А почему ему не ответить?
Подставной посмотрел на меня.
Я сказал, Почему ты смотришь на меня?
Подставной сказал, На кого же другого, как не на тебя. Не на всякого же. Ты ведь говорил, как коллеги станут судить о нашей работе, и что она необходима, сама работа необходима, процесс очищения. Но как им это становится известно, по твоим словам, как они это делают? Я стараюсь делать, как ты, я ты. Я тоже стараюсь.
Я не использовал слова «судить», это не то слово, я его не использовал.
Подставной изумился. Теперь я увидел в его глазах, что-то такое. Лукавство, возможно, а кто бы тут не лукавил. Конечно, взглянул на нашу коллегу, потом на меня, не так встревоженно. Она сказала ему, Наши люди обладают опытом. И потому могут судить или нет, как ты говоришь. Но в чем тут дело, это слово «судить», почему ты так забеспокоился?
Я не забеспокоился. Подставной, глядя на меня, пожал плечами
Ты опасаешься судить и тем самым судишь – осуждая тех, кто судит.
Нет, сказал подставной, однако теперь он нахмурился, и после нескольких мгновений уставился на меня, начиная понимать ситуацию.
А наша коллега сказала, Если так, что ты не станешь судить, тогда это попытка сгрузить с себя наше бремя, перевалить его на других. А у них и свое бремя есть, это будет добавочным.
Да, сказал подставной. Он улыбнулся ей. Это в твоем духе, использовать даже сексуальность, ты женщина, тебе не сложно использовать ее против нас. Ты демонстрируешь свою силу, личную силу, но сила, которой ты обладаешь, это власть, власть над такими, как я, я он. Ты ее применяешь. Ты говоришь, мы слушаем.
Это уж было глупо. Я сказал нашей коллеге, Ты пытаешься меня спровоцировать. Этот человек глуп, если он подставной, что он должен сделать в отношении меня, использовать его таким манером, значит объяснить, как мы разделяем факторы? Конечно, он мужчина, да, тоже
Но он отец.
Он отец, я отец. Да, я отец.
У твоего ребенка есть мать. Как же я могу спровоцировать тебя сексуально? Что ты такое говоришь. Я могу воспользоваться властью над тобой? Он говорит, что могу.
Да, прибегнув к силе, сказал я, но она всего лишь репрезентативна, я это знаю, сила может быть репрезентативной, я не забывчив. Как я могу быть забывчивым, это невозможно.
Там была еще одна женщина, и она говорит, У него дочери.
У него одна дочь, сказал подставной, а у меня две. И сыновья, тоже двое.
Наша коллега подняла в его сторону руку. Зачем ты встреваешь? Тут уже не твое дело, больше нет, оно тебя не касается. Это новая ситуация, и ты хорошо это понимаешь.
Подставной перевел взгляд с нашей коллеги на меня.
Тебя подставили, сказал я.
Ты в этом участия не принимаешь, сказала наша коллега.
Я не принимаю участия?
Нет.
Когда меня подставляют?
Если тебя и подставляют, то не ты, ты просто подставной.
Козел отпущения?
Наша коллега отвернулась от него и сказала мне, Это порицание, не исключение. Ты разговариваешь так, словно владеешь какой-то тайной, а это само по себе позиция, как мы уже установили. Определенно позиция, и позиция, которой мы оправдать не можем, не можем, мы и все коллеги, да, с которыми ты знаком, которые тебе доверяли, как доверяла я, все, которые сопутствовали тебе во всех наиболее рискованных случаях, трудных, опасных, где решения должны приниматься быстро, и они никогда не рассуждали, что тебе нельзя доверять, и все-таки, мы не можем оправдать такую позицию.
И потому доверие на меня больше возлагаться не будет?
Это серьезный вопрос, отнесись к нему серьезно, если он затрагивает доверие, ничего серьезнее быть не может
Я чувствую себя оскорбленным.
Да.
Если дело в чем-то другом, в чем.
Ни в чем другом.
Я посмотрел на других. И сказал, Такие вопросы обсуждаются во время ночных совещаний, теоретически.
Наша коллега улыбнулась. Теоретически.
Да.
Однако приводились аргументы, и я их приводила, тебе тоже, что никакой тайны нет, да тайны и быть не может, разве только придуманная. Я аргументировала, что такие, как мы, все мы, я ты, все другие коллеги, никогда не должны занимать такую позицию. Я приводила их последовательно.
Как и я приводил аргументы.
Да.
Да? Может меня обвиняют в противоположном, нет, не так, может признали виновным по такому пункту, который я выдвигал против других, считал других такими виновными. Другие мои коллеги должны признать это и согласиться.
Пожилой человек, который стоял на задах, у двери, окликнул меня, Ты ожесточен.
Я ожесточен. Это чем же я ожесточен. С нами случалось всякое и со мной случалось, давайте уж я и за это отвечу, видите, у нас нет ни вина, ни сигарет.
У меня сигареты есть, сказал пожилой.
Пусть говорит, сказала наша коллега.
Я не Бог, сказал я. Если я нахожусь в этом месте и случается такая вещь, не вините меня за нее, это бесцельно, не я произвел ее на свет. Пыль у меня в еде, так может обвинить меня в том, что дождь не идет, и если эти индивидуальные люди здесь, как и я, так они здесь не от меня, я их не приглашал. Я не понимаю, зачем все это может быть необходимо
Ты тут командуешь, сказала наша коллега.
Меня исключили.
Ты так думаешь? Нравственные вопросы они также и личные. Что?
Я ничего не говорю.
Ты посмотрел на меня.
Я посмотрел на тебя, да, ты рассуждала, а я на тебя смотрел.
И ничего не говоришь.
Это операция, а сейчас у нас разбирательство, что я должен сказать, если ты тут командуешь. Мы разделяли и более трудные ситуации.
Да, как и другие в этой комнате.
А теперь это против меня, да, может я сделал что-то, что, и никто не может сказать, а если никто не может сказать, к чему все это, заслужено ли это разбирательство, разве к этим разбирательствам привела ситуация, нет, я так не думаю, никакой ситуации нет, я не командовал, это не ошибка, а если командовал, так объясните мне, но никто ничего объяснить не может, значит дело не в этом. Да, я могу почувствовать ожесточение. И раздражение.
Гнев, сказала наша коллега.
Гнев. Да.
Он неуместен.
Может и неуместен, нет, я так не думаю. Когда мои мысли здесь, как сейчас, я осознаю себя, также физически, но избавиться сам от себя не могу, это невозможно. Я чувствую гнев, он оправдан, к чему он может привести, в такое время дня, от такого, как я.
Но не подобным образом, сказала она.
Подобным образом. Если у тебя больше опыта, скажи.
Больше, сказала она.
Люди умирают молодыми, совсем. Мы не производим оценок.
Некоторые производят.
Некоторые не способны принять установленный факт.
Так ты установил факт? сказала она.
Некоторые не способны его принять. Я думал объяснить его. Тебе тоже. Мы говорили об этом, говорили вдвоем, делали это множество раз, делясь.
Да.
Но я сразу же слышал отрицание.
Это дела давние.
Давние?
А какими еще они могут быть, никакими.
И это ты мне так говоришь? Как будто был выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71