Все солнечные птицы тут дороги, все хороши,
но главное сокровище - Фиглатпаласар Великолепный, коего
должен ты беречь и хранить три ночи пуще зеницы ока своего!
- Хирталамос протянул руку, указывая на петуха, что сидел в
отдельном загончике, за чугунной печкой. - Фиглатпаласара
доставили мне только что из офирской столицы Ианты, и
воистину он - петух среди петухов! Цена ему - тысяча
золотых, и лучшего бойца еще не видел Шадизар. Разумеется,
если не считать тебя, ятаган гнева, - купец почтительно
склонил голову в сторону Конана.
Несколько мгновений киммериец размышлял, не является ли
насмешкой это сравнение с петухом, но глаза Хирталамоса
горели таким неподдельным восторгом, что об иронии и речи
быть не могло. Решив, что почтенный старец слегка повредился
умом, Конан сунул ладони за свой широкий пояс, расправил
плечи и принялся разглядывать драгоценного офирского петуха.
На вид этот Фигля Великолепный ничем не отличался от своих
собратьев, бродивших по двору: так же царапал подстилку
когтями, выгибал шею, тряс гребешком и глядел злобно.
Однако, несмотря на эти боевые курбеты и отличную
упитанность петуха, Конан никак не мог поверить, что за него
отдали такие деньги. Тысяча золотых! Великий Кром! Да это же
целый сундук с монетой! Цена десяти боевых жеребцов, самых
породистых, самых резвых и быстрых! Похоже, достойный
Хирталамос и впрямь лишился разума!
- Я вижу, ты поражен, сын мой, - произнес купец, не
спуская восхищенного взора со своего сокровища. - Но
вспомни, что через пять дней, считая с нынешним, начинается
священный рахават. Ты недавно в Шадизаре и, я полагаю, еще
не знаешь, чем знаменит сей светлый праздник?
Конан пожал могучими плечами и презрительно сплюнул -
прямо на решетку, за которой в боевом раже бесновался
Фиглатпаласар Великолепный.
- Чем знамениты все святы праздники? - буркнул он. -
Одни, жрецы-хитрецы, бью поклоны; другие, дурни, несут
монету хитрецам... Ну, а люди вроде меня стригут и дурней,
и хитрецов! Вот и все, клянусь кишками Нергала!
- Не поминай злого демона, сын мой! Не поминай, когда
мы говорим о рахавате! - купец всплеснул пухлыми руками. -
Пусть Нергал пребывает в царстве смерти, на Серых
Равнинах, и не тревожит наши сны... Вот и все о нем! Я же
поведаю о шадизарских обычаях, кои тебе, доблестный муж,
пока что неизвестны. Так вот: справляют у нас два великих
праздника - ракабор, благословенный хитроумным Белом,
покровителем тех, кто живет торговлей и воровским ремеслом,
и рахават, когда чествуют светлого Митру, Подателя Жизни,
Отца Всего Сущего. В ракабор выпускают гончих псов Бела,
чтобы обежать вокруг городских стен, дабы стояли они
незыблемо и прочно; во время же рахавата бьются у святилища
Митры петухи - бойцовые птицы офирской породы, коих ты
видишь перед собой. И ты, конечно, уже заметил, что
оперенья у них алое и золотое, хвосты изогнуты серпом, а в
глазах горит пламя - и по всем этим признакам, и по многим
другим, о коих я не буду сейчас толковать, считаются эти
петухи посвященными Солнцу, Светлому Оку Митры.
Победительно же боев в честь рахавата превращается в
драгоценный сосуд, средоточие всех божественных милостей,
созданием священным и почитаемым, ибо он - избранник
Подателя Жизни! Понимаешь, сын мой?
- Чего ж не понять, - ответил Конан, и раньше слышавший
кое-что о веселом рахавате и петушиных боях. Он только не
знал, что победитель в тех птичьих сражениях считается
святым созданием и стоит тысячу золотых. Или еще больше;
ведь Хирталамос уже заплатил тысячу за этого Фиглю, а тот
пока что не был чемпионом.
Киммериец вновь уставился на петуха. Тот глядел в ответ
с нескрываемой злобой, явно подозревая, что Конан готовится
то ли выщипать ему хвост, то ли изнасиловать всех кур в
курятнике; крылья птицы топорщились, клюв был грозно
приоткрыт.
- Ну, - сказал Конан, налюбовавшись, - победит твой
петух, и что дальше? Подарить его жрецам? Или продашь
втридорога?
Купец снова всплеснул руками.
- Что ты, мой доблестный страж! Кто же продает свое
счастье? Птицу, на которой почил взгляд Солнцеликого?
Нет, я не собираюсь ни дарить его, ни продавать. Если
Фиглатпаласар победит - а он победит непременно, коль не
помешают гнусные происки недругов - то быть ему главным
украшением пира в последний день праздника. Я съем его, сын
мой, схем почтительно, но без остатка, ибо вкусивший плоти
обретает все божественные милости. Будет он крепко телом,
удачлив в делах и любим женщинами! Скажи, разве это не
стоит тысячу золотых?
- Стоит, - согласился Конан, подумав, что телесное
укрепление Хирталамосу отнюдь не повредит. Без помощи Митры
старому жеребцу нелегко управиться с тремя молодыми
кобылицами! Да и с божественной поддержкой тоже...
Тут он усмехнулся про себя, подмигнув Фиглатпаласару
Великолепному и сказал:
- Ну, теперь мне ясно, отчего ты так дорожишь этим
офирским чучелом. И, клянусь Кромом, наверняка кто-то еще
точит на него зубы! Иначе не стал бы ты меня нанимать.
- Разумеется, сын мой, разумеется! - подхватил купец. -
Видишь ли, есть в Шандарате и другие отличные бойцы - к
примеру, у почтенного Гиндоруса, торговца шелком, у
караванщика Кадкура и у благородного Пирия Флама. Флам - да
будет проклято его имя! - владелец Ниделрага Неутомимого, и
этот Ниделраг, без сомненья, выиграл бы все бои, если б не
мой Фиглатпаласар. Но теперь, когда мне привезли лучшего из
офирских петухов, надеждам Флама конец! Да, конец! И боюсь,
- добавил купец со вздохом, - что он это понимает и не
собирается смириться с поражением.
- Ты хочешь сказать... - начал Конан.
- Да, да, отважнейший! Флам - честолюбивый человек и,
как я, немолод годами... Он пойдет на все! Он постарается
уничтожить Великолепного, мою гордость, мое сокровище! Ведь
Пирий Флам - землевладелец и благородный нобиль, а я -
купец, всего лишь купец; и Флам полагает, что купцу не
положено быть первым в глазах Митры. Ну, а коль купец
пожертвовал тысячу золотых, чтоб удостоится милостей бога,
обрести удачу и женскую любовь, то такого купца следует
поставить на место!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12