Я хочу, чтобы ты занялась похоронами. Единственное, чего я бы хотел, – это музыки и печальных улыбок. Свое тело я завещаю науке, а сердце отдаю в твои руки. Будь осторожна, не испачкайся. Нет, я совсем не хочу быть смешным. Мне очень грустно. Я любил тебя. Я люблю тебя. До самой смерти. Аминь.
Иду взглянуть на Матильду. Несмотря на свою озлобленность, она не могла жить одна. Как и я. Эмиль и Лена бросили нас. Это нас объединяет.
– Хватит мусолить одно и то же, действуй, – кажется, говорит она.
Пустой аквариум Деде и Жако выводит меня из тоски. Это надо срочно исправить. Пешком отправляюсь к торговцу живностью в коммерческий центр, где в неоновом свете пляшут рыбки. Я не знаю, каких выбрать. Восьмисотлитровый аквариум, полный светящихся рыбок, другой, поменьше, – с карликовыми черепахами и рачками, поедающими мясо. Слишком дорого. Я выхожу с пакетом, в котором плещутся две черные рыбки. Самец и самка. Джон и Йоко. Я покупаю также маленького пластмассового аквалангиста, пальму и разноцветные камешки. Возвращаюсь. Ну и видок у меня с перебинтованной рукой и прозрачным пакетом с рыбками! Чтобы не чувствовать себя таким одиноким, разговариваю с Матильдой. О Лене. Хоть она меня слушает. Кто еще? Она считает мою любовь преувеличенной. Ревнуешь, Матильда?
В восемь часов мадам Безар приносит мне суп. Фасолевый суп, в котором плавают кусочки сала. Она затевает разговор:
– Скажите, вот вы пишете книгу об этой Матильде. Она действительно убила своего Эмиля?
– Он чертовски вкусен, ваш фасолевый суп! Ну и как, взорвется станция или нет?
– Вы так и не хотите ничего мне сказать? – Мадам Безар – сплошной упрек.
Почему люди так агрессивны со мной? Мадам Безар – вдова полковника, у нее был любовник – игрок в регби. Я очень люблю эту славную женщину. Но почему она так любопытна? Почему она всякий раз в бигуди, когда стучит ко мне? Почему, несмотря на свои семьдесят лет, она красит волосы в ярко-рыжий цвет? Почему она выключает свой телевизор, когда Сальвьяк или Альбаладео комментируют матч на турнире пяти наций? Почему она не любит Кармелло Микиша? Знает она хотя бы, кто такой Кармелло Микиш? Я выжидаю несколько секунд и спрашиваю ее:
– Вы знаете, кто такой, Кармелло Микиш?
Сбитая с толку моим вопросом, она говорит:
– Конечно, это крайний правый, он играл в сборной Франции.
– Он может также играть и слева. Он умеет забивать обеими ногами.
– Вам следует показаться доктору, по-моему, у вас с головой не все в порядке.
Может быть, она и права, но я не выношу, когда со мной говорят о моей книге и без конца спрашивают, виновата Матильда или нет. Она убила Эмиля, возможно, расчленила его тело, отравила Марселя. Может, есть и еще кто-нибудь в этом списке. Но виновна ли? Виновна ли Матильда? Стоит хорошенько подумать, прежде чем ответить. Именно это я и делаю. Только этим и занимаюсь.
Учусь писать левой рукой. Матильда смеется надо мной. Мне снова кажется, что я слышу ее сатанинский смех, который переходит в отчаянные рыдания. Что скрывается за занавесом? Проклятая душа, или невинная, все еще влюбленная бабуля? Вновь перечитываю показания медико-психологической экспертизы:
Матильда Виссембург – личность, судьба которой вызывает большие размышления. Матильдой она стала, столкнувшись с правосудием. Мадам Виссембург поразила нас манихейским видением мира, которое она яростно отстаивает. Мир разделен у нее на добрых и злодеев, на палачей и жертв. Не колеблясь, она прибегает к гиперболе, привлекал для защиты своих теорий такие примеры, как войска СС, гестапо, концлагеря и другие ужасающие факты. Речь ее насыщена грубыми бранными словами, но в то же время она часто меняет тон и тембр. Мадам Виссембург легко переходит из одного аффектного состояния в другое и подвержена резкой смене настроений. Все это создает впечатление потери контроля. Тем не менее она тонко чувствует собеседника и демонстрирует прекрасное умение владеть собой, когда ей в чем-либо надо его убедить или что-то получить.
Эти последние слова адресованы мне. Сейчас лето. Стоит страшная жара. Открываю балконную дверь, слушаю городской шум, пристально рассматриваю печь напротив супермаркета, где рабочие сжигают каждый вечер картонные коробки. Примерно через час вдруг слышу:
– Болит рука?
Она не пошевелила губами, голос идет не от портрета. Непонятно откуда.
– Ты мне что-то сказала? – спрашиваю ее.
Начинаю нервничать:
– Разве не видно, что у меня болит рука? Все из-за тебя, старая дура!
Выхожу. Через минуту возвращаюсь. Ненавижу ее манеру смотреть на меня. Вот уже пять лет она забавляется с судьями и полицейскими. А сейчас начинает со мной. Смотрю на нее со злостью:
– Матильда, меня от тебя блевать тянет!
Я тут же жалею о своем поведении.
Слишком поздно. Смешно идти к ней извиняться.
Видимо, моя вспышка гнева заставила ее призадуматься. По крайней мере, через два дня получаю ответ на мое первое письмо. Десять страниц мелкого странного почерка:
Мсье,
я получила ваше письмо, где вы меня спрашиваете, кто я. Трудно ответить на это. Я бы предпочла, чтобы вы мне задавали вопросы. Мы виделись всего лишь раз и все же хорошо знаем друг друга. Я чувствую, что вы уже не в том состоянии, когда только начинали писать обо мне. Я больна: у меня боли в позвоночнике. Мое моральное состояние ужасно. Я еще никогда не видела, чтобы судья так влиял на общественное мнение. Бедное правосудие! Я знаю, что вы встречались с моими адвокатами. У меня много проблем с ними. Они думают только о своей рекламе, а не о моей защите. Почти все… Перед Богом клянусь, что я невиновна.
Матильда часто цитирует в письме отрывки из своего дела. Она критикует все свидетельства не в ее пользу, делая краткие пометки на полях: «Ложь! Низость! Ужас! Позор! Зависть! Подлец! Старая корова! Падаль! Сброд подонков!» Да, у Матильды большой запас ругательств. Она заканчивает такими словами: «Верьте мне, я невиновна. Примите мои искренние пожелания. Матильда». Постскриптум: «И до очень скорой встречи, как вы знаете». От этого меня бросает в жар. Что она хочет сказать этим «как вы знаете»? Смотрю на ее фотографию:
– Что-то я не очень понял твое письмо, но впредь буду внимательней. Я прочту твое досье, и ты уже не проведешь меня.
Я прождал два дня. Два дня ничегонеделания. Дышал воздухом на балконе. Бегал. Думал о Лене. Спрашивал Матильду. Рассматривал печь напротив супермаркета и находил ее все более безобразной. А свою жизнь все более незначительной. Быстротечной. Пускал кольца дыма, которые уплывали высоко в небо. Там, где однажды Этьен…
XIII
На восточном вокзале меня встречает Шанталь. Узнаю ее цветастое платье. Желтое с зеленым. Улыбается. Она изменилась.
– Ты загорела, – говорю ей.
– Да, солнышко…
Она отдает мне ключи от офиса и обещает зайти за мной вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Иду взглянуть на Матильду. Несмотря на свою озлобленность, она не могла жить одна. Как и я. Эмиль и Лена бросили нас. Это нас объединяет.
– Хватит мусолить одно и то же, действуй, – кажется, говорит она.
Пустой аквариум Деде и Жако выводит меня из тоски. Это надо срочно исправить. Пешком отправляюсь к торговцу живностью в коммерческий центр, где в неоновом свете пляшут рыбки. Я не знаю, каких выбрать. Восьмисотлитровый аквариум, полный светящихся рыбок, другой, поменьше, – с карликовыми черепахами и рачками, поедающими мясо. Слишком дорого. Я выхожу с пакетом, в котором плещутся две черные рыбки. Самец и самка. Джон и Йоко. Я покупаю также маленького пластмассового аквалангиста, пальму и разноцветные камешки. Возвращаюсь. Ну и видок у меня с перебинтованной рукой и прозрачным пакетом с рыбками! Чтобы не чувствовать себя таким одиноким, разговариваю с Матильдой. О Лене. Хоть она меня слушает. Кто еще? Она считает мою любовь преувеличенной. Ревнуешь, Матильда?
В восемь часов мадам Безар приносит мне суп. Фасолевый суп, в котором плавают кусочки сала. Она затевает разговор:
– Скажите, вот вы пишете книгу об этой Матильде. Она действительно убила своего Эмиля?
– Он чертовски вкусен, ваш фасолевый суп! Ну и как, взорвется станция или нет?
– Вы так и не хотите ничего мне сказать? – Мадам Безар – сплошной упрек.
Почему люди так агрессивны со мной? Мадам Безар – вдова полковника, у нее был любовник – игрок в регби. Я очень люблю эту славную женщину. Но почему она так любопытна? Почему она всякий раз в бигуди, когда стучит ко мне? Почему, несмотря на свои семьдесят лет, она красит волосы в ярко-рыжий цвет? Почему она выключает свой телевизор, когда Сальвьяк или Альбаладео комментируют матч на турнире пяти наций? Почему она не любит Кармелло Микиша? Знает она хотя бы, кто такой Кармелло Микиш? Я выжидаю несколько секунд и спрашиваю ее:
– Вы знаете, кто такой, Кармелло Микиш?
Сбитая с толку моим вопросом, она говорит:
– Конечно, это крайний правый, он играл в сборной Франции.
– Он может также играть и слева. Он умеет забивать обеими ногами.
– Вам следует показаться доктору, по-моему, у вас с головой не все в порядке.
Может быть, она и права, но я не выношу, когда со мной говорят о моей книге и без конца спрашивают, виновата Матильда или нет. Она убила Эмиля, возможно, расчленила его тело, отравила Марселя. Может, есть и еще кто-нибудь в этом списке. Но виновна ли? Виновна ли Матильда? Стоит хорошенько подумать, прежде чем ответить. Именно это я и делаю. Только этим и занимаюсь.
Учусь писать левой рукой. Матильда смеется надо мной. Мне снова кажется, что я слышу ее сатанинский смех, который переходит в отчаянные рыдания. Что скрывается за занавесом? Проклятая душа, или невинная, все еще влюбленная бабуля? Вновь перечитываю показания медико-психологической экспертизы:
Матильда Виссембург – личность, судьба которой вызывает большие размышления. Матильдой она стала, столкнувшись с правосудием. Мадам Виссембург поразила нас манихейским видением мира, которое она яростно отстаивает. Мир разделен у нее на добрых и злодеев, на палачей и жертв. Не колеблясь, она прибегает к гиперболе, привлекал для защиты своих теорий такие примеры, как войска СС, гестапо, концлагеря и другие ужасающие факты. Речь ее насыщена грубыми бранными словами, но в то же время она часто меняет тон и тембр. Мадам Виссембург легко переходит из одного аффектного состояния в другое и подвержена резкой смене настроений. Все это создает впечатление потери контроля. Тем не менее она тонко чувствует собеседника и демонстрирует прекрасное умение владеть собой, когда ей в чем-либо надо его убедить или что-то получить.
Эти последние слова адресованы мне. Сейчас лето. Стоит страшная жара. Открываю балконную дверь, слушаю городской шум, пристально рассматриваю печь напротив супермаркета, где рабочие сжигают каждый вечер картонные коробки. Примерно через час вдруг слышу:
– Болит рука?
Она не пошевелила губами, голос идет не от портрета. Непонятно откуда.
– Ты мне что-то сказала? – спрашиваю ее.
Начинаю нервничать:
– Разве не видно, что у меня болит рука? Все из-за тебя, старая дура!
Выхожу. Через минуту возвращаюсь. Ненавижу ее манеру смотреть на меня. Вот уже пять лет она забавляется с судьями и полицейскими. А сейчас начинает со мной. Смотрю на нее со злостью:
– Матильда, меня от тебя блевать тянет!
Я тут же жалею о своем поведении.
Слишком поздно. Смешно идти к ней извиняться.
Видимо, моя вспышка гнева заставила ее призадуматься. По крайней мере, через два дня получаю ответ на мое первое письмо. Десять страниц мелкого странного почерка:
Мсье,
я получила ваше письмо, где вы меня спрашиваете, кто я. Трудно ответить на это. Я бы предпочла, чтобы вы мне задавали вопросы. Мы виделись всего лишь раз и все же хорошо знаем друг друга. Я чувствую, что вы уже не в том состоянии, когда только начинали писать обо мне. Я больна: у меня боли в позвоночнике. Мое моральное состояние ужасно. Я еще никогда не видела, чтобы судья так влиял на общественное мнение. Бедное правосудие! Я знаю, что вы встречались с моими адвокатами. У меня много проблем с ними. Они думают только о своей рекламе, а не о моей защите. Почти все… Перед Богом клянусь, что я невиновна.
Матильда часто цитирует в письме отрывки из своего дела. Она критикует все свидетельства не в ее пользу, делая краткие пометки на полях: «Ложь! Низость! Ужас! Позор! Зависть! Подлец! Старая корова! Падаль! Сброд подонков!» Да, у Матильды большой запас ругательств. Она заканчивает такими словами: «Верьте мне, я невиновна. Примите мои искренние пожелания. Матильда». Постскриптум: «И до очень скорой встречи, как вы знаете». От этого меня бросает в жар. Что она хочет сказать этим «как вы знаете»? Смотрю на ее фотографию:
– Что-то я не очень понял твое письмо, но впредь буду внимательней. Я прочту твое досье, и ты уже не проведешь меня.
Я прождал два дня. Два дня ничегонеделания. Дышал воздухом на балконе. Бегал. Думал о Лене. Спрашивал Матильду. Рассматривал печь напротив супермаркета и находил ее все более безобразной. А свою жизнь все более незначительной. Быстротечной. Пускал кольца дыма, которые уплывали высоко в небо. Там, где однажды Этьен…
XIII
На восточном вокзале меня встречает Шанталь. Узнаю ее цветастое платье. Желтое с зеленым. Улыбается. Она изменилась.
– Ты загорела, – говорю ей.
– Да, солнышко…
Она отдает мне ключи от офиса и обещает зайти за мной вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40