Удивляюсь, как ее не захватили финикийцы еще столетия назад и не построили здесь порт.
– Их не пустили греки, – ответил Неарх. – Мы ведь тоже морской народ, не забывай.
– Египет тут тоже не посторонний, – заметила Мериамон.
– Я мог бы построить здесь город, – сказал Александр.
Он говорил негромко. Люди в лодке разговаривали, не обращая на него внимания, но для Мериамон весь мир внезапно замер. Она заметила, что Нико тоже прислушивается, и черноволосый Крет, и Птолемей, подошедший к ним.
– Я мог бы построить город, – повторил Александр, – здесь, на этом месте, между озером и морем. Ворота во всю Африку, ворота к сокровищам Египта. Египет всегда смотрел внутрь себя из Мемфиса и Фив. Теперь я говорю, что он будет смотреть на весь мир.
Мериамон вцепилась в борт. Корабль слегка покачивался на волнах, но ей казалось, что начался шторм. Тень ее пробудилась, а Сехмет выгнула спину у нее на плече. Боги прислушивались – напряженное внимание наполнило воды и небеса.
Это было не все то, за чем она пришла. Но уже часть. В этом месте, в это время этот новый голос говорил негромко, облекая в слова будущий город.
Это не был голос Александра. Птолемей, солидный невозмутимый Птолемей, твердо стоящий на земле и практически мыслящий, мечтал вслух:
– А здесь стена, и, конечно, надо построить мост между островом и сушей, а чтобы корабли могли найти дорогу, поставить что-нибудь, какой-нибудь знак на скале у края острова. Может быть, башню. Бедую. Белую башню видно издалека. А по ночам на вершине ее свет…
– Город, – сказал Александр, резко и мучительно ясно, – чтобы править миром.
– Мы можем это сделать, – заявил Птолемей. – Кроме всего прочего, царь обязательно должен оставить след в мире, след, который останется на века. Город, заложенный им и названный его именем.
– Александрия, – сказал Александр. – Мне нравится, как это звучит.
– Александрия, – отозвалась Мериамон. Назвала город. Сделала его реальностью.
27
Когда Александр решал что-то сделать, он неумолимо увлекал за собой всех. Окруженный строителями, прибывшими с ним из Мемфиса, он мерил шагами границы будущего города, отмечая каждую точку для будущих работ. Он мог бы спокойно набросать все на папирусе, сидя у себя в шатре; у него было достаточно и писцов, и землемеров, но здесь была аудитория, перед которой можно было выступить.
Разметку вели толченым мелом, а по ней шли землемеры с линейками и колышками. Когда дошли до середины западной стены, дело застопорилось.
– Несите мел! – закричал Александр.
Все смущенно молчали.
– Ну?
Один из строителей прокашлялся.
– Больше нету, – сказал он.
– Почему? – спросил царь.
Снова молчание. Все переминались с ноги на ногу.
– Его не успели приготовить вовремя.
– Да? – сказал Александр. Негромко. Почти ласково.
– Ладно, – вмешался Птолемей, проворный и практичный, – дело-то надо делать. Что у нас есть?
– Вот, – сказал Гефестион, сбрасывая с плеч тюк, который он нес, казалось, так же легко, как свой хитон. Из тюка он достал мешочек, развязал его и высыпал в горсть содержимое – порцию зерна македонского солдата. Гефестион взглянул на любопытных, столпившихся вокруг.
– Поможете?
Все обменялись взглядами. Один улыбнулся, затем другой. Тюки сброшены в плеч, появились мешочки. Вскоре командиры уже строили людей, собирая мешочки и сохраняя бирки. Гефестион с улыбкой наблюдал за этим.
Настроение Александра явно улучшилось. Он улыбнулся своему другу. Тот ответил еще более широкой улыбкой.
Куча зерна росла. Строители смотрели на нее с сомнением, но Диад Фессалиец засмеялся, набрал полную горсть и пошел продолжать свое дело с того места, где остановился.
– Это знамение, – говорила Мериамон, – то, что город Александра был намечен ячменным зерном.
– Добрый знак, – отозвался Нико.
Они сидели у входа шатра Таис. Солнце село совсем недавно, и небо было светлое. Землемеры все еще работали, размечая линию, обозначенную Александром.
– Ты заметил, – спросила Мериамон, – что птицы прилетели клевать зерно только там, где разметка уже сделана? Неотмеченную колышками линию они не трогали.
– Аристандр говорит, что город будет процветать, и люди будут прибывать сюда со всех концов света.
– У него ясный глаз.
– Такой же ясный, как у тебя?
Он только наполовину смеялся над ней. Мериамон смотрела, как цепочка людей медленно движется по краю озера, останавливаясь время от времени, нагибаясь и выпрямляясь. Птолемей был с ними. Он приходил обедать, торопливо поел, снова ушел. Александр, смеясь, крикнул ему вслед:
– Ты еще больше сумасшедший, чем я. Будешь просить этот город себе, когда его построят?
Птолемей ухмыльнулся через плечо:
– Не буду, пока ты им пользуешься. Но когда он тебе надоест…
– Если надоест, чего боги не допустят, если боги это допустят, тогда город твой.
– Твой брат изменился, – сказала Мериамон.
Нико быстро взглянул на нее.
– Почему? Потому что ему нравится это место?
– Да. И не только это место, которое будет городом. Весь Египет. Как если бы… он намерен остаться здесь.
– Ты предсказываешь?
– Надеюсь, нет, – ответила она и добавила, увидев его удивленный взгляд: – Хватит с меня и Александра. Я не хочу отыскивать знаки и знамения для каждого человека в его войске.
– Не думаю, что у тебя был выбор.
Она поднялась с огромным достоинством.
– Я устала. Я иду спать.
Он отпустил ее без возражений. Мериамон удивилась. Пока не услышала, что он идет за ней. Так, он, значит, собрался загнать ее в угол. Мериамон подавила вздох.
Он ничего не говорил, пока она зажигала лампы, просто стоял у входа. На руках он держал Сехмет, которая для него, как всегда, нежно мурлыкала. «Если бы она могла быть чьей-нибудь кошкой, – подумала Мериамон, – она была бы кошкой Нико».
Постель была приготовлена уже давно и обрызгана настоем ароматных трав. Чувствовалась рука Филинны. Была и вода для мытья, и баночка крема, чтобы снять краски с лица.
Впервые ей пришлось делать это на глазах Нико. Она чуть было не приказала ему уйти, но не сделала этого. Вместо этого открыла баночку и стала аккуратно стирать коль, и малахит, и лазуритовую пудру. Она не всегда пользовалась бронзовым зеркалом, но сегодня взяла его. Оно было защитой от злых чар.
Он забрал зеркало из ее рук и держал его перед ней. Она не смотрела на него. Она сосредоточилась на своем отражении, хотя едва его видела. Вот краска. Вот коль. Их уже нет, стерты, исчезли.
Если бы она могла стереть себя, стать ничем, никаких богов, никаких судеб, никаких предсказаний…
– Мериамон!
Ее имя. Ее суть. Его серые глаза смотрят на нее, а в них что-то вроде страха.
– Не уходи так, – сказал он.
Зеркало исчезло. Она держала его руки. Или он ее.
– В тебе нет ни капли магической силы, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Их не пустили греки, – ответил Неарх. – Мы ведь тоже морской народ, не забывай.
– Египет тут тоже не посторонний, – заметила Мериамон.
– Я мог бы построить здесь город, – сказал Александр.
Он говорил негромко. Люди в лодке разговаривали, не обращая на него внимания, но для Мериамон весь мир внезапно замер. Она заметила, что Нико тоже прислушивается, и черноволосый Крет, и Птолемей, подошедший к ним.
– Я мог бы построить город, – повторил Александр, – здесь, на этом месте, между озером и морем. Ворота во всю Африку, ворота к сокровищам Египта. Египет всегда смотрел внутрь себя из Мемфиса и Фив. Теперь я говорю, что он будет смотреть на весь мир.
Мериамон вцепилась в борт. Корабль слегка покачивался на волнах, но ей казалось, что начался шторм. Тень ее пробудилась, а Сехмет выгнула спину у нее на плече. Боги прислушивались – напряженное внимание наполнило воды и небеса.
Это было не все то, за чем она пришла. Но уже часть. В этом месте, в это время этот новый голос говорил негромко, облекая в слова будущий город.
Это не был голос Александра. Птолемей, солидный невозмутимый Птолемей, твердо стоящий на земле и практически мыслящий, мечтал вслух:
– А здесь стена, и, конечно, надо построить мост между островом и сушей, а чтобы корабли могли найти дорогу, поставить что-нибудь, какой-нибудь знак на скале у края острова. Может быть, башню. Бедую. Белую башню видно издалека. А по ночам на вершине ее свет…
– Город, – сказал Александр, резко и мучительно ясно, – чтобы править миром.
– Мы можем это сделать, – заявил Птолемей. – Кроме всего прочего, царь обязательно должен оставить след в мире, след, который останется на века. Город, заложенный им и названный его именем.
– Александрия, – сказал Александр. – Мне нравится, как это звучит.
– Александрия, – отозвалась Мериамон. Назвала город. Сделала его реальностью.
27
Когда Александр решал что-то сделать, он неумолимо увлекал за собой всех. Окруженный строителями, прибывшими с ним из Мемфиса, он мерил шагами границы будущего города, отмечая каждую точку для будущих работ. Он мог бы спокойно набросать все на папирусе, сидя у себя в шатре; у него было достаточно и писцов, и землемеров, но здесь была аудитория, перед которой можно было выступить.
Разметку вели толченым мелом, а по ней шли землемеры с линейками и колышками. Когда дошли до середины западной стены, дело застопорилось.
– Несите мел! – закричал Александр.
Все смущенно молчали.
– Ну?
Один из строителей прокашлялся.
– Больше нету, – сказал он.
– Почему? – спросил царь.
Снова молчание. Все переминались с ноги на ногу.
– Его не успели приготовить вовремя.
– Да? – сказал Александр. Негромко. Почти ласково.
– Ладно, – вмешался Птолемей, проворный и практичный, – дело-то надо делать. Что у нас есть?
– Вот, – сказал Гефестион, сбрасывая с плеч тюк, который он нес, казалось, так же легко, как свой хитон. Из тюка он достал мешочек, развязал его и высыпал в горсть содержимое – порцию зерна македонского солдата. Гефестион взглянул на любопытных, столпившихся вокруг.
– Поможете?
Все обменялись взглядами. Один улыбнулся, затем другой. Тюки сброшены в плеч, появились мешочки. Вскоре командиры уже строили людей, собирая мешочки и сохраняя бирки. Гефестион с улыбкой наблюдал за этим.
Настроение Александра явно улучшилось. Он улыбнулся своему другу. Тот ответил еще более широкой улыбкой.
Куча зерна росла. Строители смотрели на нее с сомнением, но Диад Фессалиец засмеялся, набрал полную горсть и пошел продолжать свое дело с того места, где остановился.
– Это знамение, – говорила Мериамон, – то, что город Александра был намечен ячменным зерном.
– Добрый знак, – отозвался Нико.
Они сидели у входа шатра Таис. Солнце село совсем недавно, и небо было светлое. Землемеры все еще работали, размечая линию, обозначенную Александром.
– Ты заметил, – спросила Мериамон, – что птицы прилетели клевать зерно только там, где разметка уже сделана? Неотмеченную колышками линию они не трогали.
– Аристандр говорит, что город будет процветать, и люди будут прибывать сюда со всех концов света.
– У него ясный глаз.
– Такой же ясный, как у тебя?
Он только наполовину смеялся над ней. Мериамон смотрела, как цепочка людей медленно движется по краю озера, останавливаясь время от времени, нагибаясь и выпрямляясь. Птолемей был с ними. Он приходил обедать, торопливо поел, снова ушел. Александр, смеясь, крикнул ему вслед:
– Ты еще больше сумасшедший, чем я. Будешь просить этот город себе, когда его построят?
Птолемей ухмыльнулся через плечо:
– Не буду, пока ты им пользуешься. Но когда он тебе надоест…
– Если надоест, чего боги не допустят, если боги это допустят, тогда город твой.
– Твой брат изменился, – сказала Мериамон.
Нико быстро взглянул на нее.
– Почему? Потому что ему нравится это место?
– Да. И не только это место, которое будет городом. Весь Египет. Как если бы… он намерен остаться здесь.
– Ты предсказываешь?
– Надеюсь, нет, – ответила она и добавила, увидев его удивленный взгляд: – Хватит с меня и Александра. Я не хочу отыскивать знаки и знамения для каждого человека в его войске.
– Не думаю, что у тебя был выбор.
Она поднялась с огромным достоинством.
– Я устала. Я иду спать.
Он отпустил ее без возражений. Мериамон удивилась. Пока не услышала, что он идет за ней. Так, он, значит, собрался загнать ее в угол. Мериамон подавила вздох.
Он ничего не говорил, пока она зажигала лампы, просто стоял у входа. На руках он держал Сехмет, которая для него, как всегда, нежно мурлыкала. «Если бы она могла быть чьей-нибудь кошкой, – подумала Мериамон, – она была бы кошкой Нико».
Постель была приготовлена уже давно и обрызгана настоем ароматных трав. Чувствовалась рука Филинны. Была и вода для мытья, и баночка крема, чтобы снять краски с лица.
Впервые ей пришлось делать это на глазах Нико. Она чуть было не приказала ему уйти, но не сделала этого. Вместо этого открыла баночку и стала аккуратно стирать коль, и малахит, и лазуритовую пудру. Она не всегда пользовалась бронзовым зеркалом, но сегодня взяла его. Оно было защитой от злых чар.
Он забрал зеркало из ее рук и держал его перед ней. Она не смотрела на него. Она сосредоточилась на своем отражении, хотя едва его видела. Вот краска. Вот коль. Их уже нет, стерты, исчезли.
Если бы она могла стереть себя, стать ничем, никаких богов, никаких судеб, никаких предсказаний…
– Мериамон!
Ее имя. Ее суть. Его серые глаза смотрят на нее, а в них что-то вроде страха.
– Не уходи так, – сказал он.
Зеркало исчезло. Она держала его руки. Или он ее.
– В тебе нет ни капли магической силы, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99