Иногда по ночам она слышала одинокие крики перепелок, перекликающихся с птицами из вольеры.
Когда недовольный слуга сообщил донье Сейде об изменениях в ее деревенском доме, та пришла в ярость, явилась на ранчо и привела виллу в первоначальный вид. После ее отъезда Лурдес вновь соорудила вольеру и наполнила ее птицами и с тех пор никогда не разговаривала со своей свекровью.
Лурдес тоскует по птицам, которые были у нее на Кубе. Она подумывает о том, чтобы вступить в общество любителей птиц, но кто будет в ее отсутствие заниматься булочной? Пилар не заслуживает доверия, а Руфино не может отличить голландское печенье от пончика. Стыдно сказать, но в Бруклине Лурдес не видела никаких других птиц, кроме тупых корольков и грязных голубей. Руфино взялся разводить голубей в проволочной клетке у них на заднем дворе, как Марлон Брандо в фильме «В порту». Он пишет послания на клочках бумаги, засовывает их в металлические колечки, которые закрепляет на лапке голубя, затем целует каждую птицу в головку на удачу и с гиканьем выпускает на свободу. Лурдес не знает, да и не хочет знать, что он там пишет и'кому. Теперь она принимает его, как погоду. Что еще ей остается делать?
Руфино перестал с ней делиться. Она слышит от Пилар что-то о его проектах и знает, что он пытается изобрести суперкарбюратор, с которым автомобиль сможет проехать две сотни миль на одном галлоне бензина. А еще муж носится с идеей об искусственном разуме. Она не совсем понимает, что это такое, хотя Руфино как-то объяснял ей, что искусственный разум для мозга это то же самое, что телефон для голоса – будет усиливать его и переносить на большое расстояние. Лурдес не может понять, почему это так трудно. Она вспоминает роботов, которых видела на Всемирной выставке лет десять назад. Тогда они все вместе – она, Руфино и Пилар – обедали в ресторане, который был оформлен, как космический корабль. Еда была ужасная. А за окнами – вид на Куинс.
В последнее время Лурдес смотрит на такое знакомое лицо мужа, его тонкие рыжие волосы, морщинистые мешки под глазами, но он для нее посторонний человек. Она смотрит на него, как будто держит в руках фотографию, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся чужой.
Лурдес может быть сама собой только наедине с отцом. Даже после его смерти они отлично, как и раньше, понимают друг друга. Хорхе дель Пино не сопровождает Лурдес во время дежурства, потому что не хочет вмешиваться в ее работу. Он гордится своей дочерью, ее твердой приверженностью закону и порядку, свойственной и ему тоже. Это отец побудил Лурдес вступить во вспомогательную полицию, чтобы, когда потребуется, она была готова к борьбе с коммунистами. «Смотри, как Вождь мобилизовал людей на защиту своего дела, – говорил Хорхе дель Пино дочери. – Он использует приемы фашистов. Как мы отвоюем Кубу, если сами не готовы к борьбе?»
Пилар посмеивается над Лурдес, когда та стоит перед ней в униформе и похлопывает дубинкой по ладони. «Ты что, Коджаком себя считаешь?» – смеется она и протягивает матери леденец на палочке. Что ж, такова ее дочь, насмешливая и дерзкая. «Я делаю это, чтобы показать тебе пример!» – кричит Лурдес, но Пилар не обращает на нее внимания.
В прошлое Рождество Пилар подарила ей книгу очерков о Кубе под названием «Революционное общество». На обложке веселые чистенькие дети собрались перед портретом Че Гевары. Лурдес пришла в ярость.
– Почитай! – сказала ей Пилар.
– Мне и читать не нужно, чтобы знать, что это такое! Ложь, отвратительная коммунистическая ложь! – Лицо Че Гевары вызвало у нее такую ярость, что она затряслась, как натянутый провод.
– Как хочешь! – Пилар повернулась к ней спиной.
Лурдес выхватила книгу из-под рождественской елки, отнесла в ванную, наполнила горячей водой раковину и бросила ее туда. Лицо Че Гевары побелело и разбухло, как лицо той мертвой девушки, которую Лурдес видела однажды на берегу в Санта-Тереса-дель-Map с запиской, пришпиленной к груди. Тогда никто так и не явился, никто не заявил о ее исчезновении. Лурдес выловила книжку Пилар из раковины щипцами для барбекю и положила на фарфоровое блюдо, которое приберегала для жареных свиных ножек. Затем прикрепила записку к обложке английской булавкой: «Можешь ехать в Россию, если считаешь, что это так здорово!» и подписалась своим полным именем.
Блюдо с книгой она оставила на кровати Пилар. Но дочь не рассердилась. На следующий день блюдо было поставлено в буфет, а «Революционное общество» повешено сушиться на бельевую веревку.
Рация Лурдес трещит, когда она идет вдоль реки, ограничивающей ее территорию с запада. Ночь такая ясная, что вода отражает каждый случайный лучик света. Гладь реки, не потревоженная судами и ветром, блестит как зеркало. Лурдес приходит на память открытка со знаменитой Зеркальной галереей в Версале, залитой светом, до бесконечности отражающимся во множестве зеркал.
Краем глаза она замечает какое-то движение. Холодок пробегает у нее по спине, удары сердца гулко отдаются в ушах. Она поворачивается и украдкой смотрит в ту сторону, но не может понять, кто притаился у реки. Лурдес одной рукой сжимает дубинку, другой направляет фонарь. Какой-то человек вдруг перескакивает через низкую изгородь и прыгает в реку, пробив речную гладь насквозь.
– Стой! – кричит она, бросаясь вдогонку.
Лурдес направляет фонарь на реку, освещая ее покрытую рябью поверхность, затем перелезает через изгородь.
– Стой! – кричит она снова, но все без толку.
Лурдес вытаскивает рацию из футляра и кричит, слишком близко прижимая ее ко рту. Она забыла, что надо говорить, не помнит код, который тщательно заучивала. Голос из рации, спокойный и официальный, твердит: «Скажите, где вы находитесь… где вы находитесь». Но вместо того чтобы ответить, Лурдес прыгает в реку. Она слышит завывание сирены, когда ее охватывает холод, сковывает ей лицо, руки и ноги в ботинках на толстой подошве. Река пахнет смертью.
Только вот что еще важно. Лурдес жива, а маленький пуэрториканец мертв.
Пилар
(1976)
Семья всегда подавляет личность. Я размышляю об этом, в то время как Лу Рид заявляет, что он достаточно сильный, чтобы убить любого в Нью-Джерси. Я в клубе, в Виллидж, вместе с моим парнем, Максом. Думаю, я тоже достаточно сильна, чтобы убить несколько человек, только вряд ли это их исправит.
– Эй, я из Бруклина! – вопит Лу, и толпа дико ему вторит. Однако я не кричу. Я не буду кричать, даже если Лу скажет: «А эта песня – для Кубы». Куба. Планета Куба. Где это, черт возьми?
Настоящее имя Макса – Октавио Шнайдер. Он поет и играет на бас-гитаре и губной гармонике в группе «Манихейский блюз-бэнд». Они из Сан-Антонио. Поют «Howlin' Wolf» и «Muddy Waters» и еще много своих собственных песен, в основном тяжелый рок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Когда недовольный слуга сообщил донье Сейде об изменениях в ее деревенском доме, та пришла в ярость, явилась на ранчо и привела виллу в первоначальный вид. После ее отъезда Лурдес вновь соорудила вольеру и наполнила ее птицами и с тех пор никогда не разговаривала со своей свекровью.
Лурдес тоскует по птицам, которые были у нее на Кубе. Она подумывает о том, чтобы вступить в общество любителей птиц, но кто будет в ее отсутствие заниматься булочной? Пилар не заслуживает доверия, а Руфино не может отличить голландское печенье от пончика. Стыдно сказать, но в Бруклине Лурдес не видела никаких других птиц, кроме тупых корольков и грязных голубей. Руфино взялся разводить голубей в проволочной клетке у них на заднем дворе, как Марлон Брандо в фильме «В порту». Он пишет послания на клочках бумаги, засовывает их в металлические колечки, которые закрепляет на лапке голубя, затем целует каждую птицу в головку на удачу и с гиканьем выпускает на свободу. Лурдес не знает, да и не хочет знать, что он там пишет и'кому. Теперь она принимает его, как погоду. Что еще ей остается делать?
Руфино перестал с ней делиться. Она слышит от Пилар что-то о его проектах и знает, что он пытается изобрести суперкарбюратор, с которым автомобиль сможет проехать две сотни миль на одном галлоне бензина. А еще муж носится с идеей об искусственном разуме. Она не совсем понимает, что это такое, хотя Руфино как-то объяснял ей, что искусственный разум для мозга это то же самое, что телефон для голоса – будет усиливать его и переносить на большое расстояние. Лурдес не может понять, почему это так трудно. Она вспоминает роботов, которых видела на Всемирной выставке лет десять назад. Тогда они все вместе – она, Руфино и Пилар – обедали в ресторане, который был оформлен, как космический корабль. Еда была ужасная. А за окнами – вид на Куинс.
В последнее время Лурдес смотрит на такое знакомое лицо мужа, его тонкие рыжие волосы, морщинистые мешки под глазами, но он для нее посторонний человек. Она смотрит на него, как будто держит в руках фотографию, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся чужой.
Лурдес может быть сама собой только наедине с отцом. Даже после его смерти они отлично, как и раньше, понимают друг друга. Хорхе дель Пино не сопровождает Лурдес во время дежурства, потому что не хочет вмешиваться в ее работу. Он гордится своей дочерью, ее твердой приверженностью закону и порядку, свойственной и ему тоже. Это отец побудил Лурдес вступить во вспомогательную полицию, чтобы, когда потребуется, она была готова к борьбе с коммунистами. «Смотри, как Вождь мобилизовал людей на защиту своего дела, – говорил Хорхе дель Пино дочери. – Он использует приемы фашистов. Как мы отвоюем Кубу, если сами не готовы к борьбе?»
Пилар посмеивается над Лурдес, когда та стоит перед ней в униформе и похлопывает дубинкой по ладони. «Ты что, Коджаком себя считаешь?» – смеется она и протягивает матери леденец на палочке. Что ж, такова ее дочь, насмешливая и дерзкая. «Я делаю это, чтобы показать тебе пример!» – кричит Лурдес, но Пилар не обращает на нее внимания.
В прошлое Рождество Пилар подарила ей книгу очерков о Кубе под названием «Революционное общество». На обложке веселые чистенькие дети собрались перед портретом Че Гевары. Лурдес пришла в ярость.
– Почитай! – сказала ей Пилар.
– Мне и читать не нужно, чтобы знать, что это такое! Ложь, отвратительная коммунистическая ложь! – Лицо Че Гевары вызвало у нее такую ярость, что она затряслась, как натянутый провод.
– Как хочешь! – Пилар повернулась к ней спиной.
Лурдес выхватила книгу из-под рождественской елки, отнесла в ванную, наполнила горячей водой раковину и бросила ее туда. Лицо Че Гевары побелело и разбухло, как лицо той мертвой девушки, которую Лурдес видела однажды на берегу в Санта-Тереса-дель-Map с запиской, пришпиленной к груди. Тогда никто так и не явился, никто не заявил о ее исчезновении. Лурдес выловила книжку Пилар из раковины щипцами для барбекю и положила на фарфоровое блюдо, которое приберегала для жареных свиных ножек. Затем прикрепила записку к обложке английской булавкой: «Можешь ехать в Россию, если считаешь, что это так здорово!» и подписалась своим полным именем.
Блюдо с книгой она оставила на кровати Пилар. Но дочь не рассердилась. На следующий день блюдо было поставлено в буфет, а «Революционное общество» повешено сушиться на бельевую веревку.
Рация Лурдес трещит, когда она идет вдоль реки, ограничивающей ее территорию с запада. Ночь такая ясная, что вода отражает каждый случайный лучик света. Гладь реки, не потревоженная судами и ветром, блестит как зеркало. Лурдес приходит на память открытка со знаменитой Зеркальной галереей в Версале, залитой светом, до бесконечности отражающимся во множестве зеркал.
Краем глаза она замечает какое-то движение. Холодок пробегает у нее по спине, удары сердца гулко отдаются в ушах. Она поворачивается и украдкой смотрит в ту сторону, но не может понять, кто притаился у реки. Лурдес одной рукой сжимает дубинку, другой направляет фонарь. Какой-то человек вдруг перескакивает через низкую изгородь и прыгает в реку, пробив речную гладь насквозь.
– Стой! – кричит она, бросаясь вдогонку.
Лурдес направляет фонарь на реку, освещая ее покрытую рябью поверхность, затем перелезает через изгородь.
– Стой! – кричит она снова, но все без толку.
Лурдес вытаскивает рацию из футляра и кричит, слишком близко прижимая ее ко рту. Она забыла, что надо говорить, не помнит код, который тщательно заучивала. Голос из рации, спокойный и официальный, твердит: «Скажите, где вы находитесь… где вы находитесь». Но вместо того чтобы ответить, Лурдес прыгает в реку. Она слышит завывание сирены, когда ее охватывает холод, сковывает ей лицо, руки и ноги в ботинках на толстой подошве. Река пахнет смертью.
Только вот что еще важно. Лурдес жива, а маленький пуэрториканец мертв.
Пилар
(1976)
Семья всегда подавляет личность. Я размышляю об этом, в то время как Лу Рид заявляет, что он достаточно сильный, чтобы убить любого в Нью-Джерси. Я в клубе, в Виллидж, вместе с моим парнем, Максом. Думаю, я тоже достаточно сильна, чтобы убить несколько человек, только вряд ли это их исправит.
– Эй, я из Бруклина! – вопит Лу, и толпа дико ему вторит. Однако я не кричу. Я не буду кричать, даже если Лу скажет: «А эта песня – для Кубы». Куба. Планета Куба. Где это, черт возьми?
Настоящее имя Макса – Октавио Шнайдер. Он поет и играет на бас-гитаре и губной гармонике в группе «Манихейский блюз-бэнд». Они из Сан-Антонио. Поют «Howlin' Wolf» и «Muddy Waters» и еще много своих собственных песен, в основном тяжелый рок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58