Таким образом Винтер очутился на свободе.
– Понятно!.. Вероятно, аналогичным образом Густав Барр оказался заперт в тумбе для документов. Жаль, что его выпустили!..
На какое-то время воцарилось молчание.
– Спокойной ночи! – проговорила наконец Лилиан. – Может, дадите что-нибудь почитать? Я очень плохо сплю.
– Я тоже. Открыли бы секрет: где вы скрывались все это время?
Тео уставился в пространство перед собой. Вот уже несколько дней он пребывал в подавленном настроении. Его мучили несвойственные ему горькие раздумья: чего мы хотим, к чему стремимся? Чего ради вынашиваем замыслы, рвемся к победе, страдаем и радуемся? Во что верим? Во имя чего вся эта суета и показуха?
Футбольный судья и ювелир, которые к тому времени успели помириться, вели беседу за бокалом коньяка.
– Тут ведь вот в чем загвоздка, – втолковывал собеседнику судья. – Не так-то просто решить, назначать одиннадцатиметровый штрафной или нет. Конечно, если игрок коснулся мяча рукой, – ситуация однозначная. Но сколько раз приходится ломать голову!.. Ведь судить-то мне! Жаль, что вы как человек искусства далеки от футбола!..
– Не скажите! – покачал головой ювелир. – Именно мы, люди искусства, не чураемся грубых развлечений. К примеру, основоположник нашего ремесла, великий Бенвенуто Челлини, не брезговал помахать кинжалом.
– Ну так вот… Тот матч, о котором идет речь, завершился грандиозным скандалом. Собственно, благодаря упомянутому штрафному удару я и познакомился со своей благоверной. Пятнадцать тысяч зрителей готовы были меня разорвать – пришлось бежать без оглядки. Окно ее спальни было распахнуто, и я забрался туда, не раздумывая. Жена, бедняжка, и по сию пору пребывает в неведении, а я, когда в темноте объяснялся ей в любви, про себя молился: только бы она не оказалась престарелой матроной в седых букольках и на костылях! Представляете: прошу руки и не знаю даже, как ее зовут! Полагаю, это единственный случай за всю историю судейства – жениться в результате штрафного удара. А ведь девицу я и пальцем не тронул, хотя и не сказать, что это было бы нарушением правил, поскольку Эрнестине в ту пору уже сравнялось двадцать.
– Я же говорю: футбол – опасный вид спорта.
Собеседники чокнулись. По палубе – предвестником затаившихся несчастий – пронесся легкий порыв ветра.
– Что вам приходит в голову, когда вы думаете о звездах? – поинтересовалась Офелия, как только господин Вагнер проснулся.
– Без нужды мне в голову ничего не приходит! – парировал тот. – Но с этим вопросом следовало бы разобраться. Скажем, в каком ранге небосвод при этаком-то количестве звезд, да еще и на действительной службе?! У него и полоски золотые через все плечо – когда с него камень свалится… этот… как его? Подскажите, как называется отель в Гонолулу, где из-за туристов не протолкаться?
– «Метеор», что ли?
– Правильно! Так вот, когда такой камень падает с неба, к звезде пририсовывается золотая полоска. Чем не орден Венеры?
– И это все, что вы думаете про звезды?
– Ах, да! Спасибо, что напомнили. Давным-давно папаша мой восторгался одним певцом – Титто Руффо, вроде бы так его звали. Этот, говорил, далеко пойдет. Видать, и впрямь далеко ушагал, что-то про него ничего не слышно. А может, спился, с певцами это сплошь и рядом случается.
– Разве вы певец?
– Я? Нет, я любитель. Кстати, вам приходилось иметь дело с оперой?
– Нет, но брату моему удаляли слепую кишку.
– С чего же она у него ослепла? Ну и семейка у вас!.. Послушайте, уж не путаете ли вы операцию с «Нюрнбергскими мейстерзингерами»? Это две большие разницы! Знаете ли вы, например, что такое «Сельская честь»?
– Еще бы не знать! Если вам вдруг вздумается вернуть тот доллар, что вы мне задолжали, любому станет ясно: с честью у вас все в порядке!
Господин Вагнер с нежностью погладил Офелию по головке.
– Господи, девочка моя, да вы еще совсем ребенок! Строить такие нелепые предположения… Чтобы я и вдруг вернул доллар – слушать смешно! Не поговорить ли нам лучше о музыке, коль скоро среди нас особа с романтическим именем Офелия? Ведь именно так звали дочку одного короля, про которого сочинил оперу некий Шекспир. В Офелию эту влюбился датский тенор, очень нервный юноша… Впрочем, как тут не занервничать, если призрак родного папаши наложил на него заклятие: всякий раз, едва молодым захочется поцеловаться, тотчас вступает оркестр, а они изволь петь.
– Какая печальная история!.. – вздохнула Офелия и сделала шаг к господину Вагнеру, в результате чего тот опрокинулся навзничь.
– И вообще, – продолжил господин Вагнер, лежа на полу, – звездное небо напоминает мне ювелирный магазин. Стоишь у витрины перед закрытием лавки, когда тебе все равно ничего не вынести оттуда – в точности, как другим людям после закрытия магазина. Вот ежели помру случаем, тогда проверю, уж не держат ли в небесах эти звезды под стеклом вроде комплекта столового серебра на двенадцать персон. Не лезть же среди ночи со стеклорезом в руках, чтобы прихватить на память звездочку из Млечного Пути или большой, красиво ограненный метрополь!
– Не «Метрополь».
– Ну, значит «Континенталь»! Не все ли равно, ежели нет такого падающего отеля, который можно было бы увести с Млечного Пути? Такова се ля ви: сколько ни мечтай, ни раскатывай губы, а в натуре всему цена – те гроши, что отсчитает тебе барыга Пинкертон за краденый номерной знак автомобиля.
Господин Вагнер вздохнул и, пытаясь сесть поудобнее, оперся было на левую руку. Но там, где по его предположению, находились каюты, шли поручни, и наш философ чуть не свалился за борт.
– Сплошные дыры! – в сердцах воскликнул он. – Чуть было не провалился! И все из-за ваших дурацких звезд…
– Ошибаетесь, – возразила Офелия. – Звезды вовсе не дурацкие, они определяют нашу судьбу. Я, например, себе звезду выбрала… – Она кокетливо потупилась.
– Вот как? Тогда не смею вас больше задерживать! – Господин Вагнер церемонно приподнял котелок и сделал попытку удалиться. Ступив шаг-другой, он споткнулся, рухнул на палубу, запел было очередную арию, но в этот миг его сморил сон.
Тео поцеловал ручку Лилиан и удалился в каюту, где, к своему неудовольствию, обнаружил, что ученый самовольно вылез из шкафа.
– Прошу прощения, я немного выдвинул шкаф… – стал оправдываться Густав Барр. – Нельзя ли…
Бам! В каюту, со свойственной ей стремительностью, ворвалась Лилиан: ведь Тео обещал дать книгу, почитать на сон грядущий.
Муж и жена наконец встретились! Мистер Тео приготовился услышать бессвязные возгласы, рыдания, всхлипы… Ничуть не бывало!
Застигнутый врасплох Густав Барр кивнул несколько смущенно, однако же не выказал никаких особых эмоций.
– Пардон, – не моргнув глазом, произнесла Лилиан и ретировалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Понятно!.. Вероятно, аналогичным образом Густав Барр оказался заперт в тумбе для документов. Жаль, что его выпустили!..
На какое-то время воцарилось молчание.
– Спокойной ночи! – проговорила наконец Лилиан. – Может, дадите что-нибудь почитать? Я очень плохо сплю.
– Я тоже. Открыли бы секрет: где вы скрывались все это время?
Тео уставился в пространство перед собой. Вот уже несколько дней он пребывал в подавленном настроении. Его мучили несвойственные ему горькие раздумья: чего мы хотим, к чему стремимся? Чего ради вынашиваем замыслы, рвемся к победе, страдаем и радуемся? Во что верим? Во имя чего вся эта суета и показуха?
Футбольный судья и ювелир, которые к тому времени успели помириться, вели беседу за бокалом коньяка.
– Тут ведь вот в чем загвоздка, – втолковывал собеседнику судья. – Не так-то просто решить, назначать одиннадцатиметровый штрафной или нет. Конечно, если игрок коснулся мяча рукой, – ситуация однозначная. Но сколько раз приходится ломать голову!.. Ведь судить-то мне! Жаль, что вы как человек искусства далеки от футбола!..
– Не скажите! – покачал головой ювелир. – Именно мы, люди искусства, не чураемся грубых развлечений. К примеру, основоположник нашего ремесла, великий Бенвенуто Челлини, не брезговал помахать кинжалом.
– Ну так вот… Тот матч, о котором идет речь, завершился грандиозным скандалом. Собственно, благодаря упомянутому штрафному удару я и познакомился со своей благоверной. Пятнадцать тысяч зрителей готовы были меня разорвать – пришлось бежать без оглядки. Окно ее спальни было распахнуто, и я забрался туда, не раздумывая. Жена, бедняжка, и по сию пору пребывает в неведении, а я, когда в темноте объяснялся ей в любви, про себя молился: только бы она не оказалась престарелой матроной в седых букольках и на костылях! Представляете: прошу руки и не знаю даже, как ее зовут! Полагаю, это единственный случай за всю историю судейства – жениться в результате штрафного удара. А ведь девицу я и пальцем не тронул, хотя и не сказать, что это было бы нарушением правил, поскольку Эрнестине в ту пору уже сравнялось двадцать.
– Я же говорю: футбол – опасный вид спорта.
Собеседники чокнулись. По палубе – предвестником затаившихся несчастий – пронесся легкий порыв ветра.
– Что вам приходит в голову, когда вы думаете о звездах? – поинтересовалась Офелия, как только господин Вагнер проснулся.
– Без нужды мне в голову ничего не приходит! – парировал тот. – Но с этим вопросом следовало бы разобраться. Скажем, в каком ранге небосвод при этаком-то количестве звезд, да еще и на действительной службе?! У него и полоски золотые через все плечо – когда с него камень свалится… этот… как его? Подскажите, как называется отель в Гонолулу, где из-за туристов не протолкаться?
– «Метеор», что ли?
– Правильно! Так вот, когда такой камень падает с неба, к звезде пририсовывается золотая полоска. Чем не орден Венеры?
– И это все, что вы думаете про звезды?
– Ах, да! Спасибо, что напомнили. Давным-давно папаша мой восторгался одним певцом – Титто Руффо, вроде бы так его звали. Этот, говорил, далеко пойдет. Видать, и впрямь далеко ушагал, что-то про него ничего не слышно. А может, спился, с певцами это сплошь и рядом случается.
– Разве вы певец?
– Я? Нет, я любитель. Кстати, вам приходилось иметь дело с оперой?
– Нет, но брату моему удаляли слепую кишку.
– С чего же она у него ослепла? Ну и семейка у вас!.. Послушайте, уж не путаете ли вы операцию с «Нюрнбергскими мейстерзингерами»? Это две большие разницы! Знаете ли вы, например, что такое «Сельская честь»?
– Еще бы не знать! Если вам вдруг вздумается вернуть тот доллар, что вы мне задолжали, любому станет ясно: с честью у вас все в порядке!
Господин Вагнер с нежностью погладил Офелию по головке.
– Господи, девочка моя, да вы еще совсем ребенок! Строить такие нелепые предположения… Чтобы я и вдруг вернул доллар – слушать смешно! Не поговорить ли нам лучше о музыке, коль скоро среди нас особа с романтическим именем Офелия? Ведь именно так звали дочку одного короля, про которого сочинил оперу некий Шекспир. В Офелию эту влюбился датский тенор, очень нервный юноша… Впрочем, как тут не занервничать, если призрак родного папаши наложил на него заклятие: всякий раз, едва молодым захочется поцеловаться, тотчас вступает оркестр, а они изволь петь.
– Какая печальная история!.. – вздохнула Офелия и сделала шаг к господину Вагнеру, в результате чего тот опрокинулся навзничь.
– И вообще, – продолжил господин Вагнер, лежа на полу, – звездное небо напоминает мне ювелирный магазин. Стоишь у витрины перед закрытием лавки, когда тебе все равно ничего не вынести оттуда – в точности, как другим людям после закрытия магазина. Вот ежели помру случаем, тогда проверю, уж не держат ли в небесах эти звезды под стеклом вроде комплекта столового серебра на двенадцать персон. Не лезть же среди ночи со стеклорезом в руках, чтобы прихватить на память звездочку из Млечного Пути или большой, красиво ограненный метрополь!
– Не «Метрополь».
– Ну, значит «Континенталь»! Не все ли равно, ежели нет такого падающего отеля, который можно было бы увести с Млечного Пути? Такова се ля ви: сколько ни мечтай, ни раскатывай губы, а в натуре всему цена – те гроши, что отсчитает тебе барыга Пинкертон за краденый номерной знак автомобиля.
Господин Вагнер вздохнул и, пытаясь сесть поудобнее, оперся было на левую руку. Но там, где по его предположению, находились каюты, шли поручни, и наш философ чуть не свалился за борт.
– Сплошные дыры! – в сердцах воскликнул он. – Чуть было не провалился! И все из-за ваших дурацких звезд…
– Ошибаетесь, – возразила Офелия. – Звезды вовсе не дурацкие, они определяют нашу судьбу. Я, например, себе звезду выбрала… – Она кокетливо потупилась.
– Вот как? Тогда не смею вас больше задерживать! – Господин Вагнер церемонно приподнял котелок и сделал попытку удалиться. Ступив шаг-другой, он споткнулся, рухнул на палубу, запел было очередную арию, но в этот миг его сморил сон.
Тео поцеловал ручку Лилиан и удалился в каюту, где, к своему неудовольствию, обнаружил, что ученый самовольно вылез из шкафа.
– Прошу прощения, я немного выдвинул шкаф… – стал оправдываться Густав Барр. – Нельзя ли…
Бам! В каюту, со свойственной ей стремительностью, ворвалась Лилиан: ведь Тео обещал дать книгу, почитать на сон грядущий.
Муж и жена наконец встретились! Мистер Тео приготовился услышать бессвязные возгласы, рыдания, всхлипы… Ничуть не бывало!
Застигнутый врасплох Густав Барр кивнул несколько смущенно, однако же не выказал никаких особых эмоций.
– Пардон, – не моргнув глазом, произнесла Лилиан и ретировалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62