Они просто припрятаны под капотом или в багажнике старого «феррари». Сухое вино помогло мне увидеть очевидное. Мы всегда дети – такие, какими были.
Мы спускаемся к Вернеру в погреб, там он хранит свой архив, тысячи протоколов юридических досье. Все они расставлены в алфавитном порядке. Давненько я не ступал сюда.
Сияющий, он усаживается в «феррари», достает «кольт» 45-го калибра, точную копию пистолета Роя Роджера. Он стреляет. Я вижу, как падает индеец.
– Паршивый индеец, мы его укокошили, Рой!
– Осторожно, Кит, там есть другой!
Я поворачиваюсь и, не целясь, пускаю пулю. Со ста метров я попадаю между глаз. Мы смотрим, как он скатывается в каньон.
– Дай мне его прикончить, Рой!
Я приближаюсь к мерзкой голове краснокожего. У меня нет жалости. Этот подонок убил мою мать и изнасиловал сестру. Его глаза блестят.
– Прикончи его, Кит!
Нажимаю на курок. Мозги индейца взрываются.
Какое удовольствие мы получили! Кто-то нам досаждал. Мы стреляли. Он умирал. По-настоящему. Крупнокалиберным ударом я уничтожил подружек своей матери. Я размозжил голову сыну Бидушей, который в драке был сильнее меня. Лазерным пистолетом я прочерчивал своего отца. А потом он удивлялся, что я не отвечаю ему за столом. Я не разговариваю с покойниками. Чертова задница.
Я не устал, просто немного утомился. Варим кофе. Вернер говорит:
– Черт, хочу трахнуть кого-нибудь, а ты?
Я вяло киваю головой. Хотеть – это слабое слово. Мой член упирается в штаны, это мой единственный живой орган. На «форде» его матери мы выезжаем из гаража. Едем в город.
– Предупреждаю, что к шлюхам я не пойду, – говорю ему.
– Почему? Боишься подцепить что-нибудь?
Я очень далек от его гигиенических предосторожностей, просто боюсь, что мне будет не так просто расслабиться. Вижу, как я поднимаюсь с девкой, смотрю, как она раздевается, как я кладу билет в двести франков на ночной столик, как она моет меня, как вставляет в себя мой член, как я смотрю ей в глаза, как кладу руки ей на шею и вхожу в раж. Сжать сильнее. Еще сжать. Я хочу видеть мертвую шлюху. Я хочу трахать мертвую шлюху.
Я мелю вздор.
Привокзальный квартал. Вернер останавливается возле высокой блондинки. Спрашивает, где девка, которую зовут Бригитта. От высокой блондинки воняет мочой. Она не знает. Хватает Вернера за руку и прижимает к своим горам белого мяса, которые вот-вот разорвут ее блузку с блестками. На зеленых замшевых шортах в обтяжку разводы от пятен пота.
– Отстань, Марио, ты же знаешь, что я люблю только женщин.
Уходим. Вернер говорит:
– Черт, если бы меня видела моя мать! Хохочем. Мразь!
– Ты часто ходишь к шлюхам? – спрашиваю его.
– Это зависит от периода, – хмуро отвечает Вернер.
И добавляет:
– Понимаешь, со шлюхой иногда даже лучше, чем с обычной бабой. Ты идешь к ней только для этого, и она это знает. Ты платишь и спокоен.
– Как животные, – говорю ему.
Вернер смеется. Я тоже. Не надо мне было пить его неаполитанское вино. Поворачиваем в город. Куда идти – не знаем. Мне хочется увидеть, пришла ли уже Лена к Мари. Мы перед ее домом. Почтовый ящик пуст, входная дверь не заперта. Бесшумно поднимаемся на четвертый этаж. Прижимаюсь ухом к двери. Ничего. Я не знаю, что на меня нашло, но я нажал изо всей силы три раза на звонок. И мы тут же перебежали на верхний этаж. Слышим, как открывается замок. Выходит Мари, в пижаме. Спрашивает сонным голосом:
– Лена, это ты?
Дверь захлопывается за ней. Мы сидим на корточках, прыская в темноте.
– Черт, хочу в туалет, – говорит Вернер.
Мне приходит в голову мысль использовать для этого коврик у входной двери Мари. Вернер не заставляет себя упрашивать.
Я как раз проткнул колеса машины Мари, когда недалеко от нас останавливается «ре-но-25». Мы спрятались. Лена быстро целует сорокалетнего типа при галстуке, который сидит за рулем.
– Это депутат Бертье, – шепчет мне Вернер.
Лена стучит каблучками по влажному асфальту. Поднимается в темноту. Машина отъезжает. Слышим ее крик, видимо, она обнаружила «подарок» Вернера перед дверью. Вопль отвращения. Мы покатываемся со смеху и убегаем.
Возвращаться не хочется. Пропускаем по последнему стаканчику у «Милорда» – это самая допотопная дискотека в городе. Девицам пришлось одним возвращаться домой. Несколько солидных парочек трутся бедрами в темноте, два типа в расстегнутых до пупа рубахах трясутся под бразильские мелодии. У Вернера новая идея:
– Протокол 3615! У меня оттуда две приятельницы, и они неплохо устроились, – воодушевляется Вернер.
Моя машина оставлена у него, и я следую за ним с единственным намерением – как можно быстрее вернуться домой и лечь спать. Но Вернер настолько возбужден, что я соглашаюсь спуститься с ним в его погреб и посмотреть одно прекращенное уголовное дело.
Раньше, когда я еще только начинал работать в «Репюбликен», я частенько закрывался здесь по субботам с бутылкой вина. Я садился за какое-нибудь старое досье и до боли в зрачках читал его коллекцию. Особенно мне нравились истории об изнасилованиях, я просто упивался самыми жуткими протоколами. Вернер мало комментировал. Он говорил:
– Прочитай это, – с видом явного превосходства.
Я вспоминаю о признаниях одного тридцатилетнего рабочего. Он изнасиловал девочку шести лет, перерезал ей горло и выбросил тело в мусорный бак. Вместо подписи он ставил крест. Я вспоминаю слова этого типа, отпечатанные инспектором. Опечатки. Журналисты и адвокаты давно уже пользуются компьютерами, а судьи и полицейские все еще печатают на допотопных машинках старых писателей. Это занимает целые часы. Обвиняемый повторяет по пять раз одну и ту же фразу. Я помню эти фразы, которые напечатал полицейский. И как только уселся в кресло, они тут же всплыли в памяти. Я вновь вижу эту сцену. Печатающий полицейский и рабочий, который пять раз повторяет одно и то же.
Вернер бренчит на пианино, я сижу в кресле со стаканом в руке. У меня не выходит из головы, что все мы свирепые звери. Чем мы отличаемся от этого рабочего? Я имею в виду чисто физически. Может быть, у нас мозг больше? Этот чернорабочий был влюблен в маленькую девочку. Он совсем не хотел ее убивать. Это пришло само собой. Его мозг остался на уровне ребенка. А член вырос. Он не понимает. Я думаю о мозге Матильды. И о моем.
Возможности «Минителя» для меня открыл Габи. Он, влюбленный только в одну девушку, неожиданно для меня занимался онанизмом перед экраном компьютера. Однажды вечером я без предупреждения нагрянул к нему, изображая неожиданный приход полиции. Дурацкая игра. Я распахнул дверь и заорал:
– Не двигаться, полиция!
Он даже не пошевелился. Он стоял перед светящимся экраном своего «Минителя». Его плавки валялись на полу среди дискет компьютера, а член был все еще напряжен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мы спускаемся к Вернеру в погреб, там он хранит свой архив, тысячи протоколов юридических досье. Все они расставлены в алфавитном порядке. Давненько я не ступал сюда.
Сияющий, он усаживается в «феррари», достает «кольт» 45-го калибра, точную копию пистолета Роя Роджера. Он стреляет. Я вижу, как падает индеец.
– Паршивый индеец, мы его укокошили, Рой!
– Осторожно, Кит, там есть другой!
Я поворачиваюсь и, не целясь, пускаю пулю. Со ста метров я попадаю между глаз. Мы смотрим, как он скатывается в каньон.
– Дай мне его прикончить, Рой!
Я приближаюсь к мерзкой голове краснокожего. У меня нет жалости. Этот подонок убил мою мать и изнасиловал сестру. Его глаза блестят.
– Прикончи его, Кит!
Нажимаю на курок. Мозги индейца взрываются.
Какое удовольствие мы получили! Кто-то нам досаждал. Мы стреляли. Он умирал. По-настоящему. Крупнокалиберным ударом я уничтожил подружек своей матери. Я размозжил голову сыну Бидушей, который в драке был сильнее меня. Лазерным пистолетом я прочерчивал своего отца. А потом он удивлялся, что я не отвечаю ему за столом. Я не разговариваю с покойниками. Чертова задница.
Я не устал, просто немного утомился. Варим кофе. Вернер говорит:
– Черт, хочу трахнуть кого-нибудь, а ты?
Я вяло киваю головой. Хотеть – это слабое слово. Мой член упирается в штаны, это мой единственный живой орган. На «форде» его матери мы выезжаем из гаража. Едем в город.
– Предупреждаю, что к шлюхам я не пойду, – говорю ему.
– Почему? Боишься подцепить что-нибудь?
Я очень далек от его гигиенических предосторожностей, просто боюсь, что мне будет не так просто расслабиться. Вижу, как я поднимаюсь с девкой, смотрю, как она раздевается, как я кладу билет в двести франков на ночной столик, как она моет меня, как вставляет в себя мой член, как я смотрю ей в глаза, как кладу руки ей на шею и вхожу в раж. Сжать сильнее. Еще сжать. Я хочу видеть мертвую шлюху. Я хочу трахать мертвую шлюху.
Я мелю вздор.
Привокзальный квартал. Вернер останавливается возле высокой блондинки. Спрашивает, где девка, которую зовут Бригитта. От высокой блондинки воняет мочой. Она не знает. Хватает Вернера за руку и прижимает к своим горам белого мяса, которые вот-вот разорвут ее блузку с блестками. На зеленых замшевых шортах в обтяжку разводы от пятен пота.
– Отстань, Марио, ты же знаешь, что я люблю только женщин.
Уходим. Вернер говорит:
– Черт, если бы меня видела моя мать! Хохочем. Мразь!
– Ты часто ходишь к шлюхам? – спрашиваю его.
– Это зависит от периода, – хмуро отвечает Вернер.
И добавляет:
– Понимаешь, со шлюхой иногда даже лучше, чем с обычной бабой. Ты идешь к ней только для этого, и она это знает. Ты платишь и спокоен.
– Как животные, – говорю ему.
Вернер смеется. Я тоже. Не надо мне было пить его неаполитанское вино. Поворачиваем в город. Куда идти – не знаем. Мне хочется увидеть, пришла ли уже Лена к Мари. Мы перед ее домом. Почтовый ящик пуст, входная дверь не заперта. Бесшумно поднимаемся на четвертый этаж. Прижимаюсь ухом к двери. Ничего. Я не знаю, что на меня нашло, но я нажал изо всей силы три раза на звонок. И мы тут же перебежали на верхний этаж. Слышим, как открывается замок. Выходит Мари, в пижаме. Спрашивает сонным голосом:
– Лена, это ты?
Дверь захлопывается за ней. Мы сидим на корточках, прыская в темноте.
– Черт, хочу в туалет, – говорит Вернер.
Мне приходит в голову мысль использовать для этого коврик у входной двери Мари. Вернер не заставляет себя упрашивать.
Я как раз проткнул колеса машины Мари, когда недалеко от нас останавливается «ре-но-25». Мы спрятались. Лена быстро целует сорокалетнего типа при галстуке, который сидит за рулем.
– Это депутат Бертье, – шепчет мне Вернер.
Лена стучит каблучками по влажному асфальту. Поднимается в темноту. Машина отъезжает. Слышим ее крик, видимо, она обнаружила «подарок» Вернера перед дверью. Вопль отвращения. Мы покатываемся со смеху и убегаем.
Возвращаться не хочется. Пропускаем по последнему стаканчику у «Милорда» – это самая допотопная дискотека в городе. Девицам пришлось одним возвращаться домой. Несколько солидных парочек трутся бедрами в темноте, два типа в расстегнутых до пупа рубахах трясутся под бразильские мелодии. У Вернера новая идея:
– Протокол 3615! У меня оттуда две приятельницы, и они неплохо устроились, – воодушевляется Вернер.
Моя машина оставлена у него, и я следую за ним с единственным намерением – как можно быстрее вернуться домой и лечь спать. Но Вернер настолько возбужден, что я соглашаюсь спуститься с ним в его погреб и посмотреть одно прекращенное уголовное дело.
Раньше, когда я еще только начинал работать в «Репюбликен», я частенько закрывался здесь по субботам с бутылкой вина. Я садился за какое-нибудь старое досье и до боли в зрачках читал его коллекцию. Особенно мне нравились истории об изнасилованиях, я просто упивался самыми жуткими протоколами. Вернер мало комментировал. Он говорил:
– Прочитай это, – с видом явного превосходства.
Я вспоминаю о признаниях одного тридцатилетнего рабочего. Он изнасиловал девочку шести лет, перерезал ей горло и выбросил тело в мусорный бак. Вместо подписи он ставил крест. Я вспоминаю слова этого типа, отпечатанные инспектором. Опечатки. Журналисты и адвокаты давно уже пользуются компьютерами, а судьи и полицейские все еще печатают на допотопных машинках старых писателей. Это занимает целые часы. Обвиняемый повторяет по пять раз одну и ту же фразу. Я помню эти фразы, которые напечатал полицейский. И как только уселся в кресло, они тут же всплыли в памяти. Я вновь вижу эту сцену. Печатающий полицейский и рабочий, который пять раз повторяет одно и то же.
Вернер бренчит на пианино, я сижу в кресле со стаканом в руке. У меня не выходит из головы, что все мы свирепые звери. Чем мы отличаемся от этого рабочего? Я имею в виду чисто физически. Может быть, у нас мозг больше? Этот чернорабочий был влюблен в маленькую девочку. Он совсем не хотел ее убивать. Это пришло само собой. Его мозг остался на уровне ребенка. А член вырос. Он не понимает. Я думаю о мозге Матильды. И о моем.
Возможности «Минителя» для меня открыл Габи. Он, влюбленный только в одну девушку, неожиданно для меня занимался онанизмом перед экраном компьютера. Однажды вечером я без предупреждения нагрянул к нему, изображая неожиданный приход полиции. Дурацкая игра. Я распахнул дверь и заорал:
– Не двигаться, полиция!
Он даже не пошевелился. Он стоял перед светящимся экраном своего «Минителя». Его плавки валялись на полу среди дискет компьютера, а член был все еще напряжен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40