Дорога была едва заметной, почти заросшей той свеже-зеленой травой, которую практически невозможно встретить в городе. Ноги приятно щекотал разогретый жарким июльским солнцем песок. В воздухе носились стрекозы. Меж деревьев, сквозь высокую луговую траву, пахнущую медом, летом и свежей земляникой, весело поблескивала изгибами речка. Квакали лягушки.
– Как приятно, оказываются, могут орать лягушки! – удивилась Софья.
– А ты еще дольше в городе посиди, – засмеялся Иван, – тебе не только лягушка, но и ворона соловьем покажется.
День пролетел незаметно. Они гуляли по лесу (не особо далеко, так, чтобы не заблудиться), купались в речке, загорали в густой траве. Софья даже уснула, пригревшись на солнышке. Поспала, правда, недолго. Разбудил Иван, во время заметивший, как нежная кожа жены начала покрываться легкой краснотой.
Это был один из самых лучших дней в их жизни. Проголодавшись (а на свежем воздухе нельзя не проголодаться), они вернулись в избушку к бабке. Несколько пирожков, выданных ею с утра, закончились еще тогда же, утром. Есть хотелось зверски. Ребята пожалели, что не догадались захватить с собой какой-нибудь снеди. А объедать бедную старушку было как-то неудобно.
Иван начал вспоминать, не встречалось ли им где-нибудь по дороге какое-нибудь кафе или хотя бы продовольственный магазин. Вспомнил – встречались, но почти перед самым выездом из города, то есть километров как минимум за сто отсюда, а то и за все сто пятьдесят. По пути, правда, попадались отдельные коробейники, выезжающие прямо на трассу, чтобы продать своей нехитрый товар, но Иван сомневался, что они остаются там до глубокого вечера. С другой стороны, даже несмотря на голод, лопать одну сгущенку, закусывая ее медом, тоже не хотелось. Как поняли ребята, по близости располагался завод по производству сгущенки, и именно это определяло представленный у местных коробейников ассортимент. Софья, правда, вспомнила, что где-то на трассе им попадались еще бабушки с ведрами картошки и яблоками, но вот где именно это было – неизвестно. В конце концов, Иван предложил не расстраиваться и просто спросить у бабки, где тут находиться ближайший магазин и до которого часа он работает. Местная магазея, предположили ребята, вероятно, уже была закрыта, а вот в ближайшем райцентре, похоже, можно было чем-нибудь поживиться. Уж чипсы с колой купить точно можно было, потому что их продают везде, всегда и в любую погоду.
Как оказалось, ребята переживали зря. Старушка, давно уже переделавшая все свои старушечьи дела, поджидала их у калитки, обмахиваясь от тягучей июньской жары легким батистовым платочком. День уже почти сошел на нет, запели первые вечерние птицы, основная жара уже почти спала, но на улице все равно было душно. В воздухе плыл удушливый запах вечерних цветов и свежескошенного сена. На покрытом белой скатертью столе в саду за домом стояла крынка молока, дымилась свежесваренная молодая картошка, посыпанная мелкой зеленью укропа. В небольшой железной миске плавало полурастопленное масло. Рядом горкой на тарелке были насыпаны блины. Старушка, не слушая возражений ребят, пригласила к столу. Стояла привезенная ребятами из города в качестве гостинца бутылка «Абсолюта». От водки, впрочем, отказались. Слишком уж хорош был день, чтобы портить его окончание алкоголем. Да и жара стояла совершенно не подходящая для такого крепкого напитка. После недолгого голосования единогласно решили ограничиться свежим молоком.
Вечер плотной пеленой опустился на деревню. Раскрасил огоньками окна домов, скрыл цветы, спрятал дорожки. В лесу заухали филины и запели соловьи, а может и не филины, и не соловьи вовсе, а какие-то другие птицы. Где-то вдалеке лаяли собаки. Скрипели запираемые на ночь ворота. Кое-где ревела скотина. Деревня жила своей обычной деревенской жизнью, провожая один день и готовясь к встрече другого.
Софья помогла старушке убрать со стола. В старом, скрипучем умывальнике вымыли посуду. Стол покрыли плотной клеенкой – от росы. Для обряда отправились в дом.
Домик оказался маленьким, но на удивление уютным. Пахло травой, побелкой, свежевымытыми досчатыми некрашеными полами и испеченным хлебом. В углу висели иконы, заботливо украшенные ослепительно белыми вышитыми полотенцами. На стенах – старые пожелтевшие фотографии в рамочках и какие-то (такие же древние, как и фотографии) лубочные картинки с пухлощекими младенцами, волоокими красавицами и прекрасными кораблями, плывущими по неестественно-синему морю в далекие страны. За цветастой ширмой пряталась огромная деревенская белобокая печь.
– На ней и переночуете, – сразу уточнила старушка. – А я в горнице лягу.
Зажгли лампаду. Старушка помолилась. Ребята из вежливости молчали: ни в Бога, ни в черта они не верили. Попытались помолиться – не получилось: может быть, оттого, что не верили, может быть, потому что ни одной молитвы толком не знали. Так и стояли, пряча зевоту. Больше всего им хотелось спать, хотя, если вспомнить о цели визита… Вспомнили и на всякий случай опять принялись молится, пытаясь вспомнить где-то когда-то слышанные слова. В голове крутилось «Отче наш, иже еси…», а дальше – пустота. Помнилось, что вроде бы «на небеси», но что именно должно происходить на этих самых «небеси», как назло, забыли. А тут еще бабка, как назло, бубнила себе под нос. Можно было, конечно, попросить говорить погромче и повнятней, но неудобно как-то. Да и бабка, подумалось, может обидится: они вообще странные, эти бабки. Так и стояли, рассматривая картинки на стене и усиленно сдерживая зевоту. Организм, дорвавшийся наконец-то до свежего воздуха и нормальной еды, требовал здорового сна. Цель, с которой они сюда прибыли, впрочем, была важнее, организму было сказано заткнуться и вести себя нормально. Сон ему, впрочем, пообещали, самый что ни на есть здоровый, но попозже. На том и порешили.
Молитву старуха читала сосредоточено, монотонно и ужасно долго. К счастью, все на этом свете имеет свойство заканчиваться, в том числе и долгие молитвы деревенских старух. Ребята не успели даже как следует задремать (по-солдатски, с широко открытыми глазами), как молитва закончилась, старуха, тяжело кряхтя, поднялась и, почти не глядя на ребят отправилась куда-то за печку, за цветастую ситцевую ширму. Иван с Софьей переглянулись: не понятно, то ли нужно было пойти за ней (но тогда что им всем делать в узком закутке?), то ли оставаться на месте, а если оставаться, то что делать? Просто стоять? Или можно присесть? Или нужно вообще отправляться ложиться спать? По обоюдному молчаливому согласию решили подождать: в древне, конечно, было хорошо, но они же приехали сюда не просто отдыхать.
Бабка вернулась минут через десять, тяжело волоча за собой средних размеров кованый старинный сундук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Как приятно, оказываются, могут орать лягушки! – удивилась Софья.
– А ты еще дольше в городе посиди, – засмеялся Иван, – тебе не только лягушка, но и ворона соловьем покажется.
День пролетел незаметно. Они гуляли по лесу (не особо далеко, так, чтобы не заблудиться), купались в речке, загорали в густой траве. Софья даже уснула, пригревшись на солнышке. Поспала, правда, недолго. Разбудил Иван, во время заметивший, как нежная кожа жены начала покрываться легкой краснотой.
Это был один из самых лучших дней в их жизни. Проголодавшись (а на свежем воздухе нельзя не проголодаться), они вернулись в избушку к бабке. Несколько пирожков, выданных ею с утра, закончились еще тогда же, утром. Есть хотелось зверски. Ребята пожалели, что не догадались захватить с собой какой-нибудь снеди. А объедать бедную старушку было как-то неудобно.
Иван начал вспоминать, не встречалось ли им где-нибудь по дороге какое-нибудь кафе или хотя бы продовольственный магазин. Вспомнил – встречались, но почти перед самым выездом из города, то есть километров как минимум за сто отсюда, а то и за все сто пятьдесят. По пути, правда, попадались отдельные коробейники, выезжающие прямо на трассу, чтобы продать своей нехитрый товар, но Иван сомневался, что они остаются там до глубокого вечера. С другой стороны, даже несмотря на голод, лопать одну сгущенку, закусывая ее медом, тоже не хотелось. Как поняли ребята, по близости располагался завод по производству сгущенки, и именно это определяло представленный у местных коробейников ассортимент. Софья, правда, вспомнила, что где-то на трассе им попадались еще бабушки с ведрами картошки и яблоками, но вот где именно это было – неизвестно. В конце концов, Иван предложил не расстраиваться и просто спросить у бабки, где тут находиться ближайший магазин и до которого часа он работает. Местная магазея, предположили ребята, вероятно, уже была закрыта, а вот в ближайшем райцентре, похоже, можно было чем-нибудь поживиться. Уж чипсы с колой купить точно можно было, потому что их продают везде, всегда и в любую погоду.
Как оказалось, ребята переживали зря. Старушка, давно уже переделавшая все свои старушечьи дела, поджидала их у калитки, обмахиваясь от тягучей июньской жары легким батистовым платочком. День уже почти сошел на нет, запели первые вечерние птицы, основная жара уже почти спала, но на улице все равно было душно. В воздухе плыл удушливый запах вечерних цветов и свежескошенного сена. На покрытом белой скатертью столе в саду за домом стояла крынка молока, дымилась свежесваренная молодая картошка, посыпанная мелкой зеленью укропа. В небольшой железной миске плавало полурастопленное масло. Рядом горкой на тарелке были насыпаны блины. Старушка, не слушая возражений ребят, пригласила к столу. Стояла привезенная ребятами из города в качестве гостинца бутылка «Абсолюта». От водки, впрочем, отказались. Слишком уж хорош был день, чтобы портить его окончание алкоголем. Да и жара стояла совершенно не подходящая для такого крепкого напитка. После недолгого голосования единогласно решили ограничиться свежим молоком.
Вечер плотной пеленой опустился на деревню. Раскрасил огоньками окна домов, скрыл цветы, спрятал дорожки. В лесу заухали филины и запели соловьи, а может и не филины, и не соловьи вовсе, а какие-то другие птицы. Где-то вдалеке лаяли собаки. Скрипели запираемые на ночь ворота. Кое-где ревела скотина. Деревня жила своей обычной деревенской жизнью, провожая один день и готовясь к встрече другого.
Софья помогла старушке убрать со стола. В старом, скрипучем умывальнике вымыли посуду. Стол покрыли плотной клеенкой – от росы. Для обряда отправились в дом.
Домик оказался маленьким, но на удивление уютным. Пахло травой, побелкой, свежевымытыми досчатыми некрашеными полами и испеченным хлебом. В углу висели иконы, заботливо украшенные ослепительно белыми вышитыми полотенцами. На стенах – старые пожелтевшие фотографии в рамочках и какие-то (такие же древние, как и фотографии) лубочные картинки с пухлощекими младенцами, волоокими красавицами и прекрасными кораблями, плывущими по неестественно-синему морю в далекие страны. За цветастой ширмой пряталась огромная деревенская белобокая печь.
– На ней и переночуете, – сразу уточнила старушка. – А я в горнице лягу.
Зажгли лампаду. Старушка помолилась. Ребята из вежливости молчали: ни в Бога, ни в черта они не верили. Попытались помолиться – не получилось: может быть, оттого, что не верили, может быть, потому что ни одной молитвы толком не знали. Так и стояли, пряча зевоту. Больше всего им хотелось спать, хотя, если вспомнить о цели визита… Вспомнили и на всякий случай опять принялись молится, пытаясь вспомнить где-то когда-то слышанные слова. В голове крутилось «Отче наш, иже еси…», а дальше – пустота. Помнилось, что вроде бы «на небеси», но что именно должно происходить на этих самых «небеси», как назло, забыли. А тут еще бабка, как назло, бубнила себе под нос. Можно было, конечно, попросить говорить погромче и повнятней, но неудобно как-то. Да и бабка, подумалось, может обидится: они вообще странные, эти бабки. Так и стояли, рассматривая картинки на стене и усиленно сдерживая зевоту. Организм, дорвавшийся наконец-то до свежего воздуха и нормальной еды, требовал здорового сна. Цель, с которой они сюда прибыли, впрочем, была важнее, организму было сказано заткнуться и вести себя нормально. Сон ему, впрочем, пообещали, самый что ни на есть здоровый, но попозже. На том и порешили.
Молитву старуха читала сосредоточено, монотонно и ужасно долго. К счастью, все на этом свете имеет свойство заканчиваться, в том числе и долгие молитвы деревенских старух. Ребята не успели даже как следует задремать (по-солдатски, с широко открытыми глазами), как молитва закончилась, старуха, тяжело кряхтя, поднялась и, почти не глядя на ребят отправилась куда-то за печку, за цветастую ситцевую ширму. Иван с Софьей переглянулись: не понятно, то ли нужно было пойти за ней (но тогда что им всем делать в узком закутке?), то ли оставаться на месте, а если оставаться, то что делать? Просто стоять? Или можно присесть? Или нужно вообще отправляться ложиться спать? По обоюдному молчаливому согласию решили подождать: в древне, конечно, было хорошо, но они же приехали сюда не просто отдыхать.
Бабка вернулась минут через десять, тяжело волоча за собой средних размеров кованый старинный сундук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63