- Боишься, что он нападет на твой курятник?
- Конечно! Он не сделает этого в светлое время дня, и
он не пошлет своих людей, ни рабов, ни стражников... Но
уже ходят слухи, что Пирий Флам нанял шакалов Сагара,
безбожников и душегубов без совести и чести...
Спрашивается, зачем? - Хирталамос выдержал паузу и горестно
молвил: - И в такое опасное время дела призывают меня в
Аренджун! Что же делать? Кого могу я избрать хранителем
божественной птицы? Только лучшего воина в Шадизаре -
тебя, доблестный! Тебя, лев среди львов!
Конан, нахмурясь, кивнул. Имя Сагара Рябой Рожи было
известно киммерийцу не понаслышке; случалось, тот перебегал
ему дорожку, случалось и наоборот. Сагар отличался
хитростью змеи и коварством гиены, а также и не жаловал
чужаков, всяких пришельцев из Бритунии, Немедии, Турана
или Киммерии, стекавшихся в Шадизар, воровскую столицу всех
хайборийских земель; в бане у него были только местные
заморанцы. Два десятка лихих головорезов, коим что человека
прикончить, что священному петуху шею свернуть - все едино!
Но Конан сагаровых молодцов не боялся - ни по одиночке, ни
всех взятых вместе. Шакалы, они шакалы и есть! Прав
Хирталамос, старая лиса!
Что ж, решил киммериец, поглядывая на своего
нанимателя, совсем неглупая мысль пришла в эту голову под
белым атласным тюрбаном! Спустить льва на стаю шакалов с
гнусной гиеной во главе! Завтра об этом примутся толковать
во всех шадизарских тавернах да кабаках, по всем базарам,
лавкам и постоялым дворам, в каждом притоне воровского
квартала! Всяк узнает, что благородный Пириф Флам нанял
для охраны Неутомимого двадцать сагаровых ублюдков, а купец
Хирталамос доверил свое сокровище всего лишь одному
человеку - Конану из Киммерии!
Один против двадцати! Ха! Ради такого развлечения
стоило постеречь три ночи хирталамосов курятник! Даже два
курятника - с курами и с купеческими женами! Но, само
собой, за хорошие деньги!
Конан еще раз подмигнул петуху, взиравшему на него с
прежней яростью и подозрением, и сказал:
- Ладно! Я согласен, достопочтенный. Теперь поговорим о
плате.
- Пять золотых в ночь, - быстро произнес купец.
- Хмм... Десять!
- Десять... Большие деньги, сын мой! Дорого!
- Милость Митры стоит дороже.
- Тут ты прав, - Хирталамос на мгновение призадумался,
улыбаясь каким-то своим мыслям, потом решительно взмахнул
рукой: - Хорошо, пусть будет десять!
- И еще по десять за каждую голову, если мне придется
поработать мечом. Десять монет за одного мерзавца из шайки
Сагара - вполне приемлемая цена, клянусь Кромом!
- Согласен, - сказал Хирталамос, тяжко вздохнув.
- Еще - кувшин вина в ночь. Аргосского!
- В вине недостатка не будет. А прикажу слугам.
- Прикажи. Теперь насчет денег...
- Что насчет денег? - встрепенулся купец.
- Половину - вперед, - уточнил Конан.
Хирталамос, сдвинув тюрбан на лоб, почесал в затылке.
- Половина - это сколько, сын мой?
Теперь задумался Конан, погрузившись в сложные расчеты.
- Ну, двоих-то я всяко уложу, - сказал он наконец. -
Так что с тебя, почтенный, двадцать пять кругляшей.
Они ударили по рукам и направились к дому, провожаемые
воинственными воплями офирских петухов. Когда Конан шагал
мимо женского покоя, шелковые шторы чуть раздвинулись, и
три пары прелестных очей впились в его лицо. У белокурой
Лелии глаза были голубыми, как летнее небо над
Гандерландом; у черноволосой То-Ню - темными, словно
кхитайский агат; что касается рыжей Валлы, местной
заморанки, то очи ее сияли чистым изумрудом.
Конан хмыкнул, подумав, что в сей курятник тоже стоит
заглянуть. Ночи в Шадизаре были долгими, и он надеялся, что
поспеет повсюду.
Много ли времени нужно льву, чтоб выпустить кишки
двадцати шакалам?
* * *
Тем же днем, ближе к вечеру, киммериец сидел в таверне
Абулетеса за кружкой кислого вина. Разумеется, сей напиток
не шел ни в какое сравнение с аргосским, но Конан не
сомневался, что завтрашней ночью аргосское от него не уйдет.
Как те три купеческие жены!
А пока что он неторопливо цедил кислятину, поглядывал
на туго набитый кошелек, лежавший у правого локтя, и
размышлял о всякой всячине. Например, о том, куда
направиться после ужина: или в свою берлогу в лабиринтах
Пустыньки, шадизарского воровского квартале, или в один из
развеселых домов с красотками, где за ночь можно было
спустить все золотые Хирталамоса, или на промысел - скажем,
к тому же Гиндорусу, торговцу шелком, к караванщику Кадкуру
либо к самому благородному Пирию Фламу, счастливому
владельцу Ниделрага Неутомимого.
Кубок его почти опустел, когда в таверну ввалились
четверо заморанских молодцов, один другого страшнее.
Первому милосердный топор немедийского палача сохранил
голову, лишив ее, однако, ушей; второму в Бритунии выбили
глаз и располосовали ножом щеку; третьему вырвали ноздри -
так в Туране каралась попытка украсть овцу. Что касается
четвертого, то он пока свел близкое знакомство с оспой.
Этот тощий рябой заморанец и был главарем, тем самым
Сагаром, вступившим на службу к конкуренту почтенного
Хирталамоса. Конан, одарив его угрюмой ухмылкой, решил, что
соперник появился у Абулетеса не зря; видать, уже что-то
разнюхал и захотел удостовериться в своих подозрениях.
Усевшись в десяти локтям гот киммерийца, Сагар грохнул
кулаком по столу и гулким басом, неожиданным для такого
тощего человечишки, проревел:
- Эй, Абулетес, гнилая крыса! Жратвы и вина! Только не
пытайся подсунуть нам ту собачью мочу, которой провоняла
половина твоих бочек!
Три заморанских головореза расхохотались, а Конан
скривился. Сагара Рябую Рожу он не любил и полагал, что
собачья моча вместо доброй выпивки будет тому в самый раз.
А еще лучше - ослиная! От всех ослов, что пасутся на землях
Пирия Флама!
Тем временем на столе перед компанией Сагара возникли
блюда с дымящейся бараниной и с жаренными на вертеле
курами; за ними появились кружки с вином - точно таким же,
как у Конана. Безухий и Рваная Ноздря, вытащив длинные
заморанские кинжалы, приступили к жаркому, Кривой жадно
ухватил курицу, а Рябая Рожа потянулся к чаше, желая,
видно, смочить глотку, скользнув взглядом по тугому
кошельку у локтя Конана, затем с ехидной усмешкой уставился
на киммерийца, будто увидел его только сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12