– Хвастун же он был, – заметил Александр. Мериамон запретила себе рассердиться.
– Он рассказал, что сделал и кто был. Разве ты бы так не сделал?
– Я бы обошелся меньшим количеством слов, но сделал бы больше дел, – ответил Александр.
Мериамон через силу улыбнулась.
– Конечно, но ты же варвар с самой окраины мира.
Он рассмеялся, потом вдруг посерьезнел.
– Да, такой уж я есть. – Он резко поднялся с ложа. Люди смотрели удивленно. Некоторые – персы и один или двое египтян – стали подниматься тоже. Александр махнул рукой, чтобы они сели. – Пошли со мной, – сказал он Мериамон.
За ними пошел только один стражник и пес Перитас, вскочивший с изножия ложа. Мериамон шла молча. Так же и Александр. Он вел ее по таким знакомым ей переходам и через дворы, которые она помнила с давних времен. Воспоминания были и горькими, и сладкими: аромат духов ее матери, голос ее отца.
Он привел ее в комнату, которая прежде, кажется, была гардеробной, она точно не помнила. На стенах был нарисован лес из пальм и папирусов, крадущиеся по нему охотники с луками и копьями, улетающая стая спугнутых гусей. В комнате были разложены одеяния, такие знакомые, что она какое-то мгновение не могла войти.
Александр схватил ее за руку. Она и не заметила, что качается.
– Тебе плохо? – спросил он с неожиданной заботой.
– Нет, – выдавила она из себя, потом, собравшись с силами, добавила: – Нет, просто… я слишком многое вспомнила.
– Вот оно что, – сказал он. – Я не подумал. Может быть, тебе лучше…
Она покачала головой.
– Все в порядке. Что ты хотел показать мне?
Александр не обиделся на ее слова, хотя они прозвучали резче, чем она хотела. Он подошел к столу, где были разложены регалии Великого Дома, и взял накладную бороду.
– Ты можешь себе представить, чтобы я надел это?
Она взглянула. Действительно, нелепо, она не смогла отрицать это: синий, заплетенный в косички хвост на шнурке.
– Ты же надеваешь гирлянды на праздниках, – сказала она. – Они выглядят не лучше.
– Они греческие.
– А это нет. – Мериамон потрогала льняное одеяние с негнущимися складками. От густой вышивки оно было твердое, как латы. Она не решилась взять в руки короны: высокую и суживающуюся кверху корону Белого царства и похожую на шлем, спереди пониже, сзади выше, корону Красного царства.
У него таких предрассудков не было. Александр взял их, повертел, рассматривая, провел пальцем по изгибу соединяющего их золотого язычка, сказал:
– Я знаю, кем ты хочешь меня сделать. Египтянином. Но я не египтянин. Я родился и вырос македонцем. Все это и все то, что оно значит, не для такого царя, как я. Там, откуда я пришел, со всем этим проще. Мы не соблюдаем таких церемоний, каких хотят от меня ваши жрецы.
– Ты отказываешься от этого?
Она имела в виду не церемонии. Судя по его ответу, он понял. Он заговорил медленно:
– Нет. Но… надо как-то по-другому. Ты понимаешь?
– Так было многие тысячи лет.
– И еще тысячи до того. – Он не улыбался. – Я знаю, какая древняя эта страна. Но я-то новый. Если ваши боги хотят, чтобы я правил здесь, они хотят, чтобы я правил по-новому, иначе они никогда не допустили бы того, чтобы я вырос в Македонии.
– Ты же будешь проводить свои греческие игры и праздники так, как принято у вашего народа, – сказала она. – Неужели так ужасно, если тебе придется короноваться так, как принято в Египте, в Великом Доме Египта?
Александр задумался. Пока он размышлял, Перитас, обнюхав все углы, вернулся и уселся рядом. Александр положил короны на место и рассеянно потрепал уши собаки, хмуро глядя на стол и на то, что на нем лежало.
– Существуют вежливость, – заговорил он наконец, – и политика. Мне нравится ваш народ. Конечно, он странный, этого нельзя отрицать, и такой же старый, как здешняя земля; иногда я даже сомневаюсь, есть ли здесь что-нибудь молодое. Но они умеют смеяться.
– Иногда только смех может сделать жизнь сносной.
Александр быстро взглянул на нее. Он все еще хмурился, но уже задумчиво, а не раздраженно. Он взял посох и плеть, взмахнул золочеными ремешками. Они щелкнули друг о друга, негромко, но отчетливо.
– Это для повелителя людей, – сказала Мериамон, – а это для пастыря. Чтобы охранять и вести; для правосудия и для милосердия.
– Так мне говорили и жрецы, – ответил Александр. – Они также сказали, что я могу короноваться боевым шлемом, если захочу: Кес… Кеп…
– Кепереш.
– Кеперос.
– Кепереш.
Александр не мог выговорить правильно.
– Звучит по-персидски, – сказал он. – Можно просто вывихнуть челюсть.
– Это не по-персидски, – обиделась она. – Ничего похожего на персидский.
Он улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.
– Ты же знаешь, что я совсем не собирался тебя обижать. Но как вы можете выговаривать эти с… ст… – Он замотал головой, как будто это движение помогло бы ему развязать язык. – Но зато персы не умеют выговаривать мое имя.
– Неужели, Александр? – спросила она достаточно покладисто. – Неужели ты будешь носить Кепереш, если две короны тебе так не по вкусу?
– Я думал об этом, – ответил он. – В конце концов я солдат, и я пришел с армией. Но и это неправильно. Вот что странно, а это, – он ткнул пальцем в фальшивую бороду, – нелепо, но я же не воюю с Египтом, а Египет не воюет со мной. Войн уже достаточно. Я хочу установить здесь мир.
– Египетский мир? Или македонский? Александр помолчал, потом снова нахмурился.
Она почти видела ход его мыслей.
– Мои военачальники скажут, что это одно и то же. Что мир будет моим миром, а это значит македонским. Так сказал бы и Аристотель. Он учил меня, что только греки созданы свободными. Варвары – рабы от природы. Но когда я познакомился с этими варварами – даже с персами, – я засомневался в этом. Аристотель мудрец, но он не видел того, что видел я.
– Мы никогда не были рабами, – возразила Мериамон, – только у персов. Но мы боролись, как могли.
– Значит, так, – сказал Александр. Теперь он полностью повернулся к ней, держа в руках посох и плеть. Лицо его осветилось каким-то новым светом. – Вот в чем главное. Они отняли у вас свободу. Сделали вас рабами.
– Тебе понадобилось так много времени, чтобы понять это?
– Я должен был увидеть сам. Когда тебе говорят, этого недостаточно. Вы проиграли войну. И не одну. Цена оказалась высокой, но цена всегда такова, если дело доходит до войны. Это своего рода справедливость. Но то, что вы питали такую глубокую ненависть, и так долго, против тех, кто правил вами достаточно хорошо…
– Они управляли нами.
– Нас вы будете тоже ненавидеть? Ведь мы тоже будем управлять вами.
– Вас мы выбрали сами.
– Да. – Он поднял посох. – Македония – пастушеская страна. Я думаю, мы способны это понять.
Она наклонила голову.
Он взглянул на нее. Взглянул пристально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99