Я князю говорил. Да слух княжеский плох стал.
Ставку князя бригадир услыхал издалека: изящный котильон доносился до биваков. Спустя несколько минут перед глазами Рибаса предстал сказочный городок из веселых малиновых, голубых, желтых шатров и палаток. Справа стояла наблюдательная деревянная вышка, на которой к своему удивлению, бригадир увидел капельмейстера Сарти: под вышкой на скошенном островке среди лебеды и репейника играл оркестр. Рибас, запрокинув голову, крикнул Сарти:
– Вы руководите оркестром на очень высоком уровне!
Сарти захохотал, спустился на землю. Рибас сказал весело:
– Но, дорогой Сарти, по-моему, вы, как Цезарь, делаете сразу несколько дел. И руководите оркестром, и наблюдаете за неприятелем, и даже служите ему отличной мишенью.
Сарти вмиг посерьезнел, поджал губы, сказал:
– Кроме указанных занятий, я сочиняю тут музыку.
– Я бы удивился, если бы это было не так! – воскликнул бригадир. – Минареты Очакова вдохновляют не только Марса в латах, но и Клио с флейтой.
– О, это будет Очаковская симфония! – провозгласил Сарти.
– Уверен, – продолжал подтрунивать Рибас. – Как только вы ее исполните, турки разбегутся из Очакова куда глаза глядят.
Оставив Сарти обдумывать двусмысленный комплимент, бригадир подошел к площадке под натянутой парусиной, где на лавках, покрытых бархатом, восседали штаб-офицеры, дамы, генералитет, сновали слуги, курьеры и аромат пудры, душистой воды смешивался с табачным дымом. Потемкина тут не было. Базиль Попов обнял Рибаса, шепнул:
– Вы не вовремя. Никаких советов князю. Сыт по горло.
Статный Рибопьер подтвердил:
– Светлейший не в духе. Кутузова выгнал. Меня отчитал ни за что.
– Бокал вина бригадиру! – объявил Бюлер, останавливая слугу.
Рибас молча выпил.
– Лучший тост с утра, – сказал Попов.
По углам этой импровизированной гостиной стояли мраморные изваяния обнаженных богинь. Столы с закусками и фруктами чередовались с ломберными. На пальме висела обезьяна и бросала на головы проходящих карты. Герой отважных рекогносцировок и успешных вылазок Петр Пален шумно приветствовал Рибаса, предложил тотчас сесть за ломбер, но из голубого в золотых звездах шатра вышла в костюме амазонки наперсница светлейшего Екатерина Долгорукова и обратилась к генералу Максимовичу:
– Полковник, прикажите Сарти повторить котильон.
Генерал Максимович безропотно повиновался. Долгорукова показала всем блюдо с драгоценностями:
– Господа! Среди этих поддельных драгоценностей есть одна настоящая жемчужина. Князь велит вам найти ее. Кто не угадает – будет ухаживать за нашей обезьянкой. А кто попадет в цель – поедет в Петербург курьером о взятии Очакова.
– Я и не заметил, как князь покорил эту крепость! – воскликнул де Линь.
Подходили многие, но сделаться кавалерами обезьянки охотников не находилось.
– Эта задача не для нас, – сказал Базиль.
– Увы, я знал ответ еще поручиком в самнитском полку, – сказал Рибас.
– Спорю, что это не так! – воскликнул Петр Пален.
– Не спешите облегчить свои карманы, – улыбнулся бригадир и подошел к княгине. – Екатерина Дмитриевна изволила сказать, что перед нами поддельные драгоценности, но истинную, блистательную, неотразимую жемчужину видно и невооруженным глазом – ею может быть только сама княгиня.
Присутствующие были разочарованы простотой ответа. Княгиня ушла в шатер. Генералы переговаривались о льстивости итальянцев, которым впору быть кавалерами в салонах, а не командовать флотилией. Тем временем Рибаса позвали в шатер, который оказался двойным и внутри веяло благословенной прохладой. По деревянному вощеному полу катались, покусывая друг друга, две пегие гончие. Потемкин сидел в низком кресле под картиной, на которой Пан играл на свирели.
– Малиновой воды хочешь? – спросил князь, быстро обсмотрев вошедшего.
– Благодарю. Я выпил вина только что.
– С чем пожаловал? Выкладывай, советуй: как штурмовать крепость?
Памятуя наставления Базиля, Рибас развел руками, сказал:
– Мне бы кто посоветовал, как на воде жить и мокрому не быть.
– На сушу хочешь? – Потемкин вздохнул, отпил малиновой воды из кружки. – Где от тебя польза, там и будешь. – Он покопался в шкатулке. – Вот тебе твой «Святой Владимир». Заслужил. Носи. Он за сражение седьмого.
Рибас принял орден, поклонился, а в шатер вбежал встревоженный Рибопьер:
– Ваша светлость, османы вылазку на позиции Суворова затеяли.
– А что же я не слышу?
– Оркестр играет.
– Остановить.
Музыка смолкла – стала слышна ружейная трескотня.
– Какие будут распоряжения? – спросил Рибопьер.
– А разве Суворов их не отогнал?
Пален заглянул в шатер:
– До двух тысяч турок вышло из крепости! Рубятся!
– Коня!
С повозкой лекаря Рибас добрался до батальонов Суворова, где все было кончено. Турки откатились за вал. Генерал-аншеф сидел на походном стуле. Из-под повязки на шее сочилась кровь.
– Опасно ли вы ранены?
– На палец бы пуля в сторону – я с вами не говорил бы сейчас.
Под знойным солнцем на серой земле повсюду лежали убитые в зеленых мундирах.
– Беда, – вздыхал Суворов. – Больше трехсот человек легло. Правильная осада!
К вечеру Рибас перевез генерал-аншефа в Кинбурн на излечение. Потемкин, наконец, решил возвести несколько передовых батарей, и в августе с них подожгли Очаков. В отместку османы предпринимали дерзкие вылазки. Шеф бугского егерского корпуса Михаил Кутузов снова получил ранение в голову. Пуля опять попала в глаз, как и в прошлое крымское ранение. Поскользнулся при строительстве батареи и накололся на собственную шпагу и тут же скончался инженер-полковник Корсаков, и Суворов, забыв на него обиды, писал Рибасу: «Отечество теряет в нем человека редкого» и добавлял о своем здоровье: «Грудь моя болит более всего. Шея медленно заживает».
Из писем жены и Виктора Сулина Рибас знал, что Европа не только ждала, чем кончится дело на Юге, но и пристально следила за событиями на Севере, где вконец разбушевавшийся шведский король Густав III ввел войска в Финляндию, осадил памятный падением с лошади Фридрихсгам и стал писать приглашения на завтрак в Петербурге, объявив миру, что достойно закончит дело Карла XII. Настя писала, что императрица на это заметила:
– Шведский король достойно приведет Швецию к гибели.
Петербургская гвардия на извозчиках отправилась на войну. Флот Густава крейсировал возле Красной горки. Настя писала, что не только слышна стрельба, но в комнатах пахнет порохом.
Конечно, это было преувеличение. Конечно, как писал Виктор, все понимали, что Густав получил от султана изрядный куш, чтобы не допустить эскадру Грейга в Средиземное море. Но Грейг и решил дело: блокировал королевский флот в Свеаборге, а шведские офицеры взбунтовались против своего короля и отвели свои части из-под Фридрихсгама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Ставку князя бригадир услыхал издалека: изящный котильон доносился до биваков. Спустя несколько минут перед глазами Рибаса предстал сказочный городок из веселых малиновых, голубых, желтых шатров и палаток. Справа стояла наблюдательная деревянная вышка, на которой к своему удивлению, бригадир увидел капельмейстера Сарти: под вышкой на скошенном островке среди лебеды и репейника играл оркестр. Рибас, запрокинув голову, крикнул Сарти:
– Вы руководите оркестром на очень высоком уровне!
Сарти захохотал, спустился на землю. Рибас сказал весело:
– Но, дорогой Сарти, по-моему, вы, как Цезарь, делаете сразу несколько дел. И руководите оркестром, и наблюдаете за неприятелем, и даже служите ему отличной мишенью.
Сарти вмиг посерьезнел, поджал губы, сказал:
– Кроме указанных занятий, я сочиняю тут музыку.
– Я бы удивился, если бы это было не так! – воскликнул бригадир. – Минареты Очакова вдохновляют не только Марса в латах, но и Клио с флейтой.
– О, это будет Очаковская симфония! – провозгласил Сарти.
– Уверен, – продолжал подтрунивать Рибас. – Как только вы ее исполните, турки разбегутся из Очакова куда глаза глядят.
Оставив Сарти обдумывать двусмысленный комплимент, бригадир подошел к площадке под натянутой парусиной, где на лавках, покрытых бархатом, восседали штаб-офицеры, дамы, генералитет, сновали слуги, курьеры и аромат пудры, душистой воды смешивался с табачным дымом. Потемкина тут не было. Базиль Попов обнял Рибаса, шепнул:
– Вы не вовремя. Никаких советов князю. Сыт по горло.
Статный Рибопьер подтвердил:
– Светлейший не в духе. Кутузова выгнал. Меня отчитал ни за что.
– Бокал вина бригадиру! – объявил Бюлер, останавливая слугу.
Рибас молча выпил.
– Лучший тост с утра, – сказал Попов.
По углам этой импровизированной гостиной стояли мраморные изваяния обнаженных богинь. Столы с закусками и фруктами чередовались с ломберными. На пальме висела обезьяна и бросала на головы проходящих карты. Герой отважных рекогносцировок и успешных вылазок Петр Пален шумно приветствовал Рибаса, предложил тотчас сесть за ломбер, но из голубого в золотых звездах шатра вышла в костюме амазонки наперсница светлейшего Екатерина Долгорукова и обратилась к генералу Максимовичу:
– Полковник, прикажите Сарти повторить котильон.
Генерал Максимович безропотно повиновался. Долгорукова показала всем блюдо с драгоценностями:
– Господа! Среди этих поддельных драгоценностей есть одна настоящая жемчужина. Князь велит вам найти ее. Кто не угадает – будет ухаживать за нашей обезьянкой. А кто попадет в цель – поедет в Петербург курьером о взятии Очакова.
– Я и не заметил, как князь покорил эту крепость! – воскликнул де Линь.
Подходили многие, но сделаться кавалерами обезьянки охотников не находилось.
– Эта задача не для нас, – сказал Базиль.
– Увы, я знал ответ еще поручиком в самнитском полку, – сказал Рибас.
– Спорю, что это не так! – воскликнул Петр Пален.
– Не спешите облегчить свои карманы, – улыбнулся бригадир и подошел к княгине. – Екатерина Дмитриевна изволила сказать, что перед нами поддельные драгоценности, но истинную, блистательную, неотразимую жемчужину видно и невооруженным глазом – ею может быть только сама княгиня.
Присутствующие были разочарованы простотой ответа. Княгиня ушла в шатер. Генералы переговаривались о льстивости итальянцев, которым впору быть кавалерами в салонах, а не командовать флотилией. Тем временем Рибаса позвали в шатер, который оказался двойным и внутри веяло благословенной прохладой. По деревянному вощеному полу катались, покусывая друг друга, две пегие гончие. Потемкин сидел в низком кресле под картиной, на которой Пан играл на свирели.
– Малиновой воды хочешь? – спросил князь, быстро обсмотрев вошедшего.
– Благодарю. Я выпил вина только что.
– С чем пожаловал? Выкладывай, советуй: как штурмовать крепость?
Памятуя наставления Базиля, Рибас развел руками, сказал:
– Мне бы кто посоветовал, как на воде жить и мокрому не быть.
– На сушу хочешь? – Потемкин вздохнул, отпил малиновой воды из кружки. – Где от тебя польза, там и будешь. – Он покопался в шкатулке. – Вот тебе твой «Святой Владимир». Заслужил. Носи. Он за сражение седьмого.
Рибас принял орден, поклонился, а в шатер вбежал встревоженный Рибопьер:
– Ваша светлость, османы вылазку на позиции Суворова затеяли.
– А что же я не слышу?
– Оркестр играет.
– Остановить.
Музыка смолкла – стала слышна ружейная трескотня.
– Какие будут распоряжения? – спросил Рибопьер.
– А разве Суворов их не отогнал?
Пален заглянул в шатер:
– До двух тысяч турок вышло из крепости! Рубятся!
– Коня!
С повозкой лекаря Рибас добрался до батальонов Суворова, где все было кончено. Турки откатились за вал. Генерал-аншеф сидел на походном стуле. Из-под повязки на шее сочилась кровь.
– Опасно ли вы ранены?
– На палец бы пуля в сторону – я с вами не говорил бы сейчас.
Под знойным солнцем на серой земле повсюду лежали убитые в зеленых мундирах.
– Беда, – вздыхал Суворов. – Больше трехсот человек легло. Правильная осада!
К вечеру Рибас перевез генерал-аншефа в Кинбурн на излечение. Потемкин, наконец, решил возвести несколько передовых батарей, и в августе с них подожгли Очаков. В отместку османы предпринимали дерзкие вылазки. Шеф бугского егерского корпуса Михаил Кутузов снова получил ранение в голову. Пуля опять попала в глаз, как и в прошлое крымское ранение. Поскользнулся при строительстве батареи и накололся на собственную шпагу и тут же скончался инженер-полковник Корсаков, и Суворов, забыв на него обиды, писал Рибасу: «Отечество теряет в нем человека редкого» и добавлял о своем здоровье: «Грудь моя болит более всего. Шея медленно заживает».
Из писем жены и Виктора Сулина Рибас знал, что Европа не только ждала, чем кончится дело на Юге, но и пристально следила за событиями на Севере, где вконец разбушевавшийся шведский король Густав III ввел войска в Финляндию, осадил памятный падением с лошади Фридрихсгам и стал писать приглашения на завтрак в Петербурге, объявив миру, что достойно закончит дело Карла XII. Настя писала, что императрица на это заметила:
– Шведский король достойно приведет Швецию к гибели.
Петербургская гвардия на извозчиках отправилась на войну. Флот Густава крейсировал возле Красной горки. Настя писала, что не только слышна стрельба, но в комнатах пахнет порохом.
Конечно, это было преувеличение. Конечно, как писал Виктор, все понимали, что Густав получил от султана изрядный куш, чтобы не допустить эскадру Грейга в Средиземное море. Но Грейг и решил дело: блокировал королевский флот в Свеаборге, а шведские офицеры взбунтовались против своего короля и отвели свои части из-под Фридрихсгама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170