Три минуты седьмого, все начинается сначала, думаю я.
Лурдес Пуэнте
– Лурдес, я вернулся.
Хорхе дель Пино приветствует дочь через сорок дней после того, как она похоронила его на кладбище на границе Бруклина и Куинса. Он в панаме, с сигарой и букетом фиалок.
Его слова теплы и близки, как дыхание. Лурдес оборачивается, надеясь обнаружить отца рядом, но видит только сумерки, укрывшие верхушки дубов, да розовый оттенок скользящей темноты.
– Не бойся, mi hija. Ты иди, а я буду с тобой разговаривать, – говорит Хорхе дель Пино дочери.
Закат горит за рядами домов из песчаника, как будто связывая их пылающей лентой. Лурдес трет глаза и шагает с таким чувством, будто ноги у нее в гипсе.
– Я рад тебя видеть, Лурдес.
Спасибо тебе за все, hija, за шляпу, за сигары. Ты похоронила меня, как египетского фараона, со всеми моими драгоценностями. – Хорхе дель Пино смеется.
Лурдес ощущает слабый запах от сигары отца. Она пристрастилась курить тот же сорт сигар, когда по вечерам разбирает на кухонном столе заказы, полученные за день.
– Где ты, папа?
Улица пуста, словно некая сила высосала все живое вокруг. Даже тень от деревьев темнее, чем они сами.
– Здесь, рядом.
– Ты можешь вернуться?
– Я буду приходить время от времени.
– Как я узнаю?
– Слушай меня в сумерки.
Лурдес приходит домой с ощущением беды. А может, у нее с головой что-то неладно и ее мозг взращивает видение, как теплица орхидею. Лурдес открывает холодильник и не находит ничего такого, чтобы ей захотелось съесть. В последнее время все для нее на один вкус.
Снаружи по-прежнему льют весенние дожди. Капли проникают сквозь кухонное окно через невидимые щели. Церковный колокол звонит, сбивая листья клена. А может, она просто измотана этой жизнью? Лурдес терпеть не может неопределенность.
Она тянет за веревку, привязанную к языку корабельного колокола, и вызывает из мастерской Руфино. Муж ее успокоит, думает Лурдес. Он управляет предметами материального мира. Его изобретения проводят электричество, используют движение зубчатых колес, действуют в соответствии с универсальными законами физики.
Руфино появляется, обсыпанный синим мелом. Ногти у него на пальцах тоже синие, цвета индиго.
– Он вернулся, – шепчет Лурдес, усаживаясь на стул. – Он заговорил со мной, когда я шла домой из булочной. Я слышала папин голос. Чувствовала запах его сигары. Но я уверена, на улице никого не было. – Лурдес замолкает.
Грудь у нее поднимается и опускается с каждым вдохом. Затем она прижимается к мужу и закрывает глаза.
– Все плохо, Руфино, очень плохо.
Муж смотрит на нее, быстро моргая, как будто только проснулся.
– Ты устала, mi cielo. – Голос у Руфино спокойный. Он уговаривает Лурдес сесть на кушетку и натирает ей ступни холодным лосьоном «Маленькая ножка». Круговыми движениями больших пальцев он массирует ей лодыжки, успокаивающе оглаживает ладонями ее опухшие колени.
На следующий день Лурдес работает сверхвнимательно, стараясь доказать самой себе, что по крайней мере ее деловая хватка не пострадала. Она плавно движется взад-вперед за прилавком булочной, поясняя клиентам:
– Мы используем в кексах и пирогах только настоящее сливочное масло, – говорит она с характерным латиноамериканским акцентом, – а не маргарин, как в соседней булочной.
После того как покупатель делает свой выбор, Лурдес склоняется к нему.
– У вас какое-нибудь событие? – шепчет она, словно продает из-под полы ворованные часы. Если ей отвечают «да» – а это звучит музыкой для ее слуха, – она начинает с жаром предлагать различные варианты надписей.
К двум часам, когда на работу является стажер, в кассе у Лурдес уже лежат деньги за семь тортов на день рождения (включая один слоеный с ореховой и банановой прослойками, украшенный сверху марципаном), большой торт на шестьдесят персон в честь заключительного концерта уличного оркестра школы епископа Лауни, двухъярусный торт с надписью «Тилли и Иде в день золотой свадьбы», торт с двойным шоколадным масляным кремом, украшенный широкой ступней в ознаменование ухода Фрэнки Закаглини из обувной компании. Лурдес вновь обрела уверенность в себе.
– Вот, смотри, – раскладывает она свои заказы перед новой работницей Марибель Наварро, как крупье карты. – А теперь вымой прилавок. – Она передает Марибель бутылку «Виндекса» и рулон бумажных полотенец.
Всю вторую половину дня Лурдес проводит, натаскивая Марибель, маленькую тридцатилетнюю пуэрториканку с тонким профилем и шикарными длинными ногтями.
– Ты должна их обрезать, если хочешь здесь работать, – резко говорит Лурдес. – Это негигиенично. Санитарный надзор нас оштрафует.
Марибель любезна с посетителями и правильно дает сдачу, но не слишком предприимчива.
– Не давай им уйти так просто, – наставляет ее Лурдес. – Всегда можно продать еще что-нибудь: столовые булочки или ореховые кольца для кофе.
Никто не работает так, как хозяин, думает Лурдес, укладывая торт со взбитыми сливками на свежие салфетки. Она выставляет поднос с флорентийским печеньем и показывает Марибель, как привлекательнее расположить его на развернутых полосках вощеной бумаги.
– Флорентийское стоит семь девяносто пять фунт, на два доллара дороже, чем все остальное печенье, так что взвешивай его отдельно. – Лурдес вытягивает полосу мягкой папиросной бумаги с металлического держателя, кладет на весы, и сверху – один кружок печенья. – Смотри. Одна штука тянет на сорок три цента. Я не могу позволить себе бросать деньги на ветер.
После пяти часов наступает особенно горячая пора: в булочную устремляется поток посетителей, закончивших работу. Марибель не покладая рук перевязывает бечевкой коробки с пирожными. Это нравится Лурдес. К тому времени она почти забыла свои страхи из-за вчерашнего появления отца. Неужели ей такое могло привидеться?
Вдруг глаз Лурдес с опущенным веком, как притаившийся шпион, останавливается на нескольких монетках, скользнувших по прилавку к Марибель. Он следит, как Марибель упаковывает два жареных пирожка с корицей в белый бумажный пакет и затем благодарит посетителя. Вот она вроде бы поворачивается к кассе и пробивает пятьдесят центов. Хотя Лурдес стоит отвернувшись, ее бдительный глаз замечает, как Марибель опускает монеты в свой карман.
Лурдес ждет, когда посетительница, пожилая женщина, составит свое мнение о птифуре с кофе мокко. Когда та уходит, Лурдес направляется прямиком к кассе, достает девять долларов отдельными купюрами и горсть монет по одному центу – все, что они выручили за работу после полудня, и вручает это Марибель.
– Убирайся, – говорит Лурдес.
Марибель снимает фартук, аккуратно складывает его и, оставив на прилавке, без единого слова покидает булочную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58