело не дошло. На своей карте он, по моему мнению, поместил остров Цуиджи двумя градусами ближе к востоку. Мне удалось доказать что он ошибся.
– Значит, вы так и не виделись друг с другом?
– Нет. Вряд ли его вид обрадовал бы меня.
– Тс-с! Сюда идут…
Ученый мигом нырнул в шкаф.
Принесли телеграмму следующего содержания:
Ответа свое письмо не получил тчк Молчание – знак согласия тчк Ставлю известность своем прибытии вечерним поездом тчк Сорокапятилетний исполнитель приговоров отставке зпт но надеждой лучшее будущее тчк Сократ Швахта зпт можно просто Крат тчк
Мистер Тео в ярости разорвал депешу. Дел невпроворот, а здесь лезут с глупостями! Просьбы, прошения, ходатайства, контакты с прессой и Густав Барр… Густав Барр, который что ни день в полном изумлении отмечал огромную разницу между роскошным дворцом индийского набоба и шкафом, который он избрал в качестве своего местопребывания.
Затем потянулась цепь вроде бы не связанных между собой гротескных, похожих на кошмарный сон событий. Открыла эту череду Шарлотта Дюзан, договор с которой продлили, и она по-прежнему каждый вечер соблазнительно билась в корчах, изображая «Танец смерти».
Чаровница в клетчатом весеннем костюме ворвалась в дом миллионера фурией: пальцы с розовыми коготками наготове царапать и душить, платиновые волосы дыбом, словно у Медузы-горгоны.
– Решили выставить меня на посмешище? Немедленно отмените экспедицию!
– Но ведь я делаю это ради вас!
– Нечего ради меня раздувать шумиху!
Нежная дива хлопнулась в обморок, спешно послали за врачом, привели ее в чувство. Столпившимся в подъезде репортерам мистер Тео послал блюдо сандвичей, а оправившаяся от дурноты Шарлотта Дюзан на бегу посулила акулам пера сенсационные разоблачения, которые положат конец всей этой шумихе вокруг экспедиции.
В дневных выпусках крупным шрифтом напечатали очередную сенсацию:
«Пасифик Оушен Траст предоставил в распоряжение экспедиции свое самое шикарное судно под названием «Стенли отдыхает». Мир поражен проявлением мощной солидарности, сплотившей – независимо от своих политических и прочих воззрений – народы большие и малые, близкие и далекие, европейцев и азиатов, цветных и черно-белых. И все это ради одного-единственного пропавшего ученого! Здесь нет никакой политики, никакой корысти, лишь благородный факт в чистом виде: «Все за одного!», «Человек за человека!» (Перед сном, во сне и при пробуждении лучшая еда – выдержанный овечий сыр из Западной Индии!)»
Прикрывшись фартуком, взятым напрокат у мясника за десять долларов, с корзиной в руках юный миллионер пробился сквозь толпу репортеров и вышел из дому. У выхода из подъезда он вновь преобразился в мистера Тео. На свою беду! Возле дома остановился роскошный «крайслер» и оттуда, к вящему удовольствию толпы зевак, выбрался усатый махараджа в бордовой юбке.
– Честь имею представиться, – учтиво приподнял он соломенную шляпу. – Барух Т. Ливингстон, бывший швейцар «Пасифик Оушен Траста». – И протягивает миллионеру лопнувшие по швам брюки.
– Что вам угодно? – осведомился мистер Тео в надежде, что этот кошмарный сон сейчас закончится и он проснется.
– Ваше имя я узнал из документов на автомобиль. Пока вы по телефону заговаривали мне зубы, мой сын смылся из дому, прихватив мои брюки. С работы меня выгнали, и… Ребятишки, не путайтесь под ногами! А ну, пошли прочь, не то полицию позову!
– Хватит, не продолжайте. Вот вам пятьдесят долларов.
– Вы меня обижаете! Знаете, сын совсем задурил мне голову. Я послал его в штопальную мастерскую по соседству, а он невесть зачем подался на далекие острова, хотя в Сан-Франциско портняжное дело на высоте. Правда, если хорошенько вдуматься, то парня можно понять. Я и сам всегда мечтал о море, да от работы ведь не убежишь. А теперь я вольная пташка. Продам машину, разведусь со своей благоверной и – пускай с опозданием, но не поздно – уйду в море. А ваш долг позаботиться обо мне.
– Сто долларов! Это мое последнее предложение.
– Вы ведь отправляетесь на поиски какого-то съеденного путешественника! Какая экспедиция в наше время без своего швейцара! Попробуйте только отказать мне! Так и буду ходить по пятам за вами, обмотавшись этой тряпкой, – в знак протеста против вашего жестокосердия.
– Сто пятьдесят! Если не возьмете деньги и не отстанете от меня, прибью вас, и сгинете под ногами у толпы.
Предложение было отвергнуто, и толпа, окружив распростертое тело бывшего швейцара, начала отсчет. Ливингстон провалялся до «девяти», хотя вполне мог бы подняться уже при счете «семь».
В тот день его еще дважды отправляли в нокдаун, а Сигорский ненароком выбил ему зуб, вышибая из дома одного особо назойливого репортера.
Но даже рукоприкладство не помогало.
Коронный номер уличной программы повторялся неоднократно: подкатывал роскошный «крайслер», и оттуда вываливался махараджа. Ребятишки уже прозвали его «дядя-тетенькой» и перешли с ним на «ты». Более того, угощали его леденцами. Надо было что-то предпринимать, поскольку дело принимало скандальный оборот. Когда в девять вечера швейцар взобрался на леса строящегося напротив дома и, оказавшись вровень с окнами мистера Тео, принялся размахивать пледом, миллионер сдался на милость победителя. Так уж и быть, швейцар отправится в экспедицию; его каюта средняя между каютами прозектора и футбольного судьи, ювелира придется поместить чуть подальше, на отшибе, потому как душевнобольному человеку предписан покой.
В десять вечера поднялась паника.
Пришла телеграмма от мадам Барр, в которой сообщалось, что достопочтенная супруга ученого желает подчеркнуть значимость экспедиции своим личным присутствием при отправлении оной в путь, надеется увидеть мужа живым, а в противном случае будет добиваться официального причисления его к усопшим. Короче, дама пребывает ближайшим пароходом.
Густав Барр заявил, что в таком случае на его участие в экспедиции пусть не рассчитывают.
– Вы же понимаете, – пытался увещевать его мистер Тео, – что общественное мнение не допустит, чтобы я отверг притязания вашей супруги.
– Возможно, вы и правы, – отвечал Густав Барр, который теперь почти не вылезал из кессонной камеры, снабженной большущими вешалками. Правда, на вешалках была развешана не одежда, а колбасы. – Но, если я хоть раз услышу, как жена моя играет на губной гармошке, – клянусь, вашей экспедиции вовсе меня не сыскать, потому как я попросту не выйду из шкафа. Кому придет в голову искать Ливингстона в гардеробе у Стенли!
– Как же нам быть?
– Отправиться в путь неделей раньше! Сошлитесь на приближающийся сезон дождей. Если предполагается засуха, можно сослаться на сушь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Значит, вы так и не виделись друг с другом?
– Нет. Вряд ли его вид обрадовал бы меня.
– Тс-с! Сюда идут…
Ученый мигом нырнул в шкаф.
Принесли телеграмму следующего содержания:
Ответа свое письмо не получил тчк Молчание – знак согласия тчк Ставлю известность своем прибытии вечерним поездом тчк Сорокапятилетний исполнитель приговоров отставке зпт но надеждой лучшее будущее тчк Сократ Швахта зпт можно просто Крат тчк
Мистер Тео в ярости разорвал депешу. Дел невпроворот, а здесь лезут с глупостями! Просьбы, прошения, ходатайства, контакты с прессой и Густав Барр… Густав Барр, который что ни день в полном изумлении отмечал огромную разницу между роскошным дворцом индийского набоба и шкафом, который он избрал в качестве своего местопребывания.
Затем потянулась цепь вроде бы не связанных между собой гротескных, похожих на кошмарный сон событий. Открыла эту череду Шарлотта Дюзан, договор с которой продлили, и она по-прежнему каждый вечер соблазнительно билась в корчах, изображая «Танец смерти».
Чаровница в клетчатом весеннем костюме ворвалась в дом миллионера фурией: пальцы с розовыми коготками наготове царапать и душить, платиновые волосы дыбом, словно у Медузы-горгоны.
– Решили выставить меня на посмешище? Немедленно отмените экспедицию!
– Но ведь я делаю это ради вас!
– Нечего ради меня раздувать шумиху!
Нежная дива хлопнулась в обморок, спешно послали за врачом, привели ее в чувство. Столпившимся в подъезде репортерам мистер Тео послал блюдо сандвичей, а оправившаяся от дурноты Шарлотта Дюзан на бегу посулила акулам пера сенсационные разоблачения, которые положат конец всей этой шумихе вокруг экспедиции.
В дневных выпусках крупным шрифтом напечатали очередную сенсацию:
«Пасифик Оушен Траст предоставил в распоряжение экспедиции свое самое шикарное судно под названием «Стенли отдыхает». Мир поражен проявлением мощной солидарности, сплотившей – независимо от своих политических и прочих воззрений – народы большие и малые, близкие и далекие, европейцев и азиатов, цветных и черно-белых. И все это ради одного-единственного пропавшего ученого! Здесь нет никакой политики, никакой корысти, лишь благородный факт в чистом виде: «Все за одного!», «Человек за человека!» (Перед сном, во сне и при пробуждении лучшая еда – выдержанный овечий сыр из Западной Индии!)»
Прикрывшись фартуком, взятым напрокат у мясника за десять долларов, с корзиной в руках юный миллионер пробился сквозь толпу репортеров и вышел из дому. У выхода из подъезда он вновь преобразился в мистера Тео. На свою беду! Возле дома остановился роскошный «крайслер» и оттуда, к вящему удовольствию толпы зевак, выбрался усатый махараджа в бордовой юбке.
– Честь имею представиться, – учтиво приподнял он соломенную шляпу. – Барух Т. Ливингстон, бывший швейцар «Пасифик Оушен Траста». – И протягивает миллионеру лопнувшие по швам брюки.
– Что вам угодно? – осведомился мистер Тео в надежде, что этот кошмарный сон сейчас закончится и он проснется.
– Ваше имя я узнал из документов на автомобиль. Пока вы по телефону заговаривали мне зубы, мой сын смылся из дому, прихватив мои брюки. С работы меня выгнали, и… Ребятишки, не путайтесь под ногами! А ну, пошли прочь, не то полицию позову!
– Хватит, не продолжайте. Вот вам пятьдесят долларов.
– Вы меня обижаете! Знаете, сын совсем задурил мне голову. Я послал его в штопальную мастерскую по соседству, а он невесть зачем подался на далекие острова, хотя в Сан-Франциско портняжное дело на высоте. Правда, если хорошенько вдуматься, то парня можно понять. Я и сам всегда мечтал о море, да от работы ведь не убежишь. А теперь я вольная пташка. Продам машину, разведусь со своей благоверной и – пускай с опозданием, но не поздно – уйду в море. А ваш долг позаботиться обо мне.
– Сто долларов! Это мое последнее предложение.
– Вы ведь отправляетесь на поиски какого-то съеденного путешественника! Какая экспедиция в наше время без своего швейцара! Попробуйте только отказать мне! Так и буду ходить по пятам за вами, обмотавшись этой тряпкой, – в знак протеста против вашего жестокосердия.
– Сто пятьдесят! Если не возьмете деньги и не отстанете от меня, прибью вас, и сгинете под ногами у толпы.
Предложение было отвергнуто, и толпа, окружив распростертое тело бывшего швейцара, начала отсчет. Ливингстон провалялся до «девяти», хотя вполне мог бы подняться уже при счете «семь».
В тот день его еще дважды отправляли в нокдаун, а Сигорский ненароком выбил ему зуб, вышибая из дома одного особо назойливого репортера.
Но даже рукоприкладство не помогало.
Коронный номер уличной программы повторялся неоднократно: подкатывал роскошный «крайслер», и оттуда вываливался махараджа. Ребятишки уже прозвали его «дядя-тетенькой» и перешли с ним на «ты». Более того, угощали его леденцами. Надо было что-то предпринимать, поскольку дело принимало скандальный оборот. Когда в девять вечера швейцар взобрался на леса строящегося напротив дома и, оказавшись вровень с окнами мистера Тео, принялся размахивать пледом, миллионер сдался на милость победителя. Так уж и быть, швейцар отправится в экспедицию; его каюта средняя между каютами прозектора и футбольного судьи, ювелира придется поместить чуть подальше, на отшибе, потому как душевнобольному человеку предписан покой.
В десять вечера поднялась паника.
Пришла телеграмма от мадам Барр, в которой сообщалось, что достопочтенная супруга ученого желает подчеркнуть значимость экспедиции своим личным присутствием при отправлении оной в путь, надеется увидеть мужа живым, а в противном случае будет добиваться официального причисления его к усопшим. Короче, дама пребывает ближайшим пароходом.
Густав Барр заявил, что в таком случае на его участие в экспедиции пусть не рассчитывают.
– Вы же понимаете, – пытался увещевать его мистер Тео, – что общественное мнение не допустит, чтобы я отверг притязания вашей супруги.
– Возможно, вы и правы, – отвечал Густав Барр, который теперь почти не вылезал из кессонной камеры, снабженной большущими вешалками. Правда, на вешалках была развешана не одежда, а колбасы. – Но, если я хоть раз услышу, как жена моя играет на губной гармошке, – клянусь, вашей экспедиции вовсе меня не сыскать, потому как я попросту не выйду из шкафа. Кому придет в голову искать Ливингстона в гардеробе у Стенли!
– Как же нам быть?
– Отправиться в путь неделей раньше! Сошлитесь на приближающийся сезон дождей. Если предполагается засуха, можно сослаться на сушь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62